Катон закрыл глаза и потер лоб, сморщив губы.

— Это цена за моего сына, и он должен ее заплатить. Воспользуйся услугами Сульпиция. В Риме немного более умных людей, чем он. Руфий найдет юристов, которые обнаружат прецеденты… У меня нет сомнения, что этот Цезарь хорошо подготовится. Ты послал свой иск в суд?

— Нет, я ждал назначенного числа. Я отправил просьбу претору, но ответа пока не было.

— Вот поэтому, Антонид, тебе и нужен Сульпиций. Встреться с ним и поручи ему это дело. Он обеспечит рассмотрение через месяц или даже раньше. Это его работа, ты же знаешь. Дом вернется к тебе, за что, я надеюсь, ты будешь мне благодарен и признателен.

— Конечно, сенатор. А деньги?..

— Да-да, — раздраженно ответил Катон. — У тебя будут деньги и для суда, и для… других дел. А теперь дай мне отдохнуть. День предстоит долгий и утомительный.

Даже в своем собственном доме он разговаривал с осторожностью, находя удовольствие в конспирации, которая вынуждала его пользоваться услугами таких людей, как Антонид. Он знал, что многие сенаторы считают его болтуном, который ограничивается словесными перепалками со своими врагами и предпочитает резкий ответ решительным действиям. Убийства были занимательным отступлением от его обычных интриг, сенатор находил их организацию весьма увлекательным делом. Обладать возможностью указать на любого человека и велеть лишить его жизни — острое переживание даже для его пресыщенного вкуса.

Когда Антонид ушел, Катон попросил принести холодную салфетку и накрыл ею лицо.

Суд начался, когда небо на востоке Рима только начало светлеть. Ложный рассвет, который будит рабочих и отправляет спать воров и проституток…

Место на Форуме, выделенное для официальных процедур, с ночи было освещено факелами, а на границе, отделенной шеренгой солдат из городских казарм, собралась большая толпа. По прямому приказу претора, наблюдавшего за ходом процесса, их вызвали, чтобы обеспечить порядок в случае непопулярного вердикта суда, который мог бы спровоцировать толпу на попытку бунта.

Скамьи с обеих сторон были также переполнены, что являлось необычным для такого незначительного дела. Многие люди, которых Цезарь знал по сенату, пришли послушать — это помимо тех, кого он и Антонид пригласили специально. Его семья осталась в поместье за пределами Рима. Корнелию и его дочь защищали воины Перворожденного, и еще Юлий не хотел, чтобы Тубрук находился где-нибудь около Антонида или сенаторов, несмотря на уверенность, что его никто не сможет узнать.

Цезарь взглядом нашел Брута во втором ряду. Тот сидел рядом с женщиной. Та подняла голову, чтобы посмотреть на него. Было что-то беспокоящее в ее холодном оценивающем взгляде. Юлия удивило, как женщине удавалось держаться обособленно от толпы, окружающей ее, словно она сидела отдельно от всех остальных. Через какое-то время незнакомка медленно откинулась на спинку скамьи, все еще не отпуская Юлия взглядом. Ее волосы были распущены, и, прежде чем Цезарь решил, что надо усилием воли прервать безмолвный контакт, женщина подняла руку, чтобы заправить локон, упавший на лицо.

Заставив себя расслабиться и сконцентрироваться, Юлий глубоко вздохнул, потом решил мысленно пройтись по всем пунктам тяжбы. Адвокаты подготовили их в течение нескольких недель после того, как суд принял официальное заявление к рассмотрению. Если дело будет рассматриваться справедливо, у него прекрасные шансы выиграть, но, если же хотя бы одному из трех судей заплатили враги, процесс может превратиться в фарс.

Цезарь оглядел толпу: всем было безразлично, что именно поставлено на карту. Люди пришли развлечься красноречием, приветствовать или освистать удачные или провальные моменты дебатов. Юлий надеялся, что многие пришли из-за слухов, которые по его просьбе распространили юристы, что этот суд — не что иное, как процесс в защиту Мария. Среди толпы было много плебеев, продавцов печеной рыбы и свежего хлеба, получивших немалую прибыль, потому что люди долго и терпеливо ждали, когда явятся судьи и претор.

Цезарь опять посмотрел на щиты, которые Александрия успела закончить, и заметил, что многие люди вытягивают шеи, чтобы тоже их увидеть. Они показывали на них пальцами и переговаривались между собой. Только Александрия, Таббик и он сам знали, что находится под толстым слоем ткани. Юлий почувствовал волнение из-за ответственности, которую они взяли на себя.

За его спиной трое нанятых им юристов еще раз просматривали свои записи, склонив головы и тихо переговариваясь. Нанять Квинта Сцеволу, чтобы тот помог ему подготовиться к суду, стоило Юлию два таланта золота, но в Риме было немного людей с лучшей профессиональной репутацией. Столько денег ушло на то, чтобы уговорить его отказаться от мысли уйти в отставку. Несмотря на суставы, изуродованные артритом, ум, светившийся в глазах с тяжелыми веками, оказался очень острым, как Юлию и говорили. Он наблюдал, как Квинт быстро делает какие-то пометки.

Когда Сцевола, задумавшись, поднял голову, их взгляды встретились.

— Нервничаешь? — спросил Квинт, махнув свитком папируса в сторону толпы.

— Немного, — признался Юлий. — Слишком многое поставлено на карту.

— Помни о цене дома. Ты все время упускаешь этот момент.

— Я помню, Квинт. Мы достаточно об этом говорили, — ответил Цезарь.

Пожилой адвокат все больше нравился ему, хотя Квинта не волновало ничего, кроме законов. Ради шутки в первую неделю подготовки к процессу Юлий спросил, что бы сделал Сцевола, если бы один из его сыновей поджег дом в городе. После продолжительных размышлений тот ответил, что не смог бы вести дело, так как закон запрещает вызывать самого себя в качестве свидетеля.

Квинт с очень серьезным выражением лица вложил в руки клиента записи.

— Не бойся консультироваться со мной. Они попытаются заставить говорить, не подумав. Если почувствуешь, что не хватает аргументов, обратись ко мне, я постараюсь помочь. Помнишь отрывок из «Двенадцати таблиц»?

Юлий поморщился.

— То, что мы выучили еще детьми? Да, помню.

Квинт саркастически усмехнулся.

— Может, стоит повторить, чтобы быть уверенным? — непреклонно заметил он.

Юлий открыл рот, чтобы ответить, однако легкий шум в толпе помешал ему.

— Это… судьи и претор, — прошептал один из помощников Сцеволы. — Опоздали всего на час.

Юлий проследил за его взглядом и увидел группу людей, выходивших из здания сената, где они готовились к суду.

Толпа замолчала, когда четыре человека в сопровождении стражников медленно прошли к месту, где должен был состояться суд. Цезарь внимательно вглядывался в их лица. Претора он не знал. Это был невысокий человек с красным лицом и лысой макушкой. Он шел с опущенной головой, словно читая молитву, потом занял свое место на высокой платформе, специально предназначенной для суда. Юлий видел, как претор кивнул центуриону и подал знак судьям, чтобы те заняли свои места рядом с ним.

Вот эти люди были достаточно знакомы Цезарю, и он вздохнул с облегчением — никто из них не принадлежал к фракциям сената. Больше всего Юлий боялся, что судьи будут из сторонников Катона. Его удивило, когда один из них неожиданно улыбнулся ему.

Народный трибун занял место последним, как самый старший из судей. Толпа радостными криками приветствовала своего представителя, и он поднял руку в ответ. Трибуна звали Сервий Пелла: это все, что Юлий о нем знал. У него были седые волосы и близко посаженные глаза, казавшиеся черными в тусклом свете факелов. Цезарь мельком пожалел, что не успел встретиться с этим человеком на одном из заседаний сената, но он отогнал эту мысль прочь. Если его унизят, он потеряет не только дом, который принадлежал Марию, но и значительную часть своего влияния в сенате и в городе. Он не мог сожалеть о тех усилиях, которые предпринял в процессе подготовки к суду. В конце концов Марий заслуживал большего.

Юлий посмотрел туда, где сидел Катон, и встретился с тяжелым взглядом сенатора. Как всегда, рядом с ним сидели Бибилий и Катал. Возле Светония находился его отец. К их лицам словно приклеились высокомерные, презрительные улыбки. Выражения лиц были настолько похожи, что, даже не зная этих людей, можно было с уверенностью предположить: они родственники.