смерть в бурную радость.

В конце сентября я получил известие о том, что пожилая женщина, с которой я был хорошо знаком, умирает. Больная несколько раз назвала мое имя, когда находилась в сознании. На следующий день я отправился в больницу с тяжелым сердцем, чувствуя, что, возможно, это будет наша последняя встреча.

Был уже вечер, когда я вошел в ее больничную палату. Атмосфера в помещениях, где находятся умирающие, всегда такая гнетущая, что, кажется, сам начинаешь чувствовать физические страдания и отчаяние отмеченных смертью.

Палата была слабо освещена. Маленький ночник бросал слабый свет на капельницу рядом с кроватью. Мой взгляд невольно привлек стеклянный флакон с бледно-розовой пульсирующей жидкостью, которая по тонкой резиновой трубке поступала в вены пациентки.

Женщина находилась в полусознательном состоянии. У нее был жар, она часто дышала и время от времени слабо стонала, словно маленький беспомощный ребенок. Я сел рядом с ней на кровать и стал вглядываться в ее черты, так хорошо мне знакомые. Стараясь не разбудить ее, я проверил ее пульс. Он был неритмичный, то останавливался, то снова начинал лихорадочно биться. Видно было, что ее мучают сильные боли, которые наступал и приступообразно, потому что каждый раз она начинала стонать так, что у меня от ужаса застывала кровь в жилах.

Так же, как и в случае с Гуго, меня переполняло чувство полного бессилия. Внутри меня что-то сжалось, готовое закричать: «Почему ты не помогаешь? — Спаси ее жизнь! — Облегчи ее боль!»

Ужасно осознавать, что не можешь помочь, ужасно видеть, как твой друг борется со смертью.

Я не помню точно, что было потом, помню только, что меня внезапно охватило такое чувство жалости, что ни для каких других чувств и мыслей просто не осталось места. И вдруг все изменилось, словно по мановению волшебной палочки. Вся палата вдруг наполнилась каким-то радостным предчувствием.

Пациентка открыла глаза, ее вопросительный взгляд был устремлен на меня. В тот же миг я понял, что должен рассказать ей все, что я знаю об ином мире, так чтобы мой умирающий друг меня понял.

Наверное, это была самая странная беседа из всех, которые я когда-либо вел. Я, говорящий из самой глубины моего сердца, и она, молча ловящая каждое мое слово. Время от времени она согласно кивала. Я думаю, это была скорее истина чувств, нежели слова, что связывала нас в эту минуту и позволяла нам понимать друг друга. Это было нечто вечное, вырвавшее нас из потока времени и страданий, что-то, что невозможно описать.

Позже, когда моя знакомая умерла, я часто вспоминал это необычное событие, ту непостижимую силу, которая превращает страх смерти в радость, которую невозможно описать.

Сообщение от Анни Безант, президента Теософического общества. — Тенор, поющий на семи языках.

Однажды мне удалось записать приятный бас. Голос пел без аккомпанемента, это была свободная импровизация. Вокалист использовал английский и немецкий языки. Не разобравшись, что это была передача, я повернул настройку. И очень об этом сожалел, потому что передача предназначалась лично мне.

Она начиналась словами: «Дорогой Фридель…» и заканчивалась: «.с любовью к Моэлбо и Маги.»

Одно из самых интересных сообщений, которые я получил, было от Анни Безант. Я не знал ее лично, но Гуго был с ней знаком. Когда он был президентом Теософического общества Швеции, он посетил ее в Адьяре, по случаю собрания Международного Теософического общества, которое состоялось в 1925 году в штаб-квартире общества.

Анни Безант начала свое обращение по-немецки, потом переключилась на английский, добавила несколько итальянских и русских слов и закончила по-шведски.

Содержание сообщения, которое предназначалось одной женщине (знакомой мне), заключалось в следующем: Анни Безант занималась причинами депрессии одного молодого человека, который создавал множество проблем своей матери. Анни Безант предположила, что причины этого уходят корнями в его раннее детство. Так как мать целыми днями была на работе, ребенок находился в манеже для игр, где он был в безопасности на время ее отсутствия. Такое постоянное ограничение свободы вместе с радио, постоянно звучащим на заднем плане, создавали комплекс изоляции и страха, который тормозил свободное развитие в последующие годы, особенно в школе. Объяснения Анни Безант были очень важны для матери молодого человека, потому что теперь она смогла понять, что сдерживало его развитие. Опираясь на это, ей позже удалось направить своего сына в правильное русло, изменив обстановку и окружавшие его условия.

Объяснения Анни Безант, касающиеся детства мальчика, оказались абсолютно правильными. Из этого мы можем сделать вывод, что она могла, подобно ясновидящей реконструировать прошлое и сделать из него выводы. Свою семиминутную речь она начала словами: «Я Анни Безант, и я говорю.» и закончила по-шведски: «.это говорила Анни Безант».

Музыкальная запись было очень четкой. Она открывалась в ясном и четком ритме. Можно было слышать что-то вроде барабана, а затем женский голос сказал по-немецки: «Фредди, мы наблюдаем. мертвые. мы сидим на корабле мертвых. мертвые сидят.».

То, что последовало за этим, было прямой передачей. Тенор — один из мертвых — пел громко и ясно. Его голос был мне незнаком. Возможно, исполнитель использовал оркестровую музыку какой — то радиостанции в качестве аккомпанемента. Тенор пел на семи языках, его дикция была великолепна. Казалось, он хорошо знает языки, на которых поет. Он пел на немецком, английском, русском, идише и эстонском. Он даже включил шведское слово «^аИа». Седьмой язык был каким-то фантастическим, я не мог его понять.

Все это было настоящим хитом, отличным доказательством виртуозности «попсеров». Текст также передавал личное сообщение для меня.

Кстати, в то время термин «Космолюди» был упомянут впервые. Я предполагаю, он подразумевал мертвых, продолжающих жить.

Мелодия песни была живой и веселой, все представление казалось полным жизни и радости. Когда песня закончилась, низкий мужской голос шутливо произнес по-шведски: «десятку на стол!». Под этим он, возможно, подразумевал вознаграждение за свое блестящее выступление.

Я назвал эту запись «Песнь полиглота». Она является отличным доказательством того, как ясно, громко и умело «попсер» может включиться в обычную радиопередачу.

Органное соло с радарным подтверждением. — Голоса живых. — Взаимопроникновение двух сфер. — Монолог Троцкого. — Ария яблока. — Дети тоже

поют и говорят.

Как я уже говорил, в самом начале своей работы я часто пропускал прямые передачи. Я обнаруживал свою невнимательность намного позже, отчасти, когда проверял свои записи, отчасти, потому что постепенно знакомился с голосами мертвых и их способами выражения себя.

Я хочу воспользоваться этой возможностью, чтобы рассказать об очень интересной записи, сделанной в 1960 году, которую я обнаружил только через год, незадолго до смерти Гуго. Это произошло июльским днем. Я только что записал органное соло, когда ко мне вдруг обратилась Лена, и я получил «радарное подтверждение», в котором указывалась длина волны. Но так как я был уверен, что последовавшее за этим пение является частью радиопередачи, я не придал ему значения. Я крутил настройку и в конце концов ушел с той волны, где оно звучало.

В действительности же произошло следующее. Лена взволнованно воскликнула: “.tagkontaktmedaanden…” («Установи контакт с призраком»), после чего прекрасный, немного дрожащий женский голос начал петь. Я хотел бы изложить текст на языке оригинала. “AusMaelarhoejden!.. - начала она с выражением, — .ichkommetalaomHugo, ausMaelar.Hugominvaen, minmothervandoghon?.hondogIautolyckan.”

В переводе это звучит так: «Из Мелархойдена!..Я пришла, чтобы сказать Гуго, из Мелара. Гуго, друг мой, моя мать, как она умерла?..Она погибла в автомобильной аварии».