— Это неправда, — прошептала она. — Тебя волнует то, что происходит в городе, а вовсе не семья. Ты больше уделяешь внимания своей репутации и любви народа к тебе, чем нам.

Слезы полились из глаз Корнелии, и Юлий еще крепче прижал жену к себе. Его привели в смятение слова жены, и он сопротивлялся внутреннему голосу, который говорил, что в них есть доля правды.

— Нет, дорогая, — ответил он, стараясь оставаться спокойным. — Ты важнее, чем все остальное.

Женщина отодвинулась от Юлия, чтобы посмотреть ему в глаза.

— Тогда давай уедем отсюда. Если это правда, забирай свое золото, свою семью и оставь все проблемы здесь. Есть другие земли, где можно поселиться и от которых Рим находится достаточно далеко, чтобы беспокоить нас, где твоя дочь сможет расти без страха. У нее даже сейчас ночные кошмары, Юлий. Я больше беспокоюсь о том, как влияют эти ограничения на маленькую, а не на меня. Если мы так много значим для тебя, давай уедем из Рима.

Цезарь закрыл глаза.

— Ты не можешь… не можешь просить меня об этом, — сказал он, стараясь не встречаться взглядом с женой.

Пока Юлий говорил, Корнелия высвободилась из его объятий, и хотя ему очень хотелось снова ее обнять, он не посмел этого сделать. Ее голос, резкий и громкий, заполнил всю комнату.

— Тогда не говори, что ты заботишься о нас, Юлий. Больше никогда не говори такого! Твой драгоценный город опасен для нас, а ты прячешься за ложью о долге и любви.

Из покрасневших глаз Корнелии опять ручьем полились злые слезы.

Женщина распахнула дверь, прошла мимо двух солдат из Перворожденного, стоявших напротив. Их лица побледнели от того, что они услышали: оба воина, уставившись куда-то в пол, последовали за Корнелией на приличном расстоянии, явно опасаясь спровоцировать ее чем-нибудь.

Юлий, оставшись один в комнате, беспомощно опустился на кушетку.

За три дня, прошедших после суда, они поссорились уже трижды, и на сей раз очень серьезно. Он пришел домой с ощущением триумфа, а когда рассказал обо всем Корнелии, это каким-то образом вызвало настоящий взрыв: жена кричала на него со злостью, какой он никогда от нее не ожидал. Юлий надеялся, что Клодия где-то рядом: только эта женщина могла ее успокоить. Что бы он ни говорил, все только усугубляло ситуацию.

Он угрюмо придумывал убедительные аргументы. Корнелия не понимала смысла его деятельности, и кулаки Цезаря сжались от внезапного раздражения на самого себя. У него достаточно денег, чтобы увезти семью отсюда. Поместье можно продать алчным соседям: он оставит возню в сенате и борьбу за власть другим. Тубрук уедет, и все будет так, словно семья Цезарей никогда не играла значительной роли в великом городе.

На память пришел момент, когда управляющий руками трогал черную землю на поле. В то время Юлий был совсем маленьким мальчиком… Нет, он на своей земле и никогда не покинет ее, как бы ни было ему стыдно перед Корнелией. Когда все враги будут повержены, она поймет, что это были всего лишь проходящие неприятности, и они смогут увидеть, как их дочь растет в мирных объятиях Рима. Если бы только она могла потерпеть… он все уладит в свое время.

Юлий вышел из состояния мрачной задумчивости. Было уже около полудня. Совещание в сенате намечалось на ранний вечер, и ему надо поспешить, чтобы закончить дела с отцом Светония, прежде чем отправляться в город.

Октавиан находился в конюшне: он помогал Тубруку сесть на лошадь. Жеребец, на котором мальчик ездил верхом этим утром, блестел, вычищенный щеткой. Юлий похлопал родственника по плечу. Воспоминание о воодушевлении, которое он ощутил во время прогулки верхом, на мгновение ослабило его злость. С чувством вины Цезарь понял, что рад уехать из поместья, подальше от своей жены.

Земли, принадлежащие отцу Светония, находились ближе к городу, чем владения Цезаря, и на довольно большом участке граничили с ними. Хотя сенатор не имел военной должности, он содержал довольно большое количество стражников, которые заметили двух всадников, лишь только те пересекли границу поместья, а потом сопроводили их к главному зданию с профессиональной осмотрительностью и сноровкой.

Вперед были посланы гонцы, и когда Юлий и Тубрук приблизились к входу в дом, они переглянулись, впечатленные увиденным.

Усадьба, где вырос Светоний, имела площадь в два раза большую, чем унаследовал Юлий. Та же речка, которая питала его собственную землю, протекала и по владениям Пранда, давая растениям пышность и яркость. Вход в усадьбу находился в тени древних сосен, и на дорожке, ведущей к нему, было прохладно от нависающих ветвей.

Тубрук неодобрительно фыркнул.

— Такое место невозможно защитить, — пробормотал он. — Под этими деревьями враг может легко подобраться незамеченным, поэтому необходимы крепкая внешняя стена и ворота. Я смог бы захватить это поместье с двадцатью людьми.

Юлий не ответил.

У него не выходила из головы мысль о собственном доме со свободным пространством вокруг него. Раньше он не понимал, какой след оставило влияние Тубрука — особенно после восстания рабов много лет тому назад. Дом Светония был красив, что составляло разительный контраст с его суровым и ничем не украшенным жилищем. Возможно, Корнелия принимала бы ситуацию легче, если бы строение было меньше похоже на солдатскую казарму.

Они спешились и вошли через покрытую черепицей арку в открытый сад, где слышалось журчание ручейка, прятавшегося за цветущими кустами. Юлий снял с лошади тяжелые мешки и водрузил их себе на плечи. Тубрук подхватил остальные, передав поводья рабам, которые вышли им навстречу. Гостям предложили сесть в маленькой прохладной комнате и подождать.

Юлий устроился поудобнее, не сомневаясь, что сенатор может игнорировать их присутствие большую часть дня. Тубрук подошел к окну, чтобы посмотреть на цветы. Цезарь подумал, что Корнелии могло понравиться, если бы вокруг ее дома тоже росли экзотические растения.

В комнату вошел молодой раб и поклонился гостям.

— Сенатор Пранд ждет вас. Пожалуйста, следуйте за мной.

Тубрук удивленно поднял брови: он не ожидал, что их примут так быстро. Цезарь пожал плечами, и они отправились вслед за рабом в дальнее крыло дома, где слуга открыл им дверь и поклонился, когда они вошли.

Сенатор Пранд и его сын стояли в комнате, больше похожей на храм, чем на место, пригодное для жизни. Богатые, украшенные мрамором стены и пол и даже домашний алтарь, расположенный в дальней стене. В комнате витал легкий аромат благовоний, и Юлий с удовольствием вдыхал его. Без сомнения, его поместье нуждалось в переделках. С каждым шагом он замечал новые интересные детали — от бюстов предков до коллекции греческих и египетских диковин на стене. Это была расчетливая демонстрация богатства, но Юлий рассматривал все с точки зрения необходимых изменений в собственном доме, поэтому основная цель хозяевами не была достигнута.

— Не ожидал тебя увидеть, Цезарь, — начал Пранд.

Юлий оторвался от созерцания обстановки и открыто улыбнулся.

— У тебя очень красивый дом, сенатор. Особенно сад.

Пранд удивленно заморгал, потом нахмурился, вспомнив, что должен быть вежливым.

— Спасибо, трибун. Я много лет потратил на то, чтобы сделать его таким. Но ты так и не сказал, с какой целью посетил мой дом.

Юлий снял с плеча мешок и опустил его на мраморный пол. Раздался звон монет, который ни с чем невозможно было спутать.

— Тебе прекрасно известно, зачем я здесь, сенатор. Я пришел, чтобы выкупить назад землю, которая была продана во время нашего со Светонием заключения.

Юлий посмотрел на молодого человека и увидел на его лице знакомую высокомерную усмешку. Цезарь не стал отвечать на нее, оставаясь невозмутимым. Он должен иметь дело с отцом, а не с сыном.

— Я планировал построить на этой земле дом для моего сына, — начал сенатор.

Юлий перебил его:

— Ты говорил мне. Я принес сумму, которую ты заплатил, и еще четверть сверх того, чтобы компенсировать нарушение ваших планов. Я не стану торговаться с вами насчет своей земли. И больше не сделаю такого предложения, — твердо закончил он, развязывая мешок, чтобы показать золото.