26 мая принц рапортовал, что намеревается отправиться к устью Буга и поджидать суда Алексиано, без которых было рискованно сражаться. Он докладывал Потемкину, что имеет мало сил и спасает его только то, что ветер противный для турок. Нассау-Зиген жаловался, что плавучие батареи не могут маневрировать, ибо вместо матросов на них из Херсона прислали рекрутов.
27 мая вступил в командование парусной флотилией известный американский корсар Пол Джонс, принятый на службу контр-адмиралом. В тот же день принц сообщал Потемкину:
«Сего вечера в 8 часов флотилия, моему начальству вверенная, легла на якори противу устья реки Буга. Г. контр-адмирал Пол Джонс присовокупил ко мне два фрегата и одно судно о двух мачтах, кои закрывают у меня левый фланг.
Мы теперь в состоянии принять капитан-пашу, котораго суда видны были при захождении солнца под Очаковом, их находится там около 40 судов и флаг адмиральский поднят на одном кирлангиче, о чем имею В. Св. донести».
Тем временем выступившие в мае два корпуса Екатеринославской армии князя Потемкина начали движение на запад. Полки вышли к Днестру, построили понтонный мост, переправились и были готовы наступать к Очакову. Но пока под крепостью стоял неприятельский флот, осада его была бы малоэффективной. Требовался успех на море.
Нассау-Зиген не торопился вступать в бой — еще не подошли все строившиеся для флотилии суда. В открытом море у турок было и численное, и качественное преимущество. Высокобортные корабли с тяжелыми пушками были гораздо сильнее вооруженных шлюпок и других легких судов гребной флотилии; немногочисленные парусники также уступали противнику. Нассау ожидал, что турки в конце концов сами перейдут в наступление, чтобы истребить суда, угрожающие Очакову.
Если бы крупные корабли вошли в Лиман, преимущество переходило к мелкосидящим, подвижным гребным судам. Кроме того, Суворов на оконечности Кинбурнской косы скрытно сооружал батарею из тринадцати пушек с ядрокалильными печами. Принц больше всего опасался, что турки уйдут, но опасения были напрасными. 29 мая турки провели разведку, о чем принц сообщал Потемкину. В этот день против устья стояли яхта Нассау-Зигена, 7 галер, 6 батарей, 4 баркасные батареи, 7 дубель-шлюпок, суда «Александр», «Пчела», «Потемкин», «Бористен» и флашхоут. За Станиславовой косой расположились корабль «Владимир», фрегаты «Александр», «Скорый», «Херсон», «Николай», судно «Таганрог», 5 транспортов, тогда как на западе у Очакова было видно 30 турецких судов.
В письме Алексиано Нассау-Зиген сокрушался, что не имеет сведений о действиях армии:
«Зная об успехах, делаемых ею, зная время, когда она прибудет под Очаков, я мог бы расположить мою атаку таким образом, чтобы отвлечь часть неприятельских сухопутных войск. Для армии сегодня очень хорошо соображать свои движения, а для этого нужно главным образом, чтобы отдельные части ея морского корпуса знали, что в ней делается. Я ждал сегодня Пола Джонса; надеюсь, что он завтра ко мне придет, и мы тотчас же отправимся. Суворов видит, что я прибыл как мог, не компрометируя себя, чтобы сражаться с его [Пола Джонса] эскадрой; если бы я знал, что у вас делается, может быть, мое мнение было бы ждать здесь, где мы служим защитою Кинбурну, пока вы прибудете, но, не зная того, мы выступим в поход и сразимся с капитан-пашой, если он нас будет ждать».
30 мая от устья Буга принц рапортовал Потемкину, что погода хорошая, что неприятель не приближается и что прибыли полторы тысячи верных казаков на 21 лодке, десять из которых должны вести брандеры. Парусная эскадра снялась было с якорей, но осталась на месте. Он писал: «Мне это очень досадно, ибо погода весьма благоприятная идти к Очакову».
Пока длилось затишье, ночами, когда все спали, Нассау-Зиген, оставаясь настороже, писал многочисленные письма супруге, красочно рассказывающие о событиях. К примеру, 5 июня он сообщал: «Очаровательная погода. Турки воспользовались этим и выстроились в линию. Я ездил полюбоваться ими довольно близко. Их корабли хорошо вызолочены — жаль будет жечь их, лучше бы взять их в плен. Так продолжаться долго не может. Дней через восемь или десять мы ядрами, бомбами и брандс-кугелями вежливо попросим их удалиться. Это будет так красиво, что хотелось бы, чтобы моя принцесса присутствовала в Кинбурне».
Следующей ночью принц вновь пишет: «Мне хотелось узнать, не возвели ли турки батарей на берегу, мимо которого должны проходить наши суда. Я отправился на рекогносцировку с самыми легкими судами. Турки приветствовали меня пушечными салютами и около часа стреляли в меня. Все их снаряды перелетали выше наших судов и ни одно ядро не попало в цель. Я же не сделал в них ни одного выстрела и, увидев все, что мне нужно было, возвратился к своей эскадре, стоящей на якоре в пяти верстах от эскадры капитан-паши и в семи от Очакова. Никогда еще не было видано двух морских сил в таком близком соседстве. Как жаль, что моя принцесса не в Кинбурне — она могла бы насладиться восхитительным зрелищем…»
Это был последний мирный день. 7 июня Нассау-Зиген, командуя на Днепровском лимане гребной флотилией из 28 судов, участвовал в сражении с турецким флотом из 57 судов, напавших на Лиманскую эскадру, и нанес им поражение.
Турецкий капудан-паша решил атаковать малочисленную русскую флотилию. Заметив движение турок в Лимане, Нассау и Пол Джонс приказали привести свои силы в готовность. 7 июня в 4.00 турки двинулись вдоль берега на правый фланг русских. Приближение около 7.00 36 турецких судов не застало наш флот врасплох. Решительно атаковавший неприятель сначала потеснил гребную флотилию Нассау. Джонс с несколькими судами поспешил на помощь, но и капудан-паша прибыл с 7 судами. Однако огонь русской артиллерии оказался эффективнее, и под обстрелом на корабле капудан-паши произошло замешательство. Вскоре ему пришлось стрелять по своим отступающим судам, чтобы остановить их бегство, но добиться этого не удалось. Благодаря точным и решительным распоряжениям Нассау-Зигена флотилия почти без потерь одержала победу, а турки беспорядочно бежали к берегу, где стояли их главные силы. Неблагоприятная погода заставила отказаться от преследования. У неприятеля 2 судна были взорваны, 1 сгорело и 19 получили повреждения. Лишь противный ветер помешал русским, потерявшим, в отличие от турок, только несколько человек убитыми и ранеными, перейти в преследование.
8 июня Нассау-Зиген рапортовал:
«Мы разбили флотилию, которой командовал капитан-паша. Отправившись сегодня утром, с контр-адмиралом, осматривать нашу линию, мы прибыли на правый фланг в то время, как турецкая флотилия приближалась чтоб напасть на нашу; тогда контр-адмирал меня оставил, чтобы отдать приказания своей эскадре и прислать мне суда, которые я ему дал. На линии сражение сделалось очень оживленным; но прибытие остальной части моей флотилии, которую привел контр-адмирал, заставило турок отступить, мы взорвали у них три судна и преследовали их до самой их эскадры; к несчастию, ветер был противный и наши корабли не могли ее атаковать, и так мы вынуждены были возвратиться занять свое положение возле парусной эскадры».
Об этом сражении Потемкин писал Екатерине II 15 июня из лагеря на Буге, рассказывая об эффективности действия разрывных снарядов из гаубиц и единорогов:
«7 июня в один миг три судна турецкие полетели, иные на воздух, иные в воду, и ежели б капитан-паша простоял еще час, то бы много сгорело.
Матушка всемилостивейшая Государыня, все сие дело произведено от флотилии Принца Нассау, и он неутомим и ревностен. Не оставьте его отличить, чрез сие повернете головы у всех французов, да и справедливость требует».
Сам Нассау извещал супругу 8 июня:
«Мы сражались с 7 ч. утра до полудня и одержали полную победу. Не могу выразить вам, принцесса, то удовольствие, которое я испытывал, когда, окончив преследование неприятеля, я проходил пред всеми судами своей эскадры. Приветствия, крики „ура“ со всех сторон до того потрясли меня, что слезы радости готовы были брызнуть из глаз. Нет большего удовольствия, как содействовать успеху сражения. Но с русскими я часто буду иметь это удовольствие. Офицеры, бывшие под моею командою, солдаты, матросы, все оказались героями. Нет никого храбрее русского. Но прелестнее всего, после победы, не иметь потери в людях. Капитан-паша имел против меня пятьдесят семь судов, хорошо построенных, хорошо снабженных, вооруженных пушками большого калибра и экипажем. Огонь был очень силен, и все же я лишился лишь двух офицеров ранеными, четырех солдат убитыми и тринадцать ранеными. Но зато на трех судах, которыя потеряли турки, должны погибнуть по крайней мере триста человек, и мы должно быть перебили много людей, так как наши выстрелы были очень метки. После этого, надеюсь, принцесса не будет беспокоиться. Капитан-паша спустил флаг тотчас же после битвы, а мы отслужили благодарственный молебен при громе пушек. Генерал Суворов, видевший из Кинбурна нашу победу, также служил молебен. Посылаю вам реляцию 7-го июня, лучшего дня в моей жизни».
