— Ты не он.

— Не он?

Изобель посмотрела на него осторожно, когда она заметила его приближение, хотя бежать было некуда. Его слова просочились в нее, зарываясь глубоко в тайники ее сознания и поднимая признаки сомнения. Он остановился на расстоянии, позволяя ее глазам тщательно пробежаться по нему, сложив руки за спиной и опустив подбородок, словно позируя для снимка. Изобель недоверчиво разглядывала его, не в силах отрицать основные моменты сходства с Вореном, которые она никогда не замечала раньше. Там, где это не могло бы быть найдено на его лице или в поведении, это заполнило его телосложение, его рост — сам его внешний вид.

Она покачала головой, отказываясь верить, что его слова имели хотя бы ничтожную долю истины. Она не могла признать, что это существо, эта пустая кошмарная зомби версия могла иметь какую-то прямую связь с Вореном.

— Это не просто сбивание с толку на этот раз, не так ли? — сказала она. — Скажи мне, почему ты это делаешь.

Он вздохнул, закатив глаза.

— Блондинки, вам всегда нужно все объяснять.

Изобель свирепо посмотрела на него, сжав руки в кулаки.

Он мечтательно улыбнулся.

— Видишь, вот почему ты мне нравишься. Ты никогда не сдаешься, даже когда должна. Нам нужно немного твоей решительности, бесполезной, какой она является. Я думаю вот почему, чирлидерша. Потому, что правда заключается в том, что я не хочу убивать тебя. Нет, если могу избежать этого.

Он сделал еще шаг вперед. У нее сбилось дыхание, ее спина ударилась о дверь. Ее рука пыталась нащупать ручку, но она знала, что ее не найти…

— И это зависит от тебя, — сказал он, смягчая свой тон. — Если ты просто сыграешь в одну игру, останешься потанцевать со мной подольше…

Его голова наклонилась в одну сторону. Он впился в нее этими черными глазами, в которых застыл вопрос. Она была потрясена, увидев в них искренность — если это было тем словом, которое можно было применить к Пинфаверсу.

Этот взгляд пугал ее еще больше, чем его слова. Что это было, подумала она, что таилось под этой чудовищной фарфоровой оболочкой? Если это не душа, которая питала его, тогда что? Важнее всего, что он хочет от нее?

Он сделал один шаг к ней, затем другой.

— Лишь вечности достаточно, чтобы забыть. — Его лицо стало серьезным. — Испей, — сказал он стихающим голосом. — О, пей же сладкое забвенье.

Он пересек оставшееся расстояние между ними слишком быстрой последовательностью движений, чтобы заметить и прижал ее к двери. Он схватил ее за подбородок, заставляя посмотреть на него. Его ногти впивались в ее щеку, угрожая разорвать кожу.

Она отвернулась, но он заключил ее в объятия и дернул на себя. Его тело ощущалось жестким и пустым рядом с ней. Опустошенным. Его хватка на ней усилилась до тех пор, пока она не смогла больше дышать. Он прижался своими губами к ее.

Глаза Изобель расширились. Его рот, гладкий, холодный и жесткий, чувствовался почти острым на ее губах, как стекло. Он пах глиной и чернилами, кровью и смертью.

Желчь поднималась по ее горлу, а вместе с ней крик.

Он оторвался от нее, смеясь, и отпустил ее, толкнув вперед, прежде чем рассеяться, раствориться в клубах дыма. Изобель упала, неуклюже кувыркаясь. Вдруг иллюзорный пол раскололся под ней. Она провалилась в него, и крик внутри нее, наконец, вырвался. Она скрестила руки на лице, защищая глаза от острых осколков изумрудного стекла, мелькающего вокруг нее в темноте, угрожая раскромсать ее. Она падала, пока резко не остановилась, будучи пойманной несколькими парами рук, которые окутали ее, убаюкивая. Стекла сыпались, как смертоносное конфетти, один осколок впился ей в плечо, другой порезал ее лодыжку. Она открыла глаза и обнаружила себя в кругу лиц в масках. Потолочный свет с разбитыми цветными стеклами открывал водоворот штормом охваченного неба. Пепел падал через отверстие, оставленное ею при падении.

Группа весело закричала, поймав ее, и быстро поставила ее на ноги. Потом фигуры рассеялись, смеясь между собой.

Одного взгляда вокруг было достаточно, чтобы она поняла, что вернулась на маскарад и сейчас стояла в центре темно-зеленой комнаты.

Огромные гобелены висели на стенах. Тяжелый черный гранитный Египетский Саркофаг стоял в каждом углу широкой прямоугольной комнаты, как будто на страже. Вышитые подушки и ковры вытянулись на полу, в то время как густые облака сладкого дыма обволакивали воздух. Вялые придворные сидели, наклонялись и стояли вокруг кальянов и чашей с фимиамом. Насыщенный аромат пронизывал пространство, заставляя ее чувствовать головокружение.

Как мираж, темная фигура появилась в ее затуманенном зрении. Фигура выплыла из толпы и двинулась навстречу ей, как сама смерть, лицо было размытым и наполовину скрытым от глаз. Она вздрогнула.

Еще не могло быть двенадцати — или могло? Она пропустила последние удары часов?

Она не успела отстраниться или даже сдвинуться с места до того, как фигура схватила ее. Рука в перчатке зажала ей рот, останавливая крик, прежде чем он мог вырваться наружу. Он потащил ее к одной стороне комнаты, несмотря на ее сопротивление, и, достигнув стены, он отодвинул один угол тяжелого гобелена, изображавшего лошадь, растаптывающую своего всадника. Открывая небольшую потайную дверь, он толкнул ее внутрь.

Изобель прокатилась по холодному и сырому каменному полу.

Она посмотрела вверх и обнаружила себя внутри скрытого прохода, как в старом добром триллере, где убийца прячется, чтобы следить за своими жертвами через глазные отверстия в висящих портретах. Внутри этого узкого прохода, факел на треноге горел желто-оранжевым пламенем. Его огонь отбрасывал неровные формы на каменную кладку и изумрудные витражные стекла окон, придворные по ту сторону двигались в тенях играющих силуэтов.

Ее похититель в маске нырнул внутрь и появился перед ней, возвышаясь во весь рост и выглядя зловещим. Она опрометью бросилась назад, пока не наткнулась на влажную стену.

— Ты хоть представляешь, в какой опасности находишься? — спросил приглушенный голос.

Охрипший и когда-то предостерегающе резкий, это был голос, который она узнала сразу же.

Рейнольдс.

И это было очень вовремя.

— Что с тобой случилось? — воскликнула она, снимая одну туфлю.

Она бросила ею в него довольно сильно, чтобы ранка на плече заныла. Туфля ударилась в стену за его спиной с громким шлепком.

Даже в маске и шляпе, удивление в его глазах не могло быть не замеченным.

— Где, черт возьми, ты был? — взвыла она.

Не теряя времени, она извернулась, сняв другую туфлю, и метнула ее ему в грудь. Он защитился от туфли поднятым предплечьем, и туфля безвредно стукнулась об пол. Ей было жаль, что у нее не было чего-то еще, что можно было бы бросить.

Кровь сочилась из плеча, куда впилось стекло, и она потянулась, чтобы выдернуть осколок. Она почти не ощутила боли, лишь кровь, которая тепло стекала вниз по ее плечу, не пачкая вырез ее платья. Она была достаточно злой, чтобы задушить его. Но, в то же время, она могла бы так же легко броситься к нему, обнять и уткнуться лицом в его плащ. Однако, так или иначе, Рейнольдс, вероятно, не был тем типом, который показывает свои эмоции, и если бы попросить его заранее заполнить пузырек с выбором ответа на этот вопрос, она подумала, что он, скорее всего, все равно сделал бы выбор в пользу обуви.

— Не смотри на меня так! — зарычала она, ее зубы стучали. Дрожь в голосе выдавала ее волнение.

Он продолжал смотреть на Изобель, которая нетвердо стояла на ногах. Ее колени тряслись.

— Это все твоя вина! — закричала она. — Ничего из этого не происходило, пока ты не появился! Я даже не знаю, кто ты! Я даже не знаю, что ты такое!

— Говори тише.

— Нет! Я не собираюсь говорить тише! — заорала Изобель, распаляясь. Какое он имеет право разговаривать с ней, как с ребенком? — Ты говоришь, что помогаешь мне, но потом ты просто исчезаешь. Ты просто появляешься, чтобы встревожить меня, а потом, когда я больше всего в тебе нуждаюсь, тебя нет, в то время как эти существа повсюду!