– Как красиво, – сказала она, потому что так оно и было, даже если кубок ей и не принадлежал.

Бернард Клервоский одобрил бы его простоту – чистую и неприукрашенную. Теперь кубок полностью принадлежал Сугерию. Наверное, даже надпись была не нужна, чтобы указать на нового владельца.

– И очень подходит к остальному убранству.

– Рад, что вам нравится. Я хотел воздать должное вашему подарку.

– И у вас все получилось. – Алиенора была готова проникнуться к Сугерию симпатией. Он был непревзойденным политиком, готовым, как и она, решать практические вопросы. – У меня к вам просьба.

Сугерий насторожился.

– Если это в моих силах, я, конечно, помогу.

Она скользила взглядом по узору из четырехлистников на напольной плитке.

– Наши молитвы были услышаны, – сказала она. – Я беременна.

Алиенора положила руку на живот, который слегка округлился под поясом.

Лицо Сугерия озарилось.

– Это замечательная новость! Слава Богу, что Он услышал наши мольбы!

Алиенора прикусила губу.

– Я пока не сказала королю. Не хочу обнадеживать его после стольких лет и других наших потерь. Я не знаю, как он отреагирует, и буду благодарна, если вы подготовите его к известию.

– Предоставьте это мне. – Сугерий коснулся ее руки в знак заверения. – Король непременно обрадуется.

Алиенора улыбнулась, но ее сомнения и тревоги не развеялись. В последнее время она не знала, чего ожидать от Людовика.

Людовик смотрел на Сугерия с едва скрываемым беспокойством. Он недавно вернулся с молитвы и пребывал в спокойном расположении духа, пока аббат не сказал, что хочет поговорить с ним наедине. Он готовился к новым известиям о придворных и церковных интригах. Дело в Бурже было завершено, и де ла Шатр самодовольно расположился в своем архиепископстве, значит, возникло нечто новое.

– Королева попросила меня передать вам новость о том, что Господь услышал ваши молитвы и счел нужным благословить ваш брак. Ваша супруга одарена плодом и весной родит ребенка, – сказал Сугерий.

Глаза Людовика округлились. Новость была настолько неожиданной, что никак не укладывалась у него в голове. Наконец-то. После стольких лет молитв, борьбы и сомнений. Наконец-то они добились успеха, следуя воле Господней. Если, конечно, на этот раз она родит живого ребенка.

– Вы уверены?

Сугерий кивнул.

– Уверен, как и сама королева, – сказал он. – Она хотела, чтобы я сказал вам об этом, поскольку это произошло благодаря совету и вмешательству Церкви, а также чтобы подготовить вас к доброй вести.

Людовик почувствовал, как его охватывает волнение. Ребенок! Наконец-то сын для Франции!

– Королева удалилась в гостевой дом, – с улыбкой добавил Сугерий.

– Я сейчас же пойду к ней, – заявил Людовик, но сначала решил вернуться в церковь, чтобы упасть на колени и поблагодарить Господа. Может быть, стоит отнести Алиеноре подарок? Первой его мыслью было, что она оценит изящную брошь или кольцо, но Людовик быстро отбросил эту идею. Он не должен поощрять тягу к украшениям, потому что это не по-божески, а они зачали ребенка, только избавившись от этой пошлости. Лучше сделать пожертвование церкви во славу Господа, а не украшать свою жену.

Служанки Алиеноры как раз зажгли лампы в гостевых покоях, когда появился Людовик. Его бледное лицо раскраснелось, глаза блестели от слез, от него, казалось, исходило сияние, какого Алиенора не видела уже очень давно.

– Это правда? – спросил он. – То, что сказал мне Сугерий, – правда? – Он крепко сжал ее руки.

– Да, правда, – ответила она, улыбаясь, но все еще настороженно.

Он подался вперед и поцеловал ее, но не в губы.

– Ты все сделала правильно. Ты угодила Господу, и теперь пусть Ему будет угодно дать нам здорового сына.

Он опустился перед ней на колени и прижался головой и ладонью к ее животу. Алиенора смотрела на его тонзуру и пыталась пробудить в себе прошлую привязанность. Что-то теплилось, но едва-едва.

Он встал.

– Тебе нужно отдыхать и не перенапрягаться. На этот раз я доверяю тебе родить сильного живого сына. С тобой всегда должны быть твои женщины, и нужно немедленно пригласить повитух. И еще, – добавил он, нахмурившись, – тебе не следовало ехать сюда сегодня верхом, так можно навредить ребенку.

Алиенора почувствовала, как за ней закрывается тюремная дверь. Он посадит ее в клетку, чтобы защитить своего благословенного наследника.

– Я знала, что со мной ничего не случится, – ответила она, – потому что мы возносили наши молитвы о ребенке здесь, в Сен-Дени.

– Возможно, но тебе больше нельзя так рисковать, когда речь идет о нашем сыне.

– Я обязательно прислушаюсь к мудрым советам, – ответила она.

– Да, обязательно. Я не хочу, чтобы и на этот раз все закончилось ничем.

Алиенора сжала кулаки. Возможно, в тюрьме ей было бы не так уж плохо.

В конце концов он ушел, и Алиенора обессиленно, но с облегчением опустилась на скамью. От их брака теперь осталось так мало – лишь лохмотья некогда яркой ткани. Ее жизнь всецело зависит от одобрения супруга. Сейчас он был ею доволен, но все могло измениться. Она никогда не знала, как он поведет себя с ней в следующую минуту, и постоянно была настороже, что очень утомляло.

Алиенора задыхалась и тужилась изо всех сил, а когда схватки стихли, упала на подушки. Роды начались накануне вечером; сейчас уже наступило утро, и раннее апрельское солнце заливало комнату, напоминая об Аквитании.

– Осталось недолго, – успокаивала Петронилла, вытирая лоб Алиеноры салфеткой, смоченной в розовой воде. – Я знаю, тебе кажется, что ты вот-вот лопнешь, но ничего такого не случится, уверяю тебя.

– Ты, похоже, очень в этом уверена, – пропыхтела Алиенора.

Ее волосы были распущены, чтобы не задушить ребенка во чреве, и разметались по подушке тяжелым золотым веером.

– Да. Я меньше тебя, и у меня получилось, – самодовольно улыбнулась сестра. Пройдя через испытание родами один раз и снова ожидая ребенка – у нее уже начали округляться грудь и живот, – она чувствовала себя вполне уверенно и давала советы.

– Твоя Изабель родилась маленькой, – сказала Алиенора.

– Ну, так и твой будет тебе по размеру. Рауль намного выше Людовика.

Началась еще одна схватка. Алиенора скривилась и сжала в кулаке орлиный камень. Это был камень в форме яйца, внутри которого находился другой, и он должен был облегчать родовые муки. Это был подарок свекрови, проявившей редкое сострадание, – Аделаида уверяла, что он помог ей во время родов. Если камень действовал, то страшно было подумать, как проходят роды без него. Она снова принялась тужиться изо всех сил. Повитухи суетились вокруг нее, подбадривая, внимательно наблюдая, смазывая промежность маслом, чтобы уберечь от разрывов.

Вот появилась головка, за ней выскользнули плечи и тельце. Вопли младенца заполнили комнату, усиливаясь с каждым вдохом, но молчание присутствующих сказало Алиеноре все, что ей нужно было знать.

– Какая красавица! – Петронилла первой пришла в себя. – Алиенора, у тебя дочь, идеальная девочка! – Она наклонилась, чтобы поцеловать сестру в щеку. – И кузина для Изабель!

Алиенора посмотрела на Петрониллу. Солнечный свет заливал пищащего младенца, все еще привязанного к ней пуповиной, и было в этом нечто святое. Повитуха перерезала пуповину маленьким острым ножом и забрала ребенка из-под солнечных лучей, чтобы искупать его в медной чаше с теплой водой – в той самой, с рисунком, которой не пользовались с ночи перед зачатием.

Аделаида, присутствовавшая при родах, наблюдала, как женщины купают младенца.

– Девочки всегда полезны для приобретения союзников через брак, – сказала она. – У меня тоже родилась одна дочь и семь сыновей. Лучше рожать сначала мальчиков, чтобы были наследники, но и здоровый живой ребенок – это повод для благодарности и основание верить, что в следующий раз у тебя получится лучше.