Изобель вернулась в школу в понедельник, идя по коридорам телом, но не разумом. Это походило на то, что все ее осознанное понимание Вселенной перевернулось. Слова стало трудно разобрать. Люди превратились в объекты, движущиеся автоматы, которые проплывали через пространство вокруг нее как бессмысленные, бесформенные тени. Часы текли без нее, она потеряла счет времени. Все это время ее мысли не изменялись, не отклонялись от того места, где она в последний раз видела Ворена, запертого в фиолетовой комнате, где она просила, чтобы он ждал ее. Где она обещала вернуться за ним.

Образ его отчаяния поглотил ее.

В классе мистера Свэнсона его свободный стул преследовал ее. Несмотря на то, что она знала, что он был пуст, она продолжала поглядывать на него, будто Ворен мог вдруг материализоваться на нем.

Она не пошла в кафетерий, чтобы сидеть с Гвен, Стиви или Никки за их столом.

Вместо этого она обедала в спортзале. Там она совершила прыжок после сальто. Она тренировала себя по схеме, оттачивая свой разворот колесом. Она повторяла движения снова и снова, пока она не могла уже фокусироваться на мире, который уплотнялся вокруг нее. Пока она не перестала думать, пока не осталась только она и пол.

Однако не было никакой отсрочки от призрака его памяти. Он следовал за ней всюду. Она чувствовала его на коже, ощущала его во всем, в книгах, которые она несла, на бумаге, где она писала.

Она пропустила тренировку неделю, чтобы не столкнуться с Никки или Стиви, и она приложила все усилия, чтобы избегать Гвен на каждом шагу, пытаясь пробраться к своему шкафчику несчетное число раз и следуя более длинными маршрутами к классу, не заботясь, опаздывала ли она. В то время как Стиви и Никки, казалось, поняли намек, поведение Изобель только провоцировало Гвен к более крайним мерам. Каждую ночь она звонила домой Изобель, хотя ее отец неоднократно давал ей понять, что Изобель не разрешается принимать звонки. После этого Гвен маскировала свой голос, хотя она знала, что у родителей Изобель был определитель номера на телефоне. Почти каждый из этих звонков заканчивался прямым отбоем папы, который стал называть Гвен «девушкой с Севера».

В первый раз своей жизни Изобель была благодарна за такое наказание. Она не могла выдержать мысль о том, чтобы быть заваленной вопросами, на которые у нее не было ответов. Или чтобы ей напомнили снова, как она подвела Ворена. Или как она оставила его там, напрасно ожидая ее возвращения, потому что она обещала возвратиться за ним. Она обещала.

В Трентоне слухи, связанные с исчезновением Ворена, стали разрастаться и циркулировать в коридорах странным шепотом. В то время как большинство людей думали, что он просто убежал, другие гудели о том, как он был убит его странным одноглазым боссом, его тело было заколочено под полом магазинчика Nobit`s Nook или закопано где-нибудь в парке. В конце концов, были слухи о странных огнях и звуках, доносящихся с чердака книжного магазина, из которого он исчез той ночью. А так же говорили про фигуру в плаще, который выходил из черного входа с телом на руках.

В конце недели Свэнсон возвратил их проектные работы. Он прошел по рядам, опуская их на парты. Когда он положил доклад ее и Ворена перед ней, Изобель показалось, что он задержался на одну-дву секунды, перед тем как пойти дальше. Она смотрела на оценку B, которую им удалось получить.

Хорошая работа, — написал он на титульном листе красным цветом. — В следующий раз все же спрашивайте о родительском участии вместо стереосистемы, хорошо? Кроме того, я приложил интернет-статью из Солнца Балтимора, которую вы двое могли бы счесть интересной. Кстати, милая птица.

Ниже Свэнсон добавил что-то еще. Это примечание было написано синими чернилами, мелким шрифтом, будто нацарапано на скорую руку.

P.S., — прочитала она, — если вам нужно поговорить, я здесь.

Этот крошечный жест, настолько ненавязчивый и добрый, вызвал отклик глубоко в ней, вызывая неожиданный момент ясности. Она печально улыбнулась, потому что это не имело значения, она никогда не сможет принять приглашение. Ей просто нравилось знать, что Свэнсон написал это, потому что любил Ворена. И это напомнило ей о ее собственных чувствах, больше, чем у учителя английского, но он никогда не узнает об этом.

Она взяла бумаги со своего стола и сунула их в рюкзак, убирая имя Ворена с глаз долой, чтобы мир замолчал снова. Тишина и пустота, бесцветная за исключением того одинокого стула в углу.

В тот день Изобель допустила ошибку, подойдя к своему шкафчику.

Она только что закончила прятать свой блокнот и книгу по английскому внутрь, когда Гвен возникла позади нее, хлопая дверью шкафчика.

— Ты, — сказала она, ткнув пальцем Изобель в плечо, — ужасная подруга.

Изобель нахмурилась и пнула угол металлической двери так, чтобы она снова открылась. Ее тетрадь выскользнула и упала на пол, бумаги рассыпались.

— Спасибо, — пробормотала она. — Я нуждалась в этом.

Она наклонилась, чтобы собрать рассыпанные листы, но остановилась, когда Гвен шагнула вперед, прижимая их к полу ногой.

— Нет, — рявкнула она. Она снова хлопнула дверью шкафчика Изобель, на этот раз сильнее. — В чем ты точно нуждаешься, так это в реальности. Ты скрываешься в этом небольшом пузыре одиночества и дуешься достаточно долго. Я не знаю, что произошло той ночью, но я помню, что ты делала. Я знаю, что это было странно. Я была там, помнишь? Я видела драку своими собственными глазами, но в отличие от всех других, я знала, что это было реально. Я также знаю, что ты исчезла на одном конце города и потом появилась на другом. Ты можешь одурачить всех остальных, но ты не одурачишь меня, Изобель Ланли. Если он мертв…

— Он не мертв! — внезапно панически закричала Изобель. Она схватила Гвен за руку и затрясла ее. — Не говори так.

Гвен убрала свою руку. Она отступила назад, и, в течение долгого времени они смотрели друг на друга.

— Я устал тебя преследовать, — сказала Гвен, наконец. — И если ты не собираешься что-то предпринять, тогда я не собираюсь покрывать тебя. Те два детектива вчера приезжали в школу. Если они вернутся, если они спросят меня, что произошло, я расскажу им, что видела.

Изобель изумленно уставилась на свою подругу.

— Что-то предпринять? — повторила она. Она покачала головой, непонимающе. — Предпринять... у тебя есть какие-то идеи...

— Нет! — вспылила Гвен. — Нет! У меня нет. Я понятия не имею! Фактически, единственная вещь, которую я знаю точно, это то, что ты сдаешься.

Изобель моргнула, внезапно потеряв дар речи, ужаленная обвинениями в этих словах.

Гвен впивалась взглядом в нее, неумолимо, ее глаза светились напряжением.

— Не смотри на меня так. Я видела тебя с ним той ночью. И я знаю, что ты знаешь, где он.

Губы Изобель раздвинулись, дрожа. Она хотела защититься, отрицать это. Но правда была в том, что она действительно знала, где он был. Только не было никакого способа спасти его. Как она могла сказать Гвен, что невозможно спасти его, потому что связь между мирами была разрушена? Как она могла ожидать, что кто-либо еще поймет, когда она сама едва была в состоянии осознать то, что произошло?

Хмурый взгляд ожесточил мягкие черты ее лица, Гвен отвернулась, чтобы набрать комбинацию к ее собственному шкафчику. Она открыла металлическую дверь и взяла что-то с верхней полки, сунув это в руку Изобель. Ее розовый сотовый телефон.

— Так. Теперь твоя очередь. — С этим Гвен закинула ремень сумки на плечо, ее движения были быстры и порывисты. — Когда ты выяснишь, как использовать одно из этого снова, хорошо... Я забила свой номер в начале твоей адресной книги. И еще — добавила она, дергая спортивную сумку Изобель. Она позволила ей упасть на пол между ними, прямо сверху разбросанных бумаг. — Мой шкафчик не место хранения.