— Кстати, — вмешалась в разговор рыбаков, который происходил в баре, Кларита. — Виржилиу приглашает вас всех в мэрию для разговора о кооперативе и тебя, Алемон, тоже. Очевидно, речь пойдет и о покупке новых лодок.

Рыбаки радостно и согласно закивали. Они давно уже не получали никаких субсидий. Может быть, Виржилиу возобновит их?

Вторая новость огорчила Клариту: тяжело заболел Реджиньо. Та же кишечная инфекция, которая только что унесла Аталибу. Кларита, как и Тониа, винила в болезни своего бывшего мужа. Но что она могла поделать?

Муньос не отходил от постели больного. Тониа не спала ночей, но мальчику становилось все хуже и хуже, хотя Муньос еще надеялся на благоприятное разрешение кризиса.

Однако перелома к лучшему не произошло, и вот он остался один на один с бездыханным хрупким тельцем.

Сначала Тониа не плакала. Слезы пришли потом. Она впала словно бы в беспамятство, горячку, звала и повсюду искала Реджиньо.

Муньос заботился и о ней. Тониу он выходил. Но когда она пришла в себя и увидела у своей постели Муньоса; она вдруг сказала:

— Я выздоровела. Совсем. И знаешь, Муньос, свадьбы у нас не будет.

— Ты винишь меня в смерти Реджиньо? — напрямую спросил Муньос.

— Нет, не виню, — ответила Тониа. — Так же как ты не винишь меня из-за Виржилиу. Это не вина, это что-то другое. Какая-то тень, которая разъединяет нас и мешает чувствовать себя естественно и свободно. Мы виним себя сами и не в силах справиться с чувством собственной вины. Так будет вернее, да?

Муньос молчал.

— Да, так, — более уверенно продолжала Тониа. — Ты ведь хотел спасти моего брата и не смог. Я хотела уберечься от беды и не смогла. И это бессилие мы ставим себе в вину. И никогда не сможем простить его себе…

— А может быть, ты просто не любишь меня, — тихо сказал Муньос.

— Может быть, — так же тихо ответила Тониа. Ей не хотелось разбираться еще и в этом. Главное было сказано. Решение принято.

Тонии не стало легче, она просто стала совсем свободной и совсем одинокой. Тем более что и Зе Педро уехал в Рио. Потеряв сына, он не мог больше оставаться в поселке. Но, пережив смерть брата, Тониа ни в чем не могла и не хотела притворяться. Она не умела лгать. Не могла — ни себе, ни Муньосу.

Муньос про себя признал правоту Тонии. Он и сам чувствовал ту неловкость, что искажала, мешала их отношениям. Но он очень любил Тониу и надеялся, что она полюбит его так же безоглядно. Что пройдет время, и они все-таки будут счастливы.

Но нет, не получилось, не случилось, и Муньос почувствовал, как безнадежно горек вкус несчастья. И невольно стал подумывать об отъезде из Понтал-де-Арейа. Больше его здесь ничего не удерживало.

Кларита повидала и Рут, уговаривала, убеждала ее принять предложение Маркуса.

— Есть ли смысл в вашей разлуке? — спрашивала она.

— Ракел — моя сестра, — отвечала Рут, — и было время, когда Маркус выбрал ее. Может, и теперь ему нужно разобраться в своих чувствах. Пусть у Ракел останется шанс. Вон и моя мать считает, что Маркус и Ракел могут помириться, — горько кивнула Рут в сторону Изауры.

Изаура только поджала губы. Кларита была для нее чужим человеком, и она не хотела обсуждать с ней и при ней своих семейных проблем. Чем она была виновата, что переживала за свою бесчувственную, бессердечную дочь? Что поделать, если цеплялась за каждое подобие чувства Ракел? И если Ракел сделала попытку вернуться к Маркусу, то Изаура от души ей желала, чтобы там у нее что-то сладилось. Рут найдет свое счастье, у нее есть душа и сердце, она умеет любить. А Ракел…

Между тем Ракел не теряла времени даром. Она входила в права на собственность. Дом, который должен был перейти к ней, она потребовала оформить на Изауру. Она знала, что мать давно мечтала пожить в хорошем доме и чтобы дом этот был ее собственным. Так пусть ее мечта исполнится. Может, и отец станет к Ракел помягче, если получит в подарок от дочери роскошный дом?

С этой вестью Ракел поспешила в Понтал-де-Арейа, надеясь порадовать родителей, а заодно и разведать, что там поделывает сестрица Рут.

Но Рут не захотела повидаться с сестрой. Стоило Ракел появиться на пороге, как она тут же ушла из дома. Ракел фыркнула: очень нужно! Изаура обрадовалась дому. А Флориану наотрез отказался переезжать. — Я не Донату, мне чужого не надо, — сказал он и с осуждением посмотрел на жену.

— Я непременно туда перееду, дочка, — пообещала Изаура уезжавшей Ракел. — Спасибо тебе большое за твою заботу.

— Неужели ты не понимаешь, что предаешь меня, мама? — спросила Рут, которая стала невольной свидетельницей прощальной сцены.

Виржилиу продолжал делать вид, что болезни в поселке не имеют никакого отношения к загрязненному морю, и вовсю готовился к туристическому бархатному сезону. Он задумал украсить поселок, устроив на главной площади фонтан с цветной подсветкой, и собирался даже пышно отпраздновать его открытие. Находились глупцы, одни корыстолюбивые, другие просто подхалимы, которые льстили новому мэру и им восхищались.

Попытался Виржилиу расположить к себе и рыбаков, пообещав заняться вплотную организацией кооператива. Тут от преследовал двойную цель. Он хотел еще отомстить и Кларите, которая ушла от него окончательно и навсегда. И он приготовил бывшей жене сюрприз, который должен был заставить ее горько пожалеть о сделанном шаге.

Собрав у себя рыбаков, Виржилиу пообещал им свою поддержку во всех их начинаниях, пообещал и субсидию на приобретение новых лодок.

Рыбаки одобрительно зашумели, выслушав его коротенькую речь.

Потом Виржилиу взглянул на Алемона, который был бессменным казначеем кооператива.

— Вы доверяете Алемону? — спросил он рыбаков.

— Доверяем, — вновь зашумели рыбаки.

— Напрасно, — жестко отрезал Виржилиу, — по полученным мною сведениям, этот человек был уволен из военно-морского флота за кражу и отсидел срок в тюрьме.

Рыбаки невольно отшатнулись от хозяина бара. Вот, значит, как! Он был не местный, пришлый, они его приняли, доверились. И выходит, зря! Теперь они смотрели на Алемона неприязненно.

Виржилиу не сомневался, что Алемон начнет сейчас же все отрицать, и приготовился нанести ему очередной сокрушительный удар, изобличив во лжи. Но Алемон и не думал отпираться.

— Да, было и такое в моей жизни, но очень давно. И хотя были смягчающие обстоятельства, я никогда на них не ссылался. И целиком и полностью расплатился за свою вину. Трудное было время. Я написал об этом книгу — пусть мой горький опыт послужит другим в назидание…

Но никто его особо и слушать не стал. Вор он вор и есть.

Ты сам понимаешь, Алемон, что теперь ты не можешь быть у нас казначеем, — сказал ему Шику Белу. — История вышла неприятная.

Это уж как вы решите, — спокойно отозвался Алемон.

Домой Алемон шел один.

Виржилиу, наблюдая за рыбаками, торжествовал победу. Пусть Кларита знает, что вышла замуж за вора, с которым никто не хочет иметь дела, ни один человек! Пусть увидит, что променяла всеми уважаемого человека, мэра, на какое-то отребье!

Прошел день, другой, рыбаки не заглядывали в бар, обычно такой оживленный и людный. Алемон сразу же все рассказал Кларите, у него не было от нее тайн. Держался он мужественно, и так же мужественно держалась Кларита. Презрение рыбаков казалось ей большой несправедливостью. Вину свою Апемон давным-давно искупил, а по отношению к здешним людям ни в чем не провинился. Он прожил в Понтал-де-Арейа не один год, и упрекнуть его было не в чем. Кларита прекрасно понимала, что ее бывший муж просто мстит и ей и Алемону, и переживала, что вместе со счастьем принесла своему новому мужу столько горя.

Бар все пустовал, и Кларита решила, что они устроят себе маленький отпуск, что-то вроде свадебного путешествия. И вот они отправились на ферму к Малу.

— Я покажу тебе, Вальтер, все самые чудесные и очаровательные уголки, которые всегда так любила. Я ведь там выросла, — обещала Кларита. — А заодно мы посмотрим, как там ладят наши молодые.