Аливия послушно встала и накинула на себя курточку, в сенях натянула сапожки и вышла за Володей. В зале разулась и встала босиком на шкуру, как просил мальчик. Он склонился над кожей и старательно обвёл ножку мелком, потом вторую, замерил охват голени, размер щиколотки и всё записал.

— Всё, спасибо, Кнопка. Пока ты мне больше не нужна, занимайся своими делами.

Девочка кивнула и убежала дошивать рукав, а Володя, усевшись по-турецки, принялся кроить кожу. Задумался о подошве, прикинул размер шкуры и решил сделать её из этой же кожи, просто склеив специальным клеем в несколько слоёв — судя по всему на две пары должно хватить, а дальше можно уже купить и нормальную обувку. Тем более только одну пару он хотел сделать сапожками — на случай ненастной погоды, а вторую наподобие индейских мокасин — ногу защищает, удобно и не тяжело.

Пока он кроил, Аливия уже закончила шить и теперь, переодевшись в спортивный костюм, старательно повторяла движения айкидо. Володя делал вид, что полностью погружён в работу, но нет-нет, да косил глазом, как девочка провела разминку — кихон-дзюмби-доса, а потом преступила к отработке техники айки-отоси, раз за разом повторяя каждое движение, доводя его до автоматизма. Конечно, тренироваться без партнёра не так удобно, но девочка прекрасно понимала, что беспокоить занятого Володю не стоит. Мальчик не выдержал и поднялся, отложив пока инструменты.

— Котэ-гаэси, — предложил он. Аливия нахмурилась, пытаясь вспомнить, что означает это слово. — Бросок за счёт сгибания запястья, — напомнил мальчик. В общем-то он не настаивал на обязательном запоминании всех терминов, понимая, что со временем она и так их выучит. Просто предлагал использовать на тренировке ту или иную технику, а потом, если она не вспоминала по названию, напоминал в чём она заключается. Конечно, эта техника не для маленькой девочки, даже против нетренированного взрослого она не сможет в полной мере её использовать — здесь лучше учить освобождению от захватов и опрокидыванию противника, выводя его из равновесия, как раз то, что и отрабатывала Аливия изначально. Но ведь не всегда же она будет маленькой? Так что пусть тренируется.

Володя, конечно, помогал девочке, порой сам входя в приём и тут же поправлял, если видел, что Аливия делает неправильно. Вот он сам поймал её на ошибке и провёл приём. Нахмурился.

— Плохо! — Мальчик даже не пытался скрыть своего раздражения. — Я думал, основы ты уже знаешь, а ты сейчас что сделала?

— Позволила вывести из равновесия? — робко поинтересовалась она.

— Это само собой, но не главное — для того и тренировки, чтобы избавиться от ошибок. Я про другое — кто так падает? Если бы мы находились не на ровном полу, могла бы повредить спину! — Аливия опустила голову, всхлипнула.

— А вот сырости не нужно! Мы договаривались об этом.

— Я не плачу! — возразила девочка и подняла голову. Хм… действительно не плачет, и ошибку признаёт.

— В таком случае два часа отрабатывай падение на спину, потом проверю. И пока не отработаешь, никаких больше тренировок. Приступай.

Володя отвернулся и зашагал к разложенным кускам кожи и инструментов. Позади слышалось обиженное сопение, но через секунду раздался хлопок рук по полу — Аливия приступила к отработке падения. Мальчик тайком оглянулся — Аливия встала ровно и тут же начала заваливаться спиной назад, группировалась, хлопок ладоней по полу, сразу перекатывалась, вставала и новое падение назад. Татами тут нет, и все тренировки проходили на деревянном полу, потому любая ошибка оборачивалась болезненным ударом.

Жестоко? Возможно, но Володя видел, что девочка действительно тренируется всерьёз, а раз так, то жалость сейчас может обернуться в будущем большой бедой — раз взялась за изучение боевых искусств, где ключевое слово именно «боевых», то надо требовать по полной. Это в своё время он и объяснил ей, честно рассказав о том, как будут происходить тренировки и что её ждёт.

— Я хочу учиться.

— Хорошо. Но если увижу на тренировке слёзы — мгновенно их прекращаю. Договорились?

— Я не заплачу! — Девочка упрямо сжала губы.

— Вот и хорошо.

Конечно, последний пункт не выполнялся, поскольку Аливия не всегда сдерживала слёзы, особенно, если при отработке того или иного движения сильно ушибалась или если у неё что-то не получалось, но мальчик видел, что это не слёзы разочарования или обида, а скорее слёзы гнева на саму себя за неловкость. Эти слёзы заставляли не опускать руки, а только сильнее сжимать зубы и тренироваться, тренироваться, тренироваться.

Володя задумался, вспоминая два прошедших месяца жизни с этой неугомонной. Были и радости, и волнения, но всё же он рад, что в его жизни появилась эта пигалица, по характеру действительно чем-то напоминающую сестру. Только, в отличие от той, своего «брата» она буквально боготворила, Володе порой даже неловко становилось. Впрочем, вспоминая себя и своё отношение к Гвоздю, он понимал девочку и старался не злоупотреблять доверием, опять-таки, вспоминая отношение Гвоздя к их честной компании. Как у того, такого же мальчишки, по сути, хватило мужества и силы взять под свою опеку совершенно чужих детей и даже заложить в них что-то хорошее в той жизни, когда, казалось, на тебя ополчился весь мир. Порой мальчику начинало казаться, что Александр Петрович ошибся, когда взял его. На его месте должен быть именно Гвоздь, а сам он… а что он? Совершенно обычный, слабый ни на что не годный мальчишка, у которого, чего уж себя обманывать, никогда не хватало мужества сделать то, что в своё время сделал Гвоздь.

Всякий раз, когда Аливия чего-нибудь отчебучивала, пропадала где, или начинала сильно хулиганить (обладала девчонка умением вывести из себя даже его, с его прославившейся на всю Базу невозмутимостью) и ему хотелось наорать на неё, отшлёпать, а потом отправить куда-нибудь подальше, он вспоминал Гвоздя, и злость мгновенно куда-то пропадала. Аливия, уже готовая удариться в рёв, вдруг видела перед собой уставшего и, словно даже не повзрослевшего, а постаревшего мальчишку. Желание скандалить и спорить пропадало и ей хотелось поскорее утешить своего старшего друга, которого, несмотря на недавний скандал, она любила. Потом дожидалась, когда Володя где-нибудь устроиться, подсаживалась к нему, клала голову на колени и так замирала — в такие моменты она знала, что говорить не следует. И когда мальчик начинал осторожно поглаживать ей волосы — понимала, что его грусть прошла, а, значит, скоро он снова станет самим собой. Порой он заговаривался и называл её то Леной, то Ленкой, когда сердился, но чаще Кнопкой. Почему и откуда вообще взялось это прозвище Володя, наверное, не смог бы объяснить и сам. Просто назвал её так однажды, вот и привязалось.

За прошедшие месяцы мальчик довольно бегло научился говорить на локхерском и более-менее начал ориентироваться в местной жизни, хотя, конечно, весьма ограниченно — на уровне понимания восьмилетней девочки. Впрочем, тут сильно помогали сделанные ранее записи, которые Володя периодически просматривал и с учётом полученных сведений от Аливии, уже многое для него становилось понятным, позволяя изучить локхерцев ещё лучше. Так же, как звукозаписи позволяли изучить местный язык более глубоко, чем могла бы дать девочка. Сама она за это время тоже научилась вполне сносно говорить по-русски и с каждым днём у неё получалось всё лучше и лучше, изучила математику на уровне арифметических действий и вполне могла считать сложные числа, хотя и без дробей, немного научилась писать. Ещё Володя научил девочку использовать во время еды вилку и нож, это ей очень понравилось, поскольку теперь не пачкалось платье, за что, похоже, раньше ей частенько попадало. Она новым для себя прибором даже суп пыталась есть, пока Володя не прекратил хулиганство. Судя по всему, вилку здесь тоже не знали и использовали только ложки и ножи. Ещё Аливия пробовала париться в бане…

Володя чуть улыбнулся, вспоминая, как долго девочка выпытывала у него зачем он каждую неделю ходит в этот непонятный домик. Володя тогда прочитал целую лекцию о гигиене, чистоте и микробах, многозначительно косясь при этом на чумазую девочку — заставить её умываться было сродни приговору к пытке. И только его пример заставлял Аливию каждое утро обливаться водой, закаляясь. Девочка прониклась и попросила тоже отвести её в баню. Володя хмыкнул и сшил себе и ей что-то типа плавок… Аливия выскочила из бани секунд через тридцать, отчаянно вереща и в одних плавках скача по снегу, потом скрылась в доме. Вышла оттуда одетая и нахохлившаяся, почему-то решив, что над ней подшутили. Однако постепенно привыкла и парилка ей даже стала доставлять удовольствие — и куда былая застенчивость девалась — хотя на банные веники косилась немного подозрительно.