Откинувшись в кресле, Людовик поднял голову, когда Тьерри закрыл дверь.

– Ты все слышал? – Он ущипнул себя за переносицу.

– Кое-что, сир, – осторожно ответил Тьерри.

– Она хочет расторгнуть брак на основании кровного родства и остаться здесь, когда мы уедем. – Людовик опустил руку и поднял голову. – Я отчасти склонен удовлетворить ее желание.

Тьерри нахмурился и застегнул ремень.

– Я советую вам не спешить, сир. Если вы согласитесь, это повредит вашему престижу. Люди будут говорить, что вы не можете удержать жену и что другой мужчина увел ее, хотя этот мужчина – ее дядя. Это будет означать, что мужчины Аквитании будут искать лидера в Антиохии, а не во Франции. Вы – владыка Аквитании по закону, но если королева отречется от вас, ваше положение сильно осложнится.

– Она – будто розовый шип в моем боку. – Людовик поморщился. – И боль тем сильнее оттого, что я все еще помню красоту розы.

– Многие красивые вещи посланы дьяволом, чтобы уязвить нас, – сказал Тьерри. – Как прекрасна блестящая кожа гадюки, но ее укус смертелен. Разве не змей соблазнил Еву попробовать плод с древа познания и разве не она уговорила Адама съесть его?

– Я напишу Сугерию, – ответил Людовик со вздохом. – Он даст мне совет, но ты прав. Пока же ей не следует оставаться в Антиохии.

– Я не думаю, что вам следует вводить свою армию в Антиохию. Пусть лучше они присоединятся к нам по дороге.

Глаза Людовика блеснули.

– О чем ты говоришь?

– Сир, до меня дошли тревожные слухи.

– Какие слухи?

Тьерри скривился, как будто глотнул уксуса.

– Я думаю, что владыка Антиохии что-то замышляет против вас.

– Думаешь или знаешь? – Дыхание Людовика участилось, и паника сковала грудь.

– Я видел, как князь пытается вбить клин между нашими людьми. Он шепчется с вашим братом, и я думаю, что он замышляет сговор с королевой. – В тоне Тьерри сквозило отвращение. – Я подозреваю, что Раймунд и королева были неподобающе близки. Я видел, как они сидели рядом, будто любовники, одни, без сопровождающих, когда все остальные спали. – Его голос слегка дрогнул. – Я видел, как они обнимались. Она вела себя неподобающим образом и с другими мужчинами. Жоффруа де Ранкон находился в ее покоях до глубокой ночи перед отъездом из Антиохии, и мои шпионы доложили, что они расстались с нежностью. Поневоле задумаешься, а было ли то, что случилось с авангардом на горе Кадмос, чистой случайностью.

Людовик в ужасе уставился на него.

– Клянусь Христом и святым Дионисием, ты в этом уверен?

– Сир, я бы ничего не сказал, не будь у меня серьезных сомнений. Я полагаю, что мы должны покинуть Антиохию, как только наша армия окажется в пределах досягаемости, и немедленно отправиться в Иерусалим, взяв с собой королеву. Если она будет рядом с вами, ее дядя не посмеет выступить против нас, а за ней пойдут и аквитанцы.

Людовик сглотнул.

– Что ты предлагаешь?

– Надо уйти незаметно, как только узнаем, что наши войска близко. Нужно будет действовать быстро и рассказать только тем, кто достоин доверия. Раймунд не сможет помешать тебе уехать верхом, как и не сможет помешать забрать собственную жену. Нужно увезти ее и держать при себе, где у нее не будет возможности строить заговоры и подлые планы.

Людовика затошнило. Он не мог осознать всю чудовищность того, что слышал. Он не хотел в это верить, и все же Тьерри был его глазами и ушами и чуял заговоры, как крыса кусок прогорклого сыра. Он уже давно чувствовал опасность, и новости его не удивили, лишь сильно испугали.

– Позвольте мне заняться этим, сир, – спокойно сказал Тьерри. – Я позабочусь о том, чтобы королева была готова к отъезду, когда наступит нужный момент.

Людовик кивнул с облегчением.

– Ты всегда знаешь, как лучше, – сказал он.

Сгущались сумерки, и Алиенора велела служанкам оставить ставни открытыми, чтобы в покои залетал ветерок. Где-то там, в бескрайней непроглядной тьме, Жоффруа скакал домой. Она помнила их разговор о звездах на равнинах Венгрии и надеялась, что он быстро продвигается вперед.

Сегодня утром она посетила церковь Святого Петра, пожертвовала серебряные монеты и вознесла молитвы о его безопасности и безопасности их ребенка. Теперь ей не терпелось, чтобы Людовик уехал в Иерусалим, тогда она могла бы ослабить бдительность и обрести покой. Под прикрытием полотна вышивки, над которым она работала, она нежно обнимала свое чрево и шептала ребенку слова любви и утешения.

– Вы что-то сказали, мадам? – спросила Гизела.

– Сама с собой, – ответила Алиенора. Гизела вела себя странно: вскакивала по малейшему поводу, но в то же время была замкнута и озабочена. – Тебе необязательно оставаться со мной в Антиохии, – сказала Алиенора. – Поезжай с королем.

– Я знаю, мадам.

– Тогда в чем же дело? – резко спросила Алиенора, теряя терпение.

– Ни в чем, мадам, я просто устала. – Гизела посмотрела на свое рукоделие и прикусила губу. – У меня весь день болит голова. Могу я с вашего разрешения выйти на улицу и подышать свежим воздухом?

– Да, но ненадолго. Скоро ложиться спать.

Гизела поднялась на ноги, накинула плащ и вышла из комнаты.

Алиенора повернулась к Марчизе:

– Как ты думаешь, у нее есть любовник?

Та подняла брови.

– Если и так, то не представляю, кто это может быть. Единственный молодой человек, с которым она разговаривает, это оруженосец Тьерри де Галерана, а он не из тех, кто заводит любовниц.

Алиенора вспомнила угрюмого юношу с большим адамовым яблоком и прыщавым лицом.

– Значит, шпионит, – сказала она, и у нее заныло в животе. – Неужели никому нельзя доверять?

Марчиза пожала плечами:

– Вполне возможно, мадам.

– Думаешь, она знает о ребенке?

– Она может подозревать, но у нее нет доказательств.

Алиенора прикусила губу. Поняв, что беременна, она старалась скрывать отсутствие кровотечений, пачкая лоскутки ткани куриной кровью, которую тайком приносила Марчиза.

Гизела вернулась раскрасневшаяся и с блестящими глазами. Алиенора заколебалась. Возможно, у девушки действительно появился любовник. Если она смогла скрыть беременность, то почему Гизела не может быть столь же искусна. Возможно, он был нехристианином или воином низшего ранга, и поэтому роман следовало хранить в тайне. Она решила разобраться в этом завтра.

Алиенора удалилась в свои покои, Марчиза и Мамиля помогли ей лечь в постель, а Гизела приготовила комнату для служанок, затушив лампы и убрав рукоделие. Марчиза расчесала волосы Алиеноры, разглаживая их после каждого взмаха, роняя на плечи волны тяжелого, сияющего золота.

Внезапно Гизела тихонько вскрикнула. Алиенора подняла глаза и замерла, увидев, как фигуры в темных одеждах вошли в ее спальню и закрыли двери между комнатами.

Солдаты! На поясах у них висели мечи, а под плащами поблескивала кольчуга. Едкий запах мужского пота пропитал комнату. Она чувствовала, как они окидывают взглядами ее фигуру и распущенные волосы. Вперед вышел Тьерри де Галеран, его темные глаза сияли злобой и радостью, и Алиенору охватил ужас.

– Как вы смеете?! – воскликнула она. – Что происходит?

– Мадам, король покидает Антиохию, и он хочет, чтобы вы присоединились к нему. Идемте, пора ехать. Дело срочное.

– Пусть король делает что хочет, – ответила она. – Я остаюсь в Антиохии.

– Мадам, это невозможно. Король попросил меня позаботиться о вас. – Через левую руку у него был перекинут сверток, который оказался мужским плащом из плотной темно-зеленой шерсти, отороченной соболем.

– Король прекрасно знает, что я остаюсь здесь. – Алиенора держалась твердо. Остальные мужчины смотрели на нее враждебно, ни один не опустил взгляд в знак почтения к ней. Здесь не было ни сочувствия, ни выхода. – Или вы пришли, чтобы убить меня? – Едва договорив, она поняла, что ее вполне могут убить. – Где Сальдебрейль?

– Скажем так, ему нездоровится, – ответил Тьерри и потянулся к ней.