— Я ещё поговорю с ней…
— Спасибо, Руперт, но не надо. Девочка потеряла мать, а теперь считает, что я заняла её место. Со временем, я верю, всё наладится.
Однако и через несколько дней ничего не наладилось. Аливия продолжала удивлять всех своими странностями: вставала с восходом и босиком, в каком-то странном мальчишеском костюме выскакивала во двор, где обливалась водой из колодца, слегка повизгивая то ли от удовольствия, то ли от холода, заскакивала в сарай, где переодевалась в сухую одежду, а потом скакала по двору, совершая непонятные движения. Отец сначала хотел запретить ей это безобразие и даже запер дочь в комнате, но Аливия спустилась из окна, едва не свернув шею, слезая со второго этажа. Когда об этом доложили Осторну, тот сперва схватился за сердце, потом за плеть, но когда глянул на насупленную, но упрямо сжимавшую губы девочку, махнул рукой, тем более и Розалия была тут, всячески стараясь защитить Аливию. Но та заступничество не оценила и продолжала игнорировать мачеху, делая вид, что её не существует.
Ещё одна странность — какое-то патологическое стремление к чистоте. За три дня она, пока отец с женой были на какой-то важной встрече в соседнем городке, каким-то образом умудрилась припрячь к работе всех слуг в доме и вместе с ними выскребла его сверху донизу, не забыв обрызгать своим непонятным раствором. Руперт долго нюхал, пытаясь понять что это, а потом заметил, что спать ночью стало намного лучше, поскольку по комнатам перестали ползать мелкие кровососущие твари. Да и в чистой одежде ходить оказалось приятнее. Вилка, с которой сестра не расставалась во время еды, тоже произвела на него впечатление. Потом вернулся отец и долго ходил по дому, узнавая и не узнавая его.
— Этот князь точно сумасшедший, — вынес он вердикт, закончив осмотр. Несколько раз он пытался поговорить с дочерью, убедить её, что этот князь на самом деле плохой, но очень быстро понял, что такие разговоры только заставляют дочь замкнуться в себе и ни на что не реагировать. Потом она запиралась в комнате и что-то старательно, высунув кончик языка, записывала в выпрошенные у брата чистые тетради, в которых обычно вёлся учёт товаров и приход/расход средств. Вот бы удивился Осторн, если бы сумел прочитать русские буквы и разобрал текст, старательно выводимый дочерью: «мама мыла раму», «рама была из дуба».
Аливии ужасно хотелось снова встретиться с Володей, как обычно сидеть с ним вместе по вечерам и слушать потрясающие истории, которые он знал и умел рассказывать. Снова тренироваться с ним, учиться, хотя порой это и доставляло хлопоты. Однако при одном только имени князя отец краснел от ярости. Нечего было и думать, что он отпустит дочь к нему. Девочка это понимала, потому и не просилась… пока.
На седьмой день Аливия спустилась вниз за чернилами, неся в руке пустую бутылочку и тетрадь под мышкой — захватила машинально, так не возвращаться же? В кабинете за столом сидел Руперт, обхватив голову руками и бессмысленным взглядом уставившись в лежавшую на столе бухгалтерскую книгу. Перед ним горело десяток свечей, с которых забыли снять нагар, и теперь тот падал на стол рядом с бумагами, грозя вызвать пожар. Девочка поспешно взяла щипчики и убрала его, потом возмущённо уставилась на брата. Тот очнулся и устало протёр глаза.
— А, это ты, Аливия. Опять за чернилами? Ты их пьёшь, что ли? Ты же знаешь, что отец не одобряет твоих занятий.
— Потому и прихожу по вечерам, — беспечно отозвалась девочка. — А ты тут едва пожар не устроил, между прочим!
— Извини. Но отец прав, эти твои занятия совершенно не подходят девушке.
— А Володя считает, что подходят.
— Опять ты с этим своим Володей. И вообще, если он, как ты говоришь, герцог, так называй его как подобает.
— Самый настоящий! Я и герб видела и приказ императора о производстве его предка в благородные. Их род уже четыреста лет известен.
Руперт оценил. Не всякий благородный в королевстве мог похвалиться таким родом. Двести лет уже — древнейший.
— Видела приказ? И как ты его прочитала?
— Володя меня своему языку учил. Я там не всё поняла, но смысл ясен. А заниматься я всё равно буду, чтобы там ни говорили отец и эта.
Мачеху Аливия упорно называла обезличенным «эта».
— И что ты на Розалию так сердишься, — вздохнул Руперт. — Между прочим, если бы не она, отец давно бы уже прекратил все твои чудачества с прыжками по утрам и письмом. Она уговорила отца дать тебе возможность заниматься тем, чем нравится.
— Подлизывается, — сердито прошептала Аливия и, как обычно, когда разговор заходил о мачехе, поспешно перевела его на другую тему. — А ты чем занимаешься?
Руперт только вздохнул.
— Балансом. С утра сижу с ним, — пожаловался он неожиданно для себя. Никогда раньше ему и в голову не приходило жаловаться Аливии. А сестрёнка и правда повзрослела. — Где-то ошибка, но разве найдёшь… А если вовремя баланс не свести, могут быть проблемы как с гильдией, так и с городским муниципалитетом.
Аливия встала за спиной брата и, вытянув шею, изучила записи.
— А это что за число?
— Пятьсот сорок два.
— А-а-а… а это?
— Сорок. Ты же вроде говорила, что этот твой князь учил тебя считать?
— Ну так он учил так, как принято у него на родине, — растолковала девочка непонятливому брату. — По-нашему он ни писать, ни читать, ни считать не умеет. Точнее не умел. Сейчас у Джерома учится.
— Учится писать и читать? — удивился Руперт. — Зачем это благородному?
— Не знаю. Но он очень много знает. Он меня и математике учил и геометрии и алгебре… правда только начало.
— Алгебре? А что это?
— Ну… тоже что и математика, — тут же нашлась девочка, — только сложнее.
— Понятно, — рассмеялся Руперт. — Может мне поможешь? — шутливо предложил он.
— А давай, — неожиданно загорелась идеей Аливия. — Я всё равно математикой хотела заняться. Давай свою задачку.
Делать было всё равно нечего, и ясно, что ошибку сейчас найти будет невозможно просто из-за усталости, Руперт согласился. Завтра всё равно придётся приглашать магистра деления и подбивать баланс с начала… траты неожиданные и большие. Наверняка магистр запросит немало. Из-за войны многие стараются вести дела осторожнее и как можно точнее. Отец опять рассердится…
Руперт придвинул бухгалтерскую книгу и стал диктовать цифры доходов и расходов. Девочка усердно скрипела пером за столом, записывая числа совершенно непонятными символами. И, правда, странный счёт. Им можно что-то подсчитать?
— Что надо считать?
— Надо сложить отдельно расходы, доходы, посмотреть средний доход по каждому месяцу…
— Средний это… а-а-а-а… это когда берётся общее число и делится на… на… а сколько месяцев в году?
— Не в году. Сколько месяцев прошло с начала года. Четыре полных месяца.
— Понятно. Тогда подожди, я всё не запомню, сейчас сложу и подсчитаю твоё среднее…
Руперт ошеломлённо уставился на сестру, которая об этой задачке сказала так, словно решала её по десять раз в день всё то время, что была с князем, и она для неё всего лишь лёгкая разминка. Сам того не подозревая, Руперт не сильно ошибся. Задачи на нахождение средних арифметических Володя стал давать Аливии через два месяца обучения прежде, чем перешёл к уравнениям с одним неизвестным. Сам Руперт подозревал, что ошибка где-то в сложении, хотя возможно и в делении… Но четыре не такое уж большое число, потому он надеялся обойтись без помощи магистра деления, просто пытался подобрать нужное число. Но баланс упорно не сходился. А ведь ещё надо высчитать долю налогов, долю гильдии…
Перо девочки легко порхало по листу и на бумагу ложились столбики непонятных закорючек. Иногда девочка подчёркивала часть цифр, а в том, что эти закорючки цифры Руперт уже не сомневался, обводила число над ней в кружок и продолжала писать. Руперт только рот открыл, наблюдая за скоростью. Сам он учился с шести лет, но у него эти расчёты заняли бы несколько листов и весь день, а тут… Аливия обходилась всего двумя листами, один из которых она использовала как черновик, а на втором писала уже результаты. Судя по всему, промежуточные. Один раз она ошиблась, о чём Руперт догадался по её нахмуренному виду, взяла черновик, поднесла поближе к свече и стала сосредоточено водить по нему пером без чернил. Вот что-то увидела, тут же окунула перо в чернильницу и стала быстро чёркать. Сверила результат, хлопнула себя по лбу, зачеркнула одно число и написала другое, потом рядом же высчитала ещё одно значение, как догадался Руперт, разницу между правильным числом и ошибочным, а потом, не колеблясь, дописала эту разницу к конечному результату и приплюсовала. Числа были большие и явно для девочки непривычные, но справлялась она с ними уверенно. Руперт заметил, что каждый результат девочка перепроверяла на черновике и шла дальше только, если проверка её удовлетворяла — и тут сработала привычка к порядку и точности, привитая Володей.
