То, что произошло, трудно описать. Волнение, оцепенение, исступленный восторг

- этих слов будет недостаточно. Нужно было видеть все это, чтобы почувствовать тот эффект освобождения и избавления, который производят такие записи. Вместе мы обнаружили целый ряд личных моментов и деталей, о которых я ничего не знал, но вдова поняла их сразу.

В конце она попросила разрешения прийти в качестве свидетеля на предстоящую пресс-конференцию. Кроме этого она позволила мне объявить ее имя и имя ее умершего мужа.

А теперь вернемся в август 1962 года, когда Эрна Фальк — так звали вдову — посетила нас в Нисунде вскоре после смерти своего мужа Арне. Она сообщила мне о странном звуковом явлении, которое произошло сразу после его смерти. У нее было ясное чувство, что он пытается войти с ней в контакт. Так как она была в глубокой скорби, я не стал предлагать ей провести сеанс записи, потому что знаю, что не все люди могут слушать голоса своих родных вскоре после их смерти.

После того, как госпожа Фальк уехала, я поставил новую пленку и включил радио.

Вскоре я услышал знакомый статический шум, который означал, что Лена выходит на связь, и включил пленку. Я был очень взволнован, потому что знал, что звук идет с частоты, которой пользуются мои друзья. В этот раз был слышен сопровождающий мелодичный тон, который, казалось, дрожал и производил ритмичное эхо.

Затем я услышал хорошо знакомый женский голос, который, чередуя пение с речитативом, передал мне личное сообщение. Голос пел и говорил по-русски и по-немецки.

Из содержания сообщения было ясно, что женщина знакома с моими личными семейными делами. Несмотря на то, что я часто слышал этот голос, и он живо напоминал мне кого-то из моего детства, я не мог понять, кто бы это мог быть.

К сожалению, до сих пор голос так и не назвал себя. Когда пение прекратилось, появился характерный шум радио. Мужской голос, напомнивший мне Черчилля, выкрикнул: «Есть контакт!..». Голос звучал как при междугородном разговоре или радарном сообщении.

И тут из акустической пустоты внезапно раздался спокойный мужской голос: «Фальк», — прошептал он. «Фальк», — снова повторил он теперь уже громче и яснее. «А вот и Фальк», — добавил он нараспев по-шведски.

«Черчилль, а вот и старый друг», — сказал он снова. Последние слова были произнесены по-шведски и по-немецки, а затем последовала многоязычная смесь.

«Это Арне. Госпожа Фальк придет?» — спросил голос нараспев.

Я сразу же узнал голос Фалька. Он был норвежец и говорил с характерным норвежским акцентом.

«Я знаю. Я живу. Смерти нет. Я могу говорить с Пелле!» (Моника и дети зовут меня Пелле) — громко говорил голос.

«Я. с Юргенсоном. на пленке.». «Фальк живет здесь и там. траля-ля!».

Последние слова были пропеты громко, голос звучал довольно и даже весело. «Скоро придет корабль!» — Фальк внезапно перешел в минор и запел без слов.

Затем последовало несколько фраз на смеси языков и некоем фантастическом языке. Фальк еще дважды назвал свое имя, а затем наступила продолжительная пауза. Потом внезапно вернулся первый мужской голос, он звучал, словно с большого расстояния, говорил по-немецки, и интонация его казалась дружелюбной и веселой.

«Говори с маленьким радаром. Фридель контролирует мертвых.».

«О, пусть будет так! Здесь живет Фальк!» — продолжал беззаботно напевать Арне.

«Фальк, Берлин. Восточный Берлин. ааааааа!..». Снова послышалось включение дальнего сигнала, и оживленный мужской голос заговорил по-шведски.

«Юргенсон. спасибо», — пропел Арне вполголоса и закончил с удовлетворением: «Здесь живет Фальк. и там, ляляляя!»

Автоматический, может быть, искусственный голос попсера объявил по — немецки: «Моэлнбо сидит и слушает. Мелархойден!». Голос мог бы добавить «сидит спокойный, счастливый и благодарный». Потому что я сидел у своего оборудования и как ребенок радовался этой удивительной передаче.

Нужны ли еще какие-то доказательства? Что может быть более убедительным, чем содержание этой пленки?

В то же время это было похоже на шедевр технологии четвертого измерения, потому что это была прямая передача из эфира, которая, видимо, шла параллельно с радарным экраном. Эта запись могла бы противостоять любому скептицизму на свете, она говорила сама за себя и не нуждалась в комментариях.

Вообще, я уже тогда должен был бы дать международную пресс-конференцию, но все еще колебался. Казалось, что подходящий момент еще не наступил.

Именно моя нерешительность и неуверенность удерживали меня от публичных выступлений. А между тем я пришел к выводу, что мертвые ожидают чего — то от нас, живых, по крайней мере, от тех из нас, кто желает участвовать в строительстве нового моста. Было очевидно, что непосредственные контакты представляют собой лишь часть работы по его строительству.

В том, что касалось моей задачи, недостаточно было делать записи передач, проверять и переводить их. Нужно было, чтобы об этих контактах узнал мир.

Но и это было еще не все. Уже летом 1959 года я получил подсказку в этом направлении, когда во время первой записи через микрофон я обнаружил на пленке странную фразу: «Фридрих. когда ты переводишь в течение дня, каждый вечер пытайся найти истину с кораблем. с кораблем во тьме!».

Очевидно, мертвые ждали от меня чего-то большего, но что это будет, я должен был определить сам для себя и найти «правильный курс», несмотря на собственную неуверенность.

Я начал осознавать это постепенно, в то время как моя жена поняла это намного быстрее меня. Так как я был избран в качестве первого контактного лица, моим долгом было заинтересовать людей, живущих на этой земле, которые могли бы работать над строительством этого моста в зависимости от своей духовной зрелости, объективности и широты взглядов.

Итого: десять родственников, пятьдесят друзей, тридцать известных личностей и около пятидесяти других людей. — Моя первая международная пресс- конференция. — Краткое изложение моих взглядов, планов и целей.

Весной и зимой 1962–1963 года количество моих невидимых друзей существенно возросло. Появились 10 родственников, 50 друзей и знакомых и около 30 известных личностей, которые до недавнего времени играли ведущую роль в искусстве, науке, религии и политике. Другие — это около 50 голосов — появились под кодовыми именами или полностью анонимно.

Весной 1963 года количество передач необычайно возросло. Никогда раньше я не делал столько записей, и так как передачи следовали одна за другой, я успевал сделать лишь краткие заметки для себя. В то же время качество передач в том, что касалось громкости звука, улучшилось настолько, что даже нетренированный слух мог воспринимать текст без всяких проблем. Однажды вечером я записал голоса нескольких известных умерших людей, которые до недавнего времени привлекали внимание всего мира.

Это еще раз позволило мне осознать, насколько глубоко мы увязли в тупике наших собственных ошибочных представлений. Мертвые не произносили длинных речей и никого не обвиняли. То немногое, что они сказали, или точнее то, как они это выразили, было настолько просто и человечно, что порождало желание разрушить храм наших лживых двойных стандартов как можно скорее.

30 марта я включил радио после 10 вечера, чего обычно никогда не делал. Я очень устал и хотел спать, и когда Лена неожиданно вышла на связь, я оставил магнитофон поработать несколько минут, а затем отправился спать, не прослушав запись.

Когда на следующее утро я забрал почту и по пути домой бегло просмотрел газету, то был шокирован новостью, что доктор Бьеркхем умер накануне, то есть 30 марта 1962 года.

Я сразу же включил пленку со вчерашней записью. Сначала я ничего не понял, потому что сообщение шло в таком темпе, что мне пришлось переключиться на более медленную скорость в 3 % дюйма в секунду. Первое, что я услышал, было: «Доктор Бьеркхем умер».

Последовавшее сообщение носило личный характер, и его публикация была бы неуместна.