— О, довольно,— простонал кто-то. Теперь уже все стояли, обезумевшие от страха, не отрываясь глядя на дверь.

— Вы будете слушать,— сказал Эллери,— хотя бы мне пришлось вытрясти из вас душу. Садитесь.

Ошеломленные, они повиновались.

— Вот так-то лучше. Теперь слушайте. Эти безрассудные кражи таких предметов, как ничего не стоящие кольца, могут означать только одно — кто-то страдает клептоманией, причем клептоманией, направленной исключительно на кражу колец, любых колец. Я говорю это потому, что ничего больше украдено не было.

Они опять слушали, заставляли себя забыть пылающий над их головами ад. Стук падающих обломков и балок слышался теперь уже непрерывно, подобно стуку комков земли о крышку гроба.

— Короче говоря, найдите клептомана, и убийца Джона и Марка Ксавье, пытавшийся оклеветать ни в чем не повинных близнецов, будет изобличен.

Инспектор, задыхаясь, поспешно спустился с лестницы набрать еще воды.

— Именно это,— продолжал Эллери,— я и намерен сделать. Пусть это будет последним делом моей никчемной жизни,- Он вдруг поднял руку и начал стягивать с мизинца очень красивое старинное кольцо. Все следили за ним, как загипнотизированные. Сняв кольцо, он положил его на ящик, который стоял как раз в центре группы сидящих людей. Затем отступил на несколько шагов, не говоря больше ни слова. Все глаза были прикованы к маленькой сверкающей безделушке.

Даже кашель прекратился. Инспектор сошел вниз и присоединился к общему кругу. Все молчали.

«Несчастные глупцы,— думал Эллери с глубокой жалостью,— неужели вы не понимаете, что происходит? Не понимаете моего замысла?» Он продолжал сурово хмуриться, пристально глядя на них. Его самым страстным желанием было целиком овладеть их вниманием, чтобы они в этот последний момент отвернулись от лица смерти, чтобы смерть обрушилась на них внезапно, среди дыма и пламени, сквозь рухнувший потолок, чтобы их жизнь оборвалась мгновенно, без мучительного ожидания.

Он продолжал пристально следить. Никто не шевелился.

Единственными звуками, нарушавшими тишину, были стук падающих над потолком подвала балок и слабое упорное шипение пламени. Прохлада подвала давно исчезла, сменившись удушливой жарой.

И вдруг она закричала.

«О, великий Боже,— подумал Эллери,— мой трюк удался. Как будто это теперь имеет какое-нибудь значение! Неужели она не могла выдержать до конца! Правда, она всегда была несчастной дурой, упивающейся своим собственным глупым коварством».

Она закричала опять.

— Да, это сделала я! Я! И мне все равно! Я сделала это и сделала бы опять, будь он проклят, где бы он ни был.

Она жадно глотнула воздух, и блеск безумия засветился в ее глазах.

— Какая теперь разница? Мы все равно все умерли. Умерли и уже в аду! — визжала она, замахнувшись на застывшую фигуру миссис Карро, загородившую собой дрожащих близнецов.— Я убила его и Марка, потому что он знал. Он был влюблен в эту... эту...

Ее голос оборвался, и она издала нечленораздельный звук. Потом ей удалось опять заговорить.

Пусть она не отрицает. Это вечное шептание, шептание...

— Нет,— чуть слышно проговорила миссис Карро.— Мы говорили только о детях, уверяю вас. Между нами никогда ничего не было.

— Это была моя месть,— кричала женщина. — Я сделала так, как будто эти... эти ее сыновья убили его... Чтобы заставить ее страдать, как я страдала из-за нее. Но Марк испортил все. После того, как он сказал, что знает, кто это сделал, я должна была убить его.

Никто не мешал ей неистовствовать. Она окончательно обезумела, в уголках рта появилась пена.

— Да, это я украла их, — вопила она.-- Вы думали, что я не смогу устоять? Положили передо мной это кольцо?

— Вы и не смогли,—  усмехнулся Эллери, но она не обратила внимания на его слова.

— Из-за этого он ушел в отставку. После того... как узнал про меня. Он пытался лечить меня, изолировав от света, от соблазнов.— Слезы текли по ее щекам.— Да, да, и ему удавалось лечение, но в это время явились они — эта женщина и ее чертово племя. И кольца... кольца... Мне все равно. Я рада умереть. Рада, слышите вы, рада!

Это была миссис Ксавье, прежняя миссис Ксавье, с пылающими глазами и вздымающейся грудью, высокая и властная, в рваном платье, с лицом, измазанным слезами и сажей. Она глубоко вздохнула, дрожа с головы до ног, быстро оглянулась вокруг и прежде, чем кто-либо успел двинуться с места, прыгнула вперед, отшвырнула окаменевшего инспектора в сторону так, что он с трудом удержался на ногах, и взбежала по ступенькам, подгоняемая безумным отчаянием. Прежде чем Эллери смог остановить ее, она рывком открыла дверь подвала, остановилась на мгновение, вскрикнула еще раз и кинулась сквозь клубы дыма прямо в пламя горящего коридора.

Эллери метнулся за ней. Дым и огонь заставили его отшатнуться назад. Кашляя и задыхаясь, он звал ее, упорно звал, кашлял и вновь звал ее из ада, раскинувшегося перед ним. Ответа не было.

Спустя некоторое время он захлопнул дверь и опять заткнул обрывками платья Энн щель внизу. Инспектор, двигаясь как автомат, потащил, спотыкаясь, ведро с водой.

— Как же это...— прошептала Энн в изумлении,— она... она...— Истерически рассмеявшись, задыхаясь от рыданий, она бросилась в объятия доктора Холмса.

Квины медленно спустились с лестницы.

— Но, Эл,— протянул жалобно, как ребенок, инспектор,— как... почему! Я ничего не понимаю. —  Он провел закопченной рукой по лицу, морщась от боли.

— Все ясно,— ответил Эл, глядя на отца потускневшим взором.— Джон Ксавье любил безделушки и украшения. Его ящики полны ими. Но в доме не было ни одного кольца. Почему? Только потому что самый близкий и дорогой ему человек — жена была клептоманкой, причем воровала она только кольца. И он старался избавить ее от соблазна.

— Миссис Ксавье?— раздался крик миссис Уири.

Эллери, сидя на нижней ступеньке, закрыл лицо руками.

— Вся подлость этого проклятого дела,-- сказал он с горечью,— заключается в том, что ты был прав с самого начала, папа, хотя и на основании ошибочного вывода. Но самое удивительное то. что, когда ее обвинили в убийстве мужа тогда, в первый раз, она созналась. Боже мой! Как ты не можешь понять? Она созналась! Ее признание было искренним. Она никого не выгораживала. Будучи умственно слабым, неуравновешенным созданием, она сразу сдалась. — Он вздрогнул.—  Каким же идиотом я был! Доказав, что улика, на основании которой ты ее обвинил, была подтасована, я обелил ее и дал ей возможность извлечь выгоду из этой реабилитации, поддерживая наши подозрения, что она кого-то выгораживает. Как она, должно быть, смеялась надо мной!

— Она уже больше не смеется,— глухо сказала миссис Карро, но Эллери не слышал ее.

— Но все-таки я был прав насчет подтасовки улик,— продолжал он.— Они были подтасованы Марком. Но удивительнее всего, что Марк, желая оболгать миссис Ксавье, по чистой случайности бессознательно указал нам настоящего убийцу. Понимаешь ли ты всю страшную иронию этого? Надеть петлю на шею преступницы, думая, что она невинна! Да, да, он, конечно, считал близнецов виновными, когда подменял карту, я убежден в этом. Позднее, вероятно, он угадал правду. Помнишь тот день, когда он пытался проникнуть в комнату миссис Ксавье? Он понял по ее поведению, когда она призналась в преступлении, что он случайно обвинил того, кого надо, и хотел запутать ее окончательно, подделав еще более изобличающие доказательства. Теперь мы никогда не узнаем всей правды. Это она вложила валет бубен в руку Марка, предварительно отравив его. Он не мог сам сделать этого, я никогда не верил в то, что умирающий человек мог... хотел...

Он остановился, опустив голову.

Затем посмотрел на всех, пытаясь улыбнуться. Смит застыл в столбняке, а миссис Уири металась на груде угля, издавая жалобные стоны.

— Ну,— сказал Эллери,— я высказал все. Теперь, я полагаю...

Он вдруг замолчал и все сразу вскочили на ноги, лепеча как дети.

— Что это было сейчас? Что это?