Он встал на колени между ее ногами и поднял глаза, чтобы еще раз посмотреть на нее. Ее веки были сомкнуты, а волосы, как черное опахало, лежали вокруг головы. Его сердце усиленно забилось, и он подумал: Я люблю ее. Никогда ни одна из женщин не вызывала у меня подобных чувств. Я действительно люблю ее! Он погладил рукой темный треугольник волос, ощутил ладонью их влажность и погрузил свои пальцы в мягкие, скользкие складки, и его тут же поглотила ее таинственная непохожесть. Он нежно проникал все глубже сначала одним пальцем, затем двумя, и она подняла ноги, согнув их в коленях и широко раздвинув, полностью открывшись для него. Все еще лежа с закрытыми глазами, она улыбнулась быстрой незаметной улыбкой предвкушения.

Когда Джейсон вошел в нее, Бренвен почувствовала резкую боль, которая тут же растворилась в море удовольствия, гораздо более невероятного, чем то, чего она ожидала. Она настолько удивилась, что широко открыла глаза. Огромная голова Джейсона, нависая над ней, заслоняла луну и почти все небо. В это мгновение он составлял весь ее мир. Он полностью заполнил ее. Она ощущала внутри долгие плавные толчки.

— О! — закричала она. — О!

Уловив ритм его движений, она ухватилась за его плечи. Он накрыл своим ртом ее рот, и она почувствовала, как его язык проникает все глубже, также как и он сам все глубже и сильнее проникал в ее тело, и они были одним, одним, одним… Одним! Одним огромным взрывом, разорвавшим их ощущения на мельчайшие частицы. Его и ее крик одновременно пронеслись над руинами.

В последовавшей за этим тишине Бренвен услышала, как бьются их сердца. Голова Джейсона лежала у нее на плече, но рукой он упирался в землю, поддерживая свой массивный торс.

Он поднял голову. Осунувшийся от только что затраченных усилий, он стал еще больше, чем когда-либо, похож на льва. В темноте черты его лица были почти неразличимы, но в глазах сверкал триумфальный огонь.

— Я люблю тебя, Бренвен, — сказал он.

Откуда-то издалека или, наоборот, изнутри ее самой до Бренвен донесся глухой звук удара металла о металл! Как будто где-то захлопнулись ворота или замкнулось последнее звено в цепи. Она посмотрела на Джейсона, обеспокоенно нахмурившись.

— Ты не должен говорить это только из-за того, что сейчас произошло.

— Но я действительно люблю тебя. — Он откатился в сторону, чтобы лечь рядом, взял ее руку и поцеловал.

Бренвен тонула в волнах необыкновенно сильных и абсолютно новых для нее ощущений и поэтому просто не знала, что сказать. Поэтому она не сказала ничего. Ее согревали остатки огня, только что пожиравшего их обоих, и она приникла к Джейсону, ища у него тепла и наслаждаясь мягкостью его кожи. Ее волосы, как покрывалом, накрыли их обоих. Он нежно гладил их, и она почувствовала, что, хотя она ничего не ответила ему, он тем не менее был удовлетворен. Она глубоко вздохнула.

Внутренний голос сказал: «Ты не любишь этого человека».

«О нет, — подумала Бренвен. — На этот раз, Голос, ты ошибаешься».

И Голос замолчал.

Бренвен ничего не сказала Гарри, не сказал ничего и Джейсон, но он все знал. Ну что ж, подумал он, это было неизбежно. Хотя Гарри продолжал считать, что Джейсон вовсе не влюблен, а просто одержим, но Бренвен невозможно было жалеть. Она вся светилась. Сияла и сверкала. Она выглядела и вела себя так, как и должна была вести себя женщина, испытывающая расцвет своей первой любви. Гарри хотел предостеречь ее, сказать, что ощущение влюбленности прекрасно, но скоротечно. Настоящая любовь приходит позже, если вообще приходит, к тем, кто считает себя влюбленным. Он хотел сказать, что Джейсон может быть безжалостным и жестоким, что ему не хватает ее правдивости, и он во всех отношениях просто недостоин ее. Но вместо этого Гарри придержал свой язык, ибо понял, что сам любит Бренвен, как снисходительный отец любит свое дитя. Он терпел, когда она убегала от него, чтобы побыть со своим любовником, он терпел мимолетные знаки, указывающие на их физическое сближение, хотя они разрывали его сердце на части, и он терпел тот свет, который появляется в глазах Бренвен, когда бы она ни упоминала о Джейсоне.

Гарри просто выжидал, поскольку он знал, что они с Джейсоном скоро уезжают. Бренвен не поедет с ними. Она уже отказалась от предложения Джейсона найти ей работу и помочь получить стипендию для обучения в Редмунде. Зная Бренвен уже достаточно близко, Гарри был уверен, что она не уедет из Уэльса с Джейсоном — или с любым другим мужчиной, пока тот не женится на ней. А Джейсон Фарадей был не из тех, кто женится. Может быть, сейчас, после того, как желаемое было завоевано, Джейсон вернется домой и забудет ее.

Больше всего сейчас беспокоило Гарри будущее его исследований и проблема поддержания его собственных контактов с Бренвен. Он считал себя ее учителем и надеялся в будущем стать ее наставником. Иногда в приливе откровенности с самим собой он признавал, что хотел бы развить необычайный экстрасенсорный дар Бренвен так, чтобы он мог сравниться с его собственным и даже превзойти его. Но если он не добьется финансирования своих исследований, он не сможет вернуться в Уэльс. Он оплатил это и предыдущее лето из собственного кармана, но его финансовые возможности не были безграничны.

Так многое зависело от него, добьется он финансирования своего проекта или нет! Ему нужно будет провести больше времени с Бренвен, потому что она упорно отказывались использовать свои необыкновенные способности после того, что они пережили в Пятой башне. И она пообещала, что никогда больше не станет делать этого. Она помогала ему в другом: делилась с ним своими знаниями истории и людей Уэльса, помогала ему классифицировать устные рассказы, собранные им в течение летних месяцев. И Гарри должен был признать, что Джейсон тоже оказывал ему большую помощь. Он был незаменим, когда нужно было разговорить людей, и еще умел очень незаметно пользоваться магнитофоном.

Наступила последняя неделя их пребывания в Уэльсе. Гарри отправил Джейсона на машине выполнить несколько поручений, ему хотелось побыть какое-то время наедине с Бренвен. За последние три недели, после того как она и Джейсон стали любовниками, такое выпадало нечасто.

Она выглядела прекрасно. Волосы свободно падали на плечи, как это нравилось Джейсону, а из расстегнутого ворота синей рабочей рубахи выглядывал шелковый платок, подаренный Джейсоном, его сине-зеленые узоры подчеркивали цвет ее глаз. Она улыбнулась ему, и Гарри подумал, увидел ли Джейсон в этих глазах нечто большее, чем их прекрасный цвет. Увидел ли он ум? Появляющуюся иногда стальную решимость? Заметил ли, как заметил это Гарри, что когда она чувствовала себя неловко в какой-то ситуации, то просто замыкаясь в себе, отгораживаясь от мира длинными черными ресницами? Интересно, подумал Гарри, как выглядят ее глаза, какое в них появляется выражение, когда ее охватывает сексуальный восторг?

— Гарри, почему ты так смотришь на меня? — удивленно спросила она своим мелодичным голосом.

— О, я просто пытался запомнить твое лицо. — Он поудобнее устроился на стуле, с интересом отметив теплое покалывание внизу живота: в этот момент он испытывал чувства, далекие от отеческих. — Возможно, пройдет много времени, прежде чем я снова увижу тебя.

— Вероятно, ты снова увидишь меня завтра и еще несколько раз до вашего отъезда, и в любом случае ты же вернешься сюда следующим летом. — Бренвен рассмеялась и прикоснулась своими прохладными длинными пальцами к его руке. Они сидели в кабинете, который раньше был гостиной, в коттедже, который Гарри и Джейсон снимали. — Не слишком ли это драматично, Гарри? Даже для тебя?

— Нет, Бренвен. Это серьезно. — Он отбросил назад прядь волос, которая постоянно падала ему на глаза — давно пора было подстричься. — Возможно, до нашего отъезда я не увижу тебя наедине, так, как сейчас, а я хочу сделать подарок…

— Подарок? Но, Гарри, ты не должен… Ты и так уже подарил мне слишком многое.

Гарри открыл ящик стола и достал оттуда мешочек из мягкой кожи, которая когда-то была светло-коричневой, но сейчас уже посерела от времени. Мешочек был туго завязан почерневшим кожаным ремешком.