— Подожди! — крикнула она ему вслед, поднимаясь. На мгновение она зашаталась на ногах, и ее взгляд поплыл.

Она, шатаясь, подалась вперед и, не доверяя своим коленям, схватилась за балку, за которую он держался мгновением раньше.

— Последний вопрос, пожалуйста! Это о Ворене.

Она ожидала, что он продолжит двигаться, возможно, даже бесследно исчезнет перед ее глазами, но он остановился. Возможно, он услышал, как она замялась? Он все еще не оглянулся назад, только повернул свою голову совсем немного в ее направлении, жест, который, казалось, говорил, что хотя он и готов слушать ее, он все еще, как всегда, сохранял то приводящее ее в бешенство право ответить ей молчанием.

— Вчера, — начала она, обращаясь к его спине, торопясь, как будто какая-то часть его была песочными часами. — Прежде, чем все это началось, я видела его. Я не видел его все утро. Я не думаю, что кто-то видел. Но он пришел в класс Свэнсона, чтобы сдать наш проект. Затем, после урока он исчез. Позже я узнала, что он все время был в книжном магазине и спал. Затем, когда я встретила его вчера поздно вечером, его лицо... Он выглядел иначе, но... Я не понимаю.

Она покачала головой. Было слишком много деталей, чтобы вместить все это в один вопрос. Она попробовала, так или иначе.

— Как... как он мог быть в двух местах одновременно?

К ее большому шоку Рейнольдс резко развернулся, что-то в ее словах, вызвало у него интерес.

— Ты говоришь, он спал?

— Да. Это... так сказал Брюс. — Она с любопытством посмотрела на него.

— Ты уверена, что видела его?

— Да, — сказала она, смущённая вопросом. — Все видели.

Он стал жестким при этом ответе, его черные глаза расширились. До того момента Изобель не думала, что "удивление" принадлежало к ограниченной шкале эмоций Рейнольдса.

— Что? — спросила она.

Он замер и наблюдал за ней очень внимательно, так близко, что она бы отдала все, что угодно, чтобы прочитать его мысли.

— Возможно, этот вопрос лучше подходит для его субъекта, — ответил он.

БАМ. Она могла почти слышать, как дверь их откровений с хлопком закрылась перед ее лицом.

— Но...

— Я должен покинуть тебя сейчас, — сказал он.

Конечно, ты должен, подумала она горько. Она скрестила руки на груди и опустила взгляд на рваную обувь, которую бросала в него ранее этой ночью. В тот момент она была готова найти что-то еще, чтобы кинуть в него. Предпочтительно что-то более тяжелое и более твердое, как один из гномов из сада ее матери. Прекрасно, думала она. Она спросит у Ворена, когда увидит его.

— Изобель?

— Что? — отрезала она, не потрудившись даже взглянуть на него. Он мог сделать ее такой безумной иногда. Даже теперь, после того, как он спас ее, после того, как вернул ее домой, после того, как он спас Ворена.

— Будет лучше для всех, если ты будешь помнить то, что я сказал тебе сегодня вечером, — проговорил он. Она просто пожала плечами, разглядывая свою ладонь. Поворачивая ее в тусклом свете, она нахмурилась, увидев грязь под ногтями. — И знай, что, если по какой-либо причине ты будешь искать меня, я не буду найден.

Она хмурилась и пнула балку. Закатив глаза, она сказала:

— Как будто я позвоню тебе, чтобы поболтать, Рен. У тебя есть социальная благодать гробовщика.

Загорелся свет на крыльце, и, щурясь, она посмотрела вверх.

Дэнни выглянул с черного входа.

— С кем ты разговариваешь?

Изобель посмотрела на место, где стоял Рейнольдс. Он исчез. Она посмотрела за угол дома, почти ожидая увидеть, как его плащ исчезает из поля зрения. Не было никакого признака его присутствия, но было сложно сказать, как она чувствовала себя, понимая, что он ушел из ее жизни навсегда. Раздраженной, в основном, подумала она.

— Что, черт возьми, с тобой случилось? — спросил Дэнни. — Ты проиграла в войне с сорняком Уокером? — ее младший брат уставился на нее глазами, круглыми, как блюдца.

— Родители ищут тебя, ты знаешь? — сказал он.

Ее желудок упал при этих словах, и она повернулась, чтобы посмотреть на своего брата, когда он сказал:

— У тебя целая куча проблем.

Это Гвен позвонила домой Изобель. Когда ни она, ни Майки не смогли найти ее, они воспользовались телефоном Изобель, который Гвен нашла в ее спортивной сумке.

При упоминании о драке на вечеринке, ее папа позвонил в полицию. Затем он и ее мама сели в автомобиль и начали с округа Генри. Они оставили Дэнни, чтобы он ждал в случае, если Изобель объявится дома. Когда она появилась, Дэнни рассказал про эту драму, и Изобель неохотно набрала номер ее отца.

Было много криков, и на заднем плане Изобель могла услышать свою мать, рыдающую с облегчением.

Когда она повесила трубку, Изобель почувствовала себя опустошенной до грани падения в обморок. Тем не менее, ей удалось принять душ и переодеться, прежде чем ее родители возвратились. Она надела джинсы и длинные рукава, чтобы скрыть синяки и порезы, и спрятала остатки розового платья в нижний ящик комода. Потом она свернула куртку Ворена и спрятала ее глубоко в шкафу, где она будет ждать возвращения к хозяину.

Лекция, которую она прослушала той ночью, была длинна, несмотря на то, как поздно это было, и заполнена унижающими вопросами риторического характера, а так же угрозами, пустыми и настоящими. То, что ей не разрешили принимать участие в Национальных играх, было среди самого пустого. То, что не будет никакого автомобиля на ее день рождение, скорее всего, окажется правдивым. Она слушала отстраненно до следующего уведомления. Номером один в списке ограничений ее отца было то, что ей не запрещали говорить или общаться, в любом случае, когда-либо снова с Вореном за пределами школы, или в школе, если это было возможно.

У нее не было возможности оспорить это, и на этот раз мама не встала на ее сторону.

Наконец, ей велели идти в свою комнату, и она уж достигла лестницы, когда была остановлена голосом ее матери. Она сказала Изобель, что Брэд перенес операцию на колене этой ночью. Что у него была аллергическая реакция на анестезию, что он бредил и почти впал в кому.

Изобель вспомнила гроб, кладбище. Крик.

— Он в порядке? — спросила она. Она обернулась, глядя в бледное лицо ее матери с осунувшимися чертами.

— В целом, все хорошо, — ответила она. — Он не будет ходить в школу некоторое время.

Изобель кивнула. Она стала подниматься верх по лестнице снова.

— Иззи.

Она остановилась.

— Его мама звонила сегодня вечером, чтобы сказать, что он... она сказала, что он звал тебя.

Ее рука сжала перила. Она почувствовала, как напряглись ее плечи.

— Я думаю, тебе следует навестить его, когда разрешат, — сказала ее мама, — я отвезу тебя, если ты захочешь.

Изобель только кивнула. Она не могла сказать маме, что сомневалась, что Брэд захочет видеть ее снова, и она задалась вопросом, сколько он помнил. Вспомнит ли он, что был в мире снов? Или как был внутри Красной Смерти? По крайней мере, подумала Изобель, вряд ли он забыл то, что произошло на футбольном поле.

Стремясь убежать, она поспешила вверх по лестнице. В своей комнате, наконец, она рухнула в кровать под подавляющим весом ее истощения. Ее тело не оставило ей выбора. Она уснула.

Изобель проснулась поздно следующим утром от стука. Шум отозвался эхом в ее голове, отрывая ее от сна, заставляя ее подскочить вверх. Она почувствовала, что ее грудь напряглась, поскольку ее сердце подпрыгнуло и забилось с тройной скоростью.

Она вздохнула и выбралась из кровати, сжимая свое одеяло руками, удивляясь, что не почувствовала грубую засохшую грязь или песчаные крошки. Она стала неподвижно и прислушалась, пристально вглядываясь.

Не было никаких надгробных плит. Никаких мертвых деревьев или черных птиц. Никаких призраков или теней.

Только холодный, белый дневной свет. Мрачный, но все еще утренний туманный свет просачивался через ее окно, купая ее розовые стены в прозрачном свечении, давая каждому объекту в комнате его собственный тонкий ореол.