— Я пришел поговорить с хозяином дома, — сообщил Юлий, улыбаясь.

— Советника Антонида нет дома, — осторожно ответил привратник.

Юлий кивнул, так как ожидал подобной новости.

— Тогда придется его подождать. Он должен узнать новость, которую я ему принес.

— Ты пока не можешь войти… — начал человек.

Резким движением Цезарь просунул руку сквозь решетку и схватил привратника; ему приходилось видеть, как это однажды проделал Рений. Раб попытался вырваться, и ему это почти удалось, но пальцы Юлия вцепились в тунику и крепко прижали к прутьям решетки.

— Открой ворота, — приказал Цезарь привратнику, продолжавшему сопротивляться.

— Я не могу, господин!.. Если бы ты знал человека, которому принадлежит дом, тебе и в голову не пришло бы так поступать. Ты умрешь еще до заката, если не отпустишь меня!..

Юлий еще крепче прижал раба к прутьям.

— Я знаю его. Это мой дом. А теперь открой ворота, или я убью тебя.

— Тогда лучше убей, но ты не войдешь, — воскликнул привратник, сопротивляясь изо всех сил.

Он уже набрал в легкие воздуха, чтобы позвать на помощь, и Цезарь усмехнулся, невольно восхищаясь его мужеством. Не говоря больше ни слова, он протянул сквозь решетку другую руку и снял с пояса привратника ключ. Тот задыхался от ярости, а Юлий тихонько свистнул, подавая сигнал своим людям.

— Подержите-ка его и не давайте ему кричать. Мне нужны обе руки, чтобы открыть ворота, — приказал он. — Только не покалечьте. Он храбрый человек.

— Помогите!.. — успел крикнуть привратник, прежде чем тяжелая рука Цирона зажала ему рот.

Юлий вставил ключ в замочную скважину и удовлетворенно улыбнулся, когда замок щелкнул. Он поднял решетку, и ворота распахнулись. Навстречу им во внутренний двор выскочили два стражника: на солнце сверкнули клинки.

Люди Цезаря Юлия моментально обезоружили их. Еще двое стражников обнажили мечи, но сопротивление оказалось бесполезным. Привратник стал пунцовым от ярости, когда увидел это. Он попытался укусить Цирона за руку, за что получил крепкий удар.

— Свяжите их и обыщите дом. Только не проливайте крови, — приказал Цезарь, хладнокровно наблюдая, как его солдаты, разбившись на пары, обыскивают дом, который он так хорошо знал.

Здесь почти ничего не изменилось. Все там же находился фонтан, и сады Антонид оставил в том состоянии, в каком их получил. Юлий увидел то место, где он поцеловал Александрию. Совсем просто было представить, что где-то слышится смех Мария. Цезарь готов был многое отдать в этот момент, чтобы еще раз увидеть его. Память буквально придавила молодого человека внезапной печалью.

Он не узнавал ни одного из рабов или слуг, приведенных его людьми во внутренний дворик. Солдаты делали это очень эффективно. У одного или двух легионеров на лице красовались свежие царапины, полученные во время захвата дома, но Юлий остался доволен тем, что никто из приведенных людей не пострадал даже в такой степени. Если ему повезет выиграть судебное дело и восстановить свое право на дом в качестве живого наследника, немаловажную роль сыграет тот факт, что все прошло мирно. Судьи будут представителями аристократии, и известие о том, что в центре города было устроено кровопролитие, с самого начала настроит их против Цезаря.

Все было сделано быстро и без лишних разговоров. Связанных выставили на улицу: последним оказался привратник. Рот ему заткнули, чтобы он прекратил кричать, но несчастный постоянно фыркал от гнева, пока Цирон выпроваживал его на дорогу. Юлий сам закрыл ворота и замкнул их на ключ, который отобрал у привратника. Прежде чем отвернуться, он подмигнул разгневанной фигуре за оградой.

Его люди выстроились в два ряда по пять человек. Недостаточно, чтобы защитить дом от нападения, и потому первое, что Цезарю необходимо было сделать, это послать пару гонцов в поместье, чтобы они привели пятьдесят его лучших солдат. Все было прекрасно спланировано для начала судебного дела: тот, в чьих руках находится дом, имеет преимущественное право, поэтому Юлий был решительно настроен не терять его, когда вернется Антонид.

В конце концов он послал за подмогой трех самых быстрых солдат, одетых в туники гонцов, которые отыскали в запасниках дома. Больше всего Юлия беспокоило, что они могут заблудиться в незнакомом городе, и он ругал себя за то, что не взял с собой кого-нибудь из поместья, чтобы помочь посланным найти дорогу к мосту через Тибр.

Когда гонцы скрылись из вида, Цезарь повернулся к своим людям и широко улыбнулся.

— Я говорил, что найду вам жилье в Риме, — сказал он.

Солдаты заулыбались.

— Мне нужно, чтобы три человека остались охранять ворота. Их сменят через два часа. Будьте начеку. Антонид очень скоро вернется, я в этом уверен. Предупредите меня, когда он появится.

Брут и Кабера находились в поместье, когда от Юлия прибыли два гонца — третий отстал на несколько миль.

Привыкший командовать Брут быстро собрал пятьдесят человек, и они тут же направились в город. Юлий не мог знать, что такое количество людей не впустят в Рим, поэтому Марк приказал им входить по два-три человека и ждать в каком-нибудь месте, где их не увидят стражники, бывшие глазами римского сената. Последней через ворота проехала телега, полная оружия: ее сопровождали Брут и Кабера, собиравшиеся дать начальнику стражников взятку.

Кабера вынул из телеги кувшин с вином, который присоединили к монетам, и, хитро подмигнув друг другу, они миновали ворота.

— Не знаю, радоваться или приходить в ужас от того, как все легко прошло, — пробормотал Брут, пока Кабера погонял пару быков, запряженных в телегу. — Когда все закончится, я вернусь к стражникам и переговорю с ними. Взятка даже не была достаточно большой…

Кабера хмыкнул.

— Пожалуй, им следовало быть более подозрительными. Нет, мы заплатили достаточно, чтобы подумать о нас как о торговцах вином, которые хотят избежать городского налога. Ты похож на охранника, а обо мне они, возможно, подумали, что я твой состоятельный хозяин.

Брут фыркнул.

— Он принял тебя за возницу. Мне кажется, твое тряпье не слишком похоже на одежду преуспевающего торговца, — ответил он, пока телега двигалась по улицам города.

Кабера, раздраженный ответом, погонял быков и что-то бормотал себе под нос.

Телега полностью блокировала дорогу, по которой ехала, поэтому их продвижение к дому Мария было медленным, хотя Кабера получал истинное удовольствие, ругаясь с встречными возницами и размахивая кулаком перед любым, кто осмеливался перейти им дорогу. Четверо из людей Юлия пристроились за ними, очень довольные, что могут идти вслед за телегой по извилистому лабиринту улиц. Ни Брут, ни Кабера не оглядывались на них. Бруту было интересно, сколько солдат до сих пор блуждают где-то по городу. Но ведь его указания были очень просты. Сам он знал Рим отлично — сказались месяцы службы в казармах Перворожденного и визиты к Сервилии.

Наклонившись словно бы для того, чтобы проверить колеса, Брут с облегчением убедился, что количество людей, которых Юлий хотел видеть, увеличилось до девяти человек. Оставалось надеяться, что они собираются вместе не слишком заметно, иначе к ним быстро присоединятся любопытные римляне, и к старому дому Мария прибудет импровизированная процессия во главе с телегой, что полностью погубит попытку замаскироваться.

Когда они повернули к холму, который он так хорошо помнил, Брут увидел жестикулирующую человека, который кричал на кого-то за воротами. Дорога стала достаточно широкой, и теперь можно было остановиться, не перегораживая путь другому транспорту.

— Вылезай, проверь колеса или еще что-нибудь, — прошипел Марк, обращаясь к Кабере.

Тот неуклюже сполз с телеги и стал бродить вокруг нее, подходя к каждому колесу и приговаривая: «Колесо. Опять колесо».

Человек, который кричал у ворот, похоже, не заметил груженую телегу, остановившуюся совсем рядом. Брут рискнул оглянуться и с удивлением увидел целую толпу людей, собравшихся за его спиной. Что еще хуже, они выстроились по рангу и, несмотря на одежду, выглядели именно теми, кем и были: группой легионеров, притворяющихся горожанами.