Его младший брат Вальди, который также был моим другом, попал в плен в России и умер от тифа, как мы узнали позже. Я вскоре заметил, что Герборт играл руководящую роль в ином мире. Он участвовал в процессе пробуждения мертвых, и его сообщения отличались ясностью и серьезностью. Именно он вступил со мной в контакт уже осенью 1959 года. Во многих записях имя и фамилия Герборта обнаруживались очень ясно. Буркхард же несколько раз называл только имя. Буркхарду нравилось шутить, и он сохранил свою юношескую манеру говорить, которая состояла в том, что он соединял длинные фразы в галопирующем, синкопированном ритме, произнося их громко и быстро, с изменением акцента.
Буркхард, казалось, не забыл нашу странную встречу в метро, потому что однажды спросил меня со скрытой усмешкой: «Ты узнал своего Буркхарда?» Так как мы выросли в России, то оба говорили по-немецки и по-русски. Однако сейчас у Буркхарда появилась привычка вставлять шведские слова и предложения, и он делал это с безукоризненным произношением.
В то время у меня были контакты с графом Чиано, родственником Муссолини. Он сразу же представился. Голос его был приятным, а речь правильной. Он сказал, что знаком с новым методом использования радио и назвал эту связь «porta nova».
Чиано говорил в основном по-итальянски, примешивая немного английских, русских и испанских слов. Как и всем итальянцам, ему трудно было произносить «Н» в начале слов, если за ним следовал гласный. Так, например, он произносил «Итлер» и «Иммлер» вместо Гитлер (НШег) и Гиммлер (Н1тт1ег).
Чиано, казалось, пользовался популярностью среди мертвых. Его имя довольно часто упоминалось, и с его появлением атмосфера становилась веселой и доброжелательной. Большинство мертвых обращались друг к другу свободно и по имени. Титулы никогда не использовались.
Однажды Лена удивила меня, сообщив имя «Старого еврея». Я называю его здесь «Монтедоро». Монтедоро был одним из наиболее талантливых и известных финансовых гениев Европы, чье имя и сегодня вызывает восхищение и уважение. Он также знал несколько иностранных языков. У него был отличный французский, а по-польски он говорил как поляк. Несмотря на свой преклонный возраст, он был полон юношеского озорства.
Однажды меня в искренней и дружеской манере поприветствовал шведский промышленник Кантандер, которого я хорошо знал при жизни. Он удивил меня качеством, которого я у него не подозревал. Он пел забавные песни с отличным чувством ритма и блистательным юмором и принимал участие в комедийных скетчах. Его появление имело для меня особое значение, потому что его искрящийся темперамент и отличная дикция придали записям особенную ясность. Кроме того, Кантандер обладал особым, легко узнаваемым тембром, который резонировал через всю передачу.
Глава 28
Проблема правильной идентификации дикторов и певцов. — «Избавляйся от сигарет!» — Странный, фантастический язык. — Жизнь без классов, рангов и рас. — Что это за летающие и движущиеся объекты? — Рай и ад, о которых говорит
церковь, не существуют.
Я без труда узнавал голоса умерших родственников, близких друзей, коллег и известных личностей, которых когда-то слышал по радио. Когда появлялись голоса людей, которых я прежде не слышал и не записывал, и начинали называть себя по имени, или же их представляла Лена, то вопрос «Кто есть кто?» становился для меня головной болью. Я никогда не сомневался в подлинности их заявлений, но трудность состояла в том, что умершие появлялись группами и говорили быстро и все вместе.
Не все голоса можно было записать на пленку, так как встречалось и почти беззвучное бормотание, которое трудно было понять даже для тренированного слуха.
Я уже упоминал случай Чезмена. Контакты, которые произошли в мае 1960 года, были очень интересными, хотя качество звука было неважным. Я хотел бы подвергнуть эти записи техническому анализу и очистке, а потом представить текст общественности. Я могу рассказать о первом контакте с Чезменом. Он, казалось, находился не то на самолете, не то в автомобиле, и слово Мелархойден почему-то производило на него впечатление. Меня поразило, что он его настойчиво повторял, несмотря на то, что произносить его было трудно для американца.
Кстати, Чезмен никогда не говорил о своей казни и не поднимал эту болезненную проблему. Его новая ситуация, казалось, занимает все его время. Видимо, он чувствовал большое облегчение, потому что в его голосе звучали ноты радости, которая порой почти била через край, так что ему было явно трудно ее сдерживать.
На следующий день произошло замечательное событие. В то время я еще не бросил курить, и полупустая пачка сигарет лежала на столе рядом с радио.
Я нажал кнопку «Запись», и контакт сразу пошел. Заговорил знакомый женский голос. Сначала он произнес два ключевых слова, а затем спокойно и ясно добавил по-шведски и по-немецки: «Послушай, Фридель, наш друг должен лечь…на землю.».
В этот момент я нечаянно повернул настройку и услышал английское сообщение о бракосочетании принцессы Маргарет. Когда я вернулся на прежнюю длину волны, женский голос уже исчез. Я почувствовал, что передача предназначалась Чезмену и немного подождал.
Внезапно Лена быстро зашептала: «Долой сигареты!..на землю!.. убери, убери!» Она говорила быстро и взволнованно. Я автоматически схватил пачку сигарет и бросил в огонь печи.
Когда я снова надел наушники, я стал участником представления, которое произвело на меня необычное, почти сюрреалистическое впечатление. Сначала у меня создалось ощущение большого помещения или зала, в котором эхом отдавались разные голоса. В то же время можно было слышать отдаленные сигналы, звуки с необыкновенной музыкальной составляющей.
Как я выяснил позже, источником этих звуков был так называемый «радар», или робот, о котором я знал еще совсем немного. Среди присутствующих в зале царило сильное волнение, все говорили на пестрой смеси языков. Я слышал немецкий, шведский, английский и идиш, и кроме всего этого совершенно фантастический язык, который люди на той стороне, видимо, понимали, но мне он казался тарабарщиной. Очевидно, это имело отношение к Чезмену, который был заядлым курильщиком, и кроме того, кажется, находился в состоянии полусна.
Хотя, как уже говорилось, качество записи оставляло желать лучшего, для меня этого было достаточно, чтобы бросить курить раз и навсегда.
Даже если разговоры умерших временами казались странными и бессвязными, в их замечаниях всегда была скрытая цель. Главным образом это касалось людей, которые прошли через жестокие душевные кризисы, а сейчас находились в состоянии полной свободы. Создавалось впечатление, что чувства умерших действуют спонтанно и непринужденно. С этой точки зрения потусторонний мир можно рассматривать как уровень бытия, где господствует подсознание, где чувства свободны и ничем не сдерживаются.
Одним словом, это сфера существования, где преобладают эмоции, воображение и чувства. Все, кажется, быстро происходит, меняется, создается и снова преобразуется. То же самое происходит и с языком, который мгновенно может трансформироваться в многоязычную беседу, окрашенную особенностями участвующих в ней языковых групп. Смерть, похоже, не только ломает языковые и национальные барьеры. Все классовые, служебные, расовые различия также теряют свой смысл и значение.
Несмотря на странный способ выражения мертвых, их язык, кажется, полон внутренней логики. Наверное, здесь можно говорить о «последовательной иррациональности», свободной от оков разума, направляемой и руководимой только «истиной чувства».
Так как человеческая натура за некоторым исключением создана для веселья, а не для печали, то атмосфера в ином мире счастливая и непринужденная. Условия в новой сфере бытия благоприятствуют свободному и естественному поведению, что часто находит свое выражение в веселом настроении и искрящейся жизнерадостности. В то время, как мы, живущие на земле, можем скрывать за толстым панцирем своего тела свои чувства, намерения и мысли, тонкие и высокие вибрации умерших отражают все их мысли, им не нужны слова, чтобы общаться друг с другом. В некоторой степени сообщество душ можно сравнить с колонией нудистов. Это такая всеобщая открытость, которая автоматически обнажает любой обман и лицемерие, что выражается в совершенно естественных отношениях, где никто ничего не может скрыть, и никому нечего бояться.