- И красивым, - выпалила, набравшись храбрости маленькая княжна…

В Ростове прибытия князя уже ждали. О его скором появлении сообщил баскак Файзулла, приплывший из Сарая. Наблюдатели заметили с берега Глебов дощаник на озере Неро и оповестили об этом князя Бориса Васильковича.

Глеба встретили на берегу брат с семьей, ближние бояре, небольшая толпа ростовчан. Братья обнялись.

- Осиротели мы с тобой, Глебушка.

- Грущу, братец, что не был рядом с матушкой при ее последнем вздохе.

- Что поделаешь? Ты был далеко и своей судьбой не распоряжался.

- Много ли было именитых людей на похоронах?

- Были и именитые. Из родни князь угличский Роман Владимирович, ярославский Федор Ростиславич, два брата покойной, брянский князь Роман Михайлович да тарусский Юрий Михайлович. Были все ростовские бояре, много купцов и простолюдинов. На отпевание собрался великий сонм духовенства. Матушку ведь все любили и почитали.

- А был ли кто-нибудь из Белоозера?

- Я послал туда гонца. Откликнулся визитом твой Григорий Меркурьев.

Глеб Василькович обратил внимание, что вся княжеская семья, даже дети, облачились в черные траурные одежды. Князь Борис был в черном суконном кафтане, наглухо застегнутом. Княгиня Марья Ярославна в черном платье, а ее голову покрывал черный вязаный платок.

Брат и невестка сопровождали Глеба ко гробу инокини Марфы. Спустились в подвал Успенского кафедрального собора. Княгиня Марья Михайловна обрела свой последний покой рядом с принявшим мученическую кончину от ордынцев мужем, ростовским князем Васильком Константиновичем. Рядом с его массивным дубовым гробом появился такой же дубовый гроб его супруги Марьи. Низкий сводчатый подвал слабо освещался пламенем восковых свечей. Перед гробом княгини-инокини молодой монах читал монотонно вполголоса псалтырь.

Глеб Василькович низко поклонился родительским гробам, потом встал на колени перед материнским гробом и положил руки на его головную часть. Не удержался от слез.

- Крепись, брат, - участливо сказал ему Борис. - Никто на этой грешной земле не вечен. Когда-нибудь дети наши будут горевать вот так же, как мы горюем с тобой сейчас.

Глеб не отозвался. Тогда Борис сказал:

- Посмотри, какие каменные плиты изготовили каменщики.

В соборе в боковом нефе, как раз над тем местом, где стояли в подвале гробы князя Василька и княгини Марьи, лежали две плиты из серого камня с выбитыми на них именами усопших.

Борис Василькович предложил брату посетить келью в женском монастыре, которая была обиталищем инокини Марфы.

- Настоятельница хотела было передать келью новой монахине. Я попросил ее не трогать келью и оставить в ней все как есть в память о матушке. Пока я жив, буду посещать ее.

- Разумно поступил, братец, - одобрил Глеб.

Келья была крохотная - пять шагов в длину и менее четырех в ширину. Простая деревянная кровать, рабочий стол с табуретом, сундук и полка с книгами. Вот и вся обстановка. На стенах - иконы с лампадами.

- Попросил настоятельницу оставить все, что было при матери, закапризничала. Внес хорошее пожертвование на монастырь - стала сразу покладистой. Мне все кажется, что матушка где-то рядом. Сейчас выйдет и заговорит с нами.

- Это потому, что душа ее осталась в книгах, в летописных трудах.

Ростовский владыка Игнатий по случаю прибытия князя Глеба повторил поминальную службу в Успенском соборе. Собралась княжеская семья, ростовские бояре и купцы. Тяжелые и размеренные удары большого колокола возвестили о начале службы.

После службы епископ сопроводил братьев Васильевичей ко гробу их матери и прочитал там краткую молитву.

- Достойная была женщина. Добрый след на земле оставила, - произнес владыка, завершив молитву.

Потом Игнатий пригласил обоих братьев к себе в епископский дом и стал расспрашивать Глеба о его поездке в Орду.

- Как тебе показался новый сарайский владыка? - спросил он.

- Человек он еще не старый, деятельный и словоохотливый, - заговорил Глеб. - Нашел подход к сердцам ордынцев. Обратил многих в лоно православия. В их числе можно найти и ханских родственников.

- Честь и хвала владыке Феогносту.

- Жаловался мне - папские люди обхаживают хана. Настаивают, чтоб папистам было разрешено учредить в Сарае свою епархию в противовес нашей, православной.

- И как к этому отнесся хан?

- Пока никак. С папистами встречается, выслушивает, но никакого решения не принимает.

- Им бы зацепиться за Сарай, завоевать расположение хана… А оттуда прямая дорога в русские земли при прямом попустительстве ордынцев.

- Вот об этом и Феогност мне говорил. Тревогу высказывал.

- Еще бы не тревожиться. Галицкий князь Даниил пробовал заигрывать с католиками, даже королевский титул от римского папы получил. Да на этом обожглись латиняне, убедились, что противится Галиция папскому влиянию. А князь Даниил твердо стоит на позиции православного князя. Теперь папа римский шлет Даниилу свои проклятия. Когда отправишься, князь Глеб, в родное Белоозеро?

- Погощу пару дней у брата и тронусь в путь.

- Скажи мне, как ты намерен поступить с теми прихожанами, которые усердно посещают службы, а потом идут в лес и молятся священным деревьям, лесовикам, водяным и прочей нечисти? Как бы ты поступил с такими двоеверцами?

- А никак. Кстати, двоеверие - это не только весяне, но и многие русичи. Мы толкуем о суевериях, которые к религии никакого отношения не имеют. В детстве старая нянька рассказывала мне сказки про Кощея, добрых и злых волшебников. Это не было пересказом Священного Писания. Где в Священном Писании сказано, что нельзя слушать сказочников, их рассказы про Кощея, лесовика или водяного?

- В Священном Писании, может быть, об этом и не сказано, но должен же быть у человека здравый смысл.

- Откуда у неграмотного весянина или даже русича этот здравый смысл, как мы его понимаем?

- Может, ты и прав, князь Глеб. Приеду к вам на Белоозеро и постараюсь узреть все своими очами.

- Всегда будем рады твоему приезду, владыка…

Князь Глеб ожидал, что брат, заядлый охотник, пригласит его на охоту. Но против его ожидания такого приглашения не последовало. В брате Борисе были заметны перемены. Он как-то отяжелел, утратил прежнюю бодрость. Возможно, начал сказываться возраст - ему исполнилось сорок лет.

Постоянные усобицы, боязнь ханской немилости, беспокойная жизнь, насыщенная волнениями и тревогами, приводили к тому, что князья редко могли похвастать продолжительностью жизни. А князь Борис еще болезненно перенес семейную утрату, кончину матери.

Осеннее утро было хмурым, ветреным, когда дощаник князя Глеба отплывал из Ростова. Провожали его брат Борис со всем семейством и владыка Игнатий. Епископ благословил Глеба Васильковича и напомнил о своем обещании наведаться в Белоозеро. Провожали Глеба и княгиня Марья Ярославна, и трое ее сыновей. Старший восемнадцатилетний Дмитрий, еще неженатый, вырос с отца и лицом походил на него. Второй, шестнадцатилетний Константин, более похожий на мать, немного не дотянул до отцовского роста. Младший, Василий, был еще малолеток, и трудно было сказать, в кого из родителей он уродился.

Взмах весел - и дощаник отчалил от берега…

Казалось, повторяется пережитое. Опять дощаник подплывает к Белоозеру, растянувшемуся длинной извилистой лентой вдоль Шексны. Над вереницами одноэтажных невзрачных изб ремесленного люда, рыбаков, лодочников и другой неимущей голытьбы возвышаются храмы и купеческие палатки с башенками и причудливыми кровлями. И особенно бросаются в глаза княжеские хоромы с крыльцами-гульбищами, вычурными кровлями-бочонками. А на горизонте расстилается осенняя хмурь Белого озера, покрытого бесконечной рябью.

На берегу дощаник встречали дружинники, бояре, Григорий Меркурьев с сыном Власием, купцы, духовенство и, конечно, княжеская семья, княгиня Феодора с сыном Михаилом, заметно возмужавшим. Почему-то нет с ним младшенького Романа.