Это «почему?» с каждой выпитой рюмкой сверлило ей мозг все больше и больше.

Часа через полтора Наталья вдруг заметила, как он вышел и направился в туалет. Она вскочила и, как человек, заранее готовый к подобному повороту событий, схватила бутылку водки, обе рюмки и качающейся походкой прошла в его комнату. Села на кровать и за те считанные минуты, пока сосед отсутствовал, выпила подряд несколько порций водки, после которых у нее улетучились последние остатки сознания и возможность воспринимать окружающий мир.

Наташа решила идти до победного конца. Ей казалось, что это решающая битва, последний вызов, который она бросала жизни, и она была готова умереть за победу в этом сражении. Потому что отказ Максима Николаевича представлял не столько отказ одного человека, сколько отказ всей жизни – почему ее все время отвергают, оставляют, бросают? Это ужасно несправедливо!

Когда Максим Николаевич вышел из туалета и увидел ее на его кровати, он застыл в дверях. И не нашел ничего другого, кроме как броситься назад в туалет и запереть за собой дверь.

Это был еще один публичный отказ – другого объяснения его поступку она не нашла. Тогда Наталья встала и пошла пьяными шагами, уносившими ее то влево, то вправо, пока не остановилась у входа в туалет. Постучала в дверь и спросила заплетающимся языком:

– Скажи, что ты там делаешь? Ты застрял там?

Не услышав ответа, снова постучала:

– Почему ты не выходишь? Я же все это сделала ради тебя. Ты думаешь, у меня сегодня день рождения? Нет, он не сегодня. Я просто хотела пригласить тебя на ужин. А ты не понимаешь или, может быть, не хочешь понимать. Прошу тебя, ну, умоляю, выходи, и ты не пожалеешь. Открой дверь, и мы проведем эту ночь вместе. Хотя бы эту ночь!

Хотя бы эту ночь! Наталья разменяла свои мечты быстрее, чем предполагала, – от надежды заполучить его на всю жизнь до желания провести с ним одну-единственную ночь. Она подумала об этом с горьким сожалением. Пусть будет хоть одна! Ночь, которая облегчит тяжесть поражения. Ведь это так несправедливо – унижаться до такой степени и получать отказ. Наталья долго умоляла соседа, но в ответ он молчал как мертвый.

Тогда она стала колотить в дверь злобно и яростно, словно сама жизнь находилась в этом запертом туалете с притихшим внутри мужчиной:

– Почему ты не открываешь? Потому что не хочешь меня? Но ты скажи, почему? Почему ты не хочешь меня? Почему отвергаешь? Скажи мне правду, умоляю! Я хочу понять. Почему меня все отвергают? Вот ты, например, чем я тебе не подхожу?! Скажи мне правду. Чем я так плоха, что все меня отвергают?! Я хочу понять!

Похоже, Наталья уже не помнила, какую правду ей хотелось услышать, но продолжала требовать ее, не переставая яростно стучать в дверь, в то время как сосед оставался сидеть, как заточенный, на крышке унитаза, подперев рукой подбородок и уставившись в пол. Он ждал развязки, надеясь на возвращение Ивана или Люды. А может быть, они в сговоре с Натальей и не собираются возвращаться в эту ночь? От этой мысли Максим Николаевич вскочил и потянулся к замку, чтобы открыть дверь, но тут же убрал руку и снова сел в ожидании спасения, твердо решив не выходить и не связываться с соседкой, даже если придется провести в туалете всю ночь. Тем более что Наталья совсем пьяна.

Развязка наступила лишь после того, как он провел в заточении почти час. Когда Максим Николаевич уже перестал замечать рыдания Натальи и ее непрерывный стук в дверь и углубился в собственные мысли, до его слуха донесся смех Людмилы, прервавший его грустные мысли и обещавший спасение.

– Что с тобой? – услышал он голос Люды, смешанный со смехом. – Ты с ума сошла? Ну-ка, отойди отсюда и дай бедняге выйти!

Но Наталья не подчинилась, а продолжала стучать в дверь, требуя сказать ей правду.

– Но какую правду? – спросила Люда, изумленная этим неожиданным комедийным развитием событий.

– Спроси у него. Спроси, и пусть он мне объяснит, я хочу знать! – ответила Наталья заплетающимся языком.

– Максим Николаевич! – позвала Люда громко и насмешливо. – Вы еще живы там?

– Прошу вас, Людмила Олеговна, – откликнулся он тихо, словно не хотел, чтобы Наталья услышала его, – помогите ей уйти отсюда. Она не дает мне возможности выйти.

– Вижу и слышу, но боюсь, вам сначала придется сказать правду.

– Какую правду?

– Я не знаю. Наталья говорит, что вы что-то скрываете.

– Да не скрываю я никакой правды, она бредит!

И добавил словно про себя:

– Я скрываю правду! Какую правду, черт побери? Она не понимает, что я не только не знаю всех правд, но не могу найти ни одной из них!

Он не услышал ответа Люды, но до него донеслось сердитое ворчание Натальи, и Максим Николаевич понял, что Люда уводит подругу от двери. Через минуту он услышал Людин голос:

– Я сомневаюсь, что вам удастся найти правду там, где вы сейчас находитесь, – она засмеялась. – Поэтому предлагаю вам выйти, тем более что дорога стала свободна, а мне нужно в туалет. Не за правдой, а за тем, чтобы оставить ее там.

В ту ночь Люда смеялась до колик в животе. Когда ей удалось уложить Наталью, она встала у окна, вглядываясь в холодную осеннюю тьму. Комедийная часть окончилась вместе с горючими слезами Натальи, которые она пролила, сетуя на свою несчастную жизнь и на то, что ее все отвергают, бросают, и никому она не нужна. Люде, которая слушала молча, без попытки утешить, казалось, что Наталья плакала не для того, чтобы вызвать жалость, а чтобы еще глубже пожалеть себя и пролить еще больше слез.

Спектакль окончился, и после безудержного приступа смеха Люду охватила печаль. Она стояла у окна, с грустью и горьким беспокойством думая о том, что не обладает достаточной твердостью, чтобы оставаться наблюдателем происходящего. Возможно, однажды и она, сама того не ведая, станет героиней подобного спектакля. Как она может быть уверена, что ее недалекое будущее не таит в себе такое же отвратительное унижение, какое испытала Наталья?

«Я должна предупредить это будущее, пока оно не наступило», – так думала Людмила, следя за Иваном, который, погруженный во мрак ее неприятия, пересекал двор в направлении к дому. Настало время, чтобы в ее жизни появился новый человек. Человек, который полюбит ее, в поте лица вымостит ей дорогу в будущее шелковым ковром и украсит золотыми гирляндами.

Неожиданно раздавшийся звонкий храп Натальи заставил ее вздрогнуть. Она повернулась и несколько мгновений глядела на соседку. К Людмиле вернулось ее прежнее веселое настроение, и с улыбкой на лице она сказала про себя: «Глупая ты, Наташа. И как ты могла подумать, будто Максим Николаевич может в тебя влюбиться?»

Тогда ей не приходило в голову, что чудо случится, и что скоро любовь настигнет Максима Николаевича. Но любовь не к Наталье, а к ней, Люде.

Лейла переехала в коммунальную квартиру спустя несколько дней после «туалетной пятницы», как называла тот день Люда, и в ее переезде Наташа нашла новый повод, чтобы завязать разговор с Максимом Николаевичем, настойчиво избегавшим соседки. В субботу утром она позвала его и, познакомив с Лейлой, сказала:

– Представь себе, Максим, Лейла чуть не отказалась от комнаты из-за твоего Маркиза. Я даже смеялась, думая: «Боже! Как можно бояться это смирнейшее создание, которое и мухи не обидит!»

Видя, что Максим Николаевич не реагирует на ее слова, она вновь заговорила с ним как ни в чем не бывало:

– А тебя не удивляет, что наша новая соседка арабка? Я не думала раньше, что арабки одеваются, как мы, и что они могут в одиночку выезжать в другие страны.

Она говорила это, глядя на Лейлу с удивлением, словно видела перед собой человека из прошлого, но, как ни странно, похожего на нее. Затем обратилась к ней с вопросом:

– А в самом деле, почему ты приехала сюда одна? И как тебе родители разрешили? По моим представлениям, арабы строго относятся к своим женщинам.

– Похоже, у вас ошибочные представления, – ответила ей Лейла.