Людовик поджал губы. В прошлом году в Сен-Дени он дал обет отправиться в паломничество к Гробу Господню, чтобы покаяться за то, что произошло в Витри, искупить клятву, нарушенную в Бурже, и выполнить обещание помолиться за душу своего умершего старшего брата у гробницы Гроба Господня. Первое известие о падении Эдессы сильно его взволновало. Хотя первое потрясение постепенно улеглось, новость его по-прежнему тревожила.

– Наш долг – оказать им помощь, – сказал он, не сводя глаз с реликвария. – Нельзя позволить неверным захватить наши святые места. Мы непременно должны всеми силами помочь христианским владыкам.

– В каком смысле?

Он отвернулся от окна.

– Я объявлю призыв к оружию, когда двор соберется на Рождество в Бурже. Я исполню свой обет паломничества и в то же время освобожу Эдессу от неверных.

Он говорил так, словно это было очень просто, не сложнее, чем отправиться на охоту.

Его слова на мгновение потрясли ее, но в глубине души она не удивилась, потому что такое предприятие ему идеально подошло бы. Он явился бы миру смиренным кающимся паломником, но одновременно и героем-завоевателем, наделенным всем блеском благочестивого короля, скачущего во главе армии, чтобы спасти христианские святыни.

В ее груди зажглась искра надежды. На время его отсутствия кто-то должен был взять бразды правления в свои руки. Она могла бы достичь многого, если удастся показать свою силу, а не сидеть в четырех стенах. Кроме того, его не будет около двух лет, а за это время многое может произойти.

– Это великое начинание, – сказала она, и ее голос зазвенел от новых надежд.

Людовик бросил на нее настороженный, слегка озадаченный взгляд, и она быстро отвернулась, чтобы снова заняться ребенком.

– Разве неправильно говорить, что я горжусь своим мужем?

Его выражение лица смягчилось.

– Гордость – это грех, – сказал он, – но мне приятно, что тебе нравится моя идея.

– Мы должны отпраздновать Рождество при дворе с особой торжественностью, – предложила она и, когда Людовик нахмурился, добавила: – Конечно, с должной серьезностью и вознося хвалу Господу, но если приглашенным устроить роскошный пир, они с большей охотой согласятся на твои предложения. Кроме того, поскольку праздник будет проходить в Бурже, все увидят, что ты – помазанник Божий.

– Хорошо, – ответил он, как бы оказывая ей небывалую милость своим согласием, и подошел к колыбели, чтобы потрепать дочь под подбородком; и это тоже было честью, потому что обычно он не проявлял к ребенку никакого интереса.

Алиенора надела в Бурже корону и вместе с Людовиком председательствовала на собрании всех дворян и епископов Франции. Они пировали, развлекались, а затем Людовик и епископ Лангрский обратились к ним с речью о помощи Эдессе и Иерусалимскому королевству.

– Поймите меня правильно! – Людовик кричал, его лицо пылало страстью, а глаза сверкали, как сапфиры. – Если мы не пойдем в поход, то падет Триполи, затем Антиохия и даже сам Иерусалим. Мы не можем допустить, чтобы это случилось в том самом месте, где стопы Христа в облике смертного запечатлелись в пыли. Я говорю вам всем: ваш Богом данный долг – ехать со мной и принести помощь нашим осажденным сородичам!

Это была прекрасная речь, и епископ Лангрский продолжил ее еще более пламенно, разжигая огонь в груди воинов. Придворные рыцари Людовика стучали кулаками по столам и бурно аплодировали, как и мужчины Аквитании и Пуату, но после первого всплеска страсти поостыли. Мужчины с сомнением относились к тому, что им придется так долго находиться вдали от домашних дел, жить в палатках и сражаться с неверными. Хотя на речи они отвечали с вежливым восторгом, в частных разговорах многие бароны уклонялись от принятия обязательств. Аббат Сугерий открыто заявил, что Франция нуждается в Людовике больше, чем Святая земля, а поход, хотя и с благими намерениями, продуман плохо.

Людовик пришел в ярость. В уединении покоев он рыдал, пинал мебель и метался по комнате, как обиженный ребенок.

– Почему они ничего не понимают? – бушевал он. – Почему не следуют за мной? Разве я не дал им все?

Алиенора с раздражением выслушивала его стоны. Она тоже была разочарована ответом, но не удивлена. Это все равно что погонять скот. Нужно постоянно подгонять животных, чтобы они двигались, и щелкать кнутом по пяткам, когда на дороге попадалось препятствие.

– Дай им время привыкнуть к этой идее, – сказала она. – Многие изменят свое мнение, когда весна начнет согревать их кровь. Мы еще не слышали решения папы. Ты посеял семена сегодня, в праздник Рождества Христова. Теперь дай всем время подумать, а потом обратись к ним во дни Его распятия и воскрешения.

Людовик разжал кулаки и тяжело выдохнул.

– Когда я думаю о том, как они отказались от меня…

– Если потратить время на уговоры и подготовку, оно не пройдет зря, – сказала она. – А Сугерий просто стареет. Он не хочет отпускать тебя из Франции, но это его слабость, а не твоя.

– Я все решил и поеду, несмотря ни на какие возражения.

На лице Людовика появилось упрямое выражение, которое она так хорошо знала.

Алиенора в задумчивости присоединилась к своим дамам. Они танцевали под музыку и уговорили молодых рыцарей составить им компанию. Среди них был и Рауль, который смеялся и флиртовал, как обычно. Петронилла осталась в Аррасе, потому что вскоре ожидала рождения их второго ребенка.

Поймав взгляд Алиеноры, он извинился перед дамами и подошел к ней.

– Развлекаетесь в отсутствие жены, мессир, – заметила она.

Рауль пожал плечами.

– Это всего лишь танцы.

– И что око не видит, о том сердце не скорбит?

– Я бы никогда не сделал ничего, чтобы огорчить Петрониллу.

– Мне приятно это слышать, потому что в противном случае пришлось бы вырезать вам сердце и ту часть тела, которая нанесла оскорбление.

– Ваша сестра вполне способна сделать это без посторонней помощи, – язвительно сообщил он, а затем сложил руки на груди. – Вы хотели поговорить со мной не только для того, чтобы приказать держаться подальше от других женщин?

Она одарила его натянутой улыбкой.

– Я хочу, чтобы вы использовали свои таланты и были убедительны в ином деле. Необходимо поколебать мнение тех, кто не желает откликнуться на призыв короля к спасению Эдессы.

Он весело взглянул на нее.

– Даже если я и сам из таких?

– Очень сомневаюсь, – ответила она. – Вы достаточно проницательны и амбициозны, чтобы все просчитать. Учитывая ваши годы, вы, возможно, предпочтете остаться во Франции со всеми вытекающими отсюда преимуществами.

Он продолжал смотреть на нее весело, но в то же время настороженно.

– Вы очень хотите, чтобы этот поход удался. Я понимаю ваше желание помочь дяде. Вы говорите, что то, что не видит глаз, не печалит сердце, но, возможно, это верно и в вашем случае. Разве вас не беспокоит, что ваш муж будет отсутствовать не менее двух лет и подвергаться большой опасности?

– Вы правы, меня это беспокоит, и поэтому я хочу, чтобы у него было большое войско, хорошая поддержка и обоз, – ответила она. – Он отправится в путь в любом случае, но я бы предпочла, чтобы его поддерживали все группы придворных, ведь как иначе он поможет моему дяде и сделает все, что необходимо?

– И в чем будет моя выгода?

– Я думаю, вы прекрасно знаете ответ, мессир. Королю нужны надежные помощники для управления Францией на время его отсутствия.

– Помощники – но кому? – уточнил он.

Алиенора улыбнулась и протянула ему руку.

– Давайте потанцуем и поговорим.

Рауль тихонько засмеялся.

– Думаю, сейчас я в большей опасности, чем минуту назад, – сказал он, ведя ее в круг.

Через неделю после того, как приглашенные на Рождество придворные разъехались, из Рима пришло известие, что папа призвал Францию и все христианские страны собрать армию и отправиться на помощь Эдессе. Людовик был вне себя от ярости.