Такой храм задумал великий князь, какого еще ни у кого не было на Руси. Носить он станет имя святого Димитрия Солунского, воина — покровителя всех славян и самого великого князя. Построен будет от основания до креста своими, владимирскими мастерами. Даже Акинфий, занятый с епископом Иоанном на строительстве Рождественского монастыря, не будет строить новый храм.

Это будет самая красивая церковь на Руси — из всех, что были до нее, и всех, что будут построены после. Она воплотит в себе все искусство, которым славятся русские мастера, всю красоту Русской земли и все величие князя Всеволода Юрьевича. Она навеки прославит его. Внуки и правнуки станут вспоминать о нем с восхищением и благодарностью.

Давно уже великий князь хотел построить такой храм. Давно уже собирал во Владимире умельцев. Давно представлял, каким этот храм должен быть. Но никто не знал, что замысел его родился тогда, когда он заметил в сказании о походе Игоря Святославича на половцев насмешку над собой. Там говорится, что великий князь может Волгу расплескать веслами, а Дон вычерпать шеломами. Этим храмом он ответит всей Руси: да, я все могу. И Волгу, и Дон, а если нужно — то и Днепр вычерпаю. Но могу и больше. Сколько ни вычерпывай реку — она все равно будет течь, да и для того, чтобы веслами махать, особой мудрости не нужно. А храм Святого Димитрия воссияет на века, и те, кто позволил себе посмеиваться над великим князем, во все века будут посрамлены.

С первыми теплыми днями начали строительство.

Храм решено было ставить рядом с княжеским дворцом. Зодчий Веденей — коренной владимирский, построивший несколько церквей в городе и помогавший Акинфию на Успенском соборе, — разметил самое ладное место, которое выбирали с князем, вышагивая по двору, присматриваясь то из одного конца, то из другого. У них обоих храм уже существовал в воображении, поэтому место определили одно и то же, независимо друг от друга — на небольшом взгорке, почти посередине двора, шагах в полсотне от крыльца. Взгорок этот был целый день открыт солнцу, никакая тень не падала на него, а весной на нем первом стаивал утоптанный за зиму снег.

По сухому пути были отправлены обозы за камнем. Единственное — камень приходилось использовать иноземный, все же он был получше местного — белее, плотнее, легче выдерживал резьбу. А резьбы предполагалось много.

Веденей, хоть и не был знатного рода, стал вхож во дворец вроде иного ближнего боярина. Приближен был по совету Акинфия и за умение обласкан великим князем. Всем строго предписывалось знатностью перед Веденеем не кичиться и грубостей по отношению к нему не допускать. И он пользовался этим — похаживал мимо бояр да свысока на них поглядывал. Не на всех, конечно. С Добрыней Юрятичем, например, сдружился, мог ему подолгу рассказывать про будущий храм. Боярин Добрыня был прост и, несмотря на свои богатырские размеры — маленький Веденей головой едва доходил Добрыне до груди — испытывал благоговение перед искусством зодчего.

Боярин Добрыня относился к Веденею так уважительно не только из-за одного его мастерства. Каждый в этой жизни что-то умеет, каждому что-нибудь дано Богом, и хвалы достоин только тот, кто этот Божий дар в себе самом разглядит и не даст ему пропасть.

А просто Добрыня чувствовал, что храм этот каким-то образом повлияет на его судьбу.

Святослав Всеволодович, князь Киевский, с горечью понимал, что жизнь его, подходящая к концу, заканчивается совсем не так, как он хотел бы. Горечь его усугублялась сознанием собственной старости. Пока чувствуешь в себе достаточно сил, любые неудачи кажутся временными, надежда оживляет и подбадривает дух, отмеренный жизненный срок еще вполне долог, чтобы попытаться изменить судьбу.

С юных лет Святослав был нацелен на достижение высшей власти. Союзы, которые он заключал, клятвы, которые давал, войны, которые вел или отказывался вести, — все служило одному: подняться над всеми, стать главным властителем Руси. А когда это будет достигнуто, никто не станет вспоминать о нарушенных клятвах, преданных союзниках, братоубийственных войнах — все склонятся перед великим князем Киевским, отдадут ему свои мечи и жизни.

За плечами пятьдесят лет борьбы за власть. Состарилось тело, руки уже не в состоянии вынуть меч из ножен, натянуть тетиву. На коня приходится влезать с помощью слуг, к тому же нечасто. Куда ездить князю? До церкви пешком дойдешь, а если куда подальше нужно — довезут. Давно минули времена, когда Святослав с седла поглядывал на встречавшую его коленопреклоненную толпу. Кланяются и сейчас. Называют великим князем, государем всей Руси, а сами знают, что это только одно название — великий князь, а Русская земля давно не подчиняется Святославу.

Куда ушли годы и на что? Сколько могучих и грозных властителей пережил Святослав Всеволодович, сколько видел битв, поражений, побед, возвышений и падений! Не во всех битвах сам побеждал, но в конце концов всегда оказывался победителем, умея даже из поражения своего извлечь для себя выгоду. И добился чего хотел — золотого киевского стола, старшинства среди князей Ольгова великого рода. А если подумать — чего достиг? Утешаться ли этим старшинством? Чувствуешь себя, как дедушка в большой семье: седобородый, величественный, сидит в красном углу под образами. Сыновья, внуки, снохи — уважают, привечают, за столом лучший кусок дают, делают вид, что во всем дедушке послушны, страшатся его гнева, и все это — лишь бы не тревожить его покойную старость. А у каждого уже своя жизнь, свои дела. Вот уже кто-то прячет ухмылку, когда учишь его, как надо жить. Замахнуться бы на дерзкого, да по роже бесстыжей — нет, руки-то уже не служат. Да и не хотелось бы драться, пора заботиться о душе, готовить ее к последнему походу.

Тело состарилось, и желания притупились: не хочется ни яств изысканных, ни питья хмельного, ни других услад. Тут бы и душе утихнуть, успокоиться. Но не угасает в душе огонь, никак не угасает. Не дает примириться. Как получилось, что мальчишка, юнец безудельный, что за счастье считал когда-то находиться под покровительством Святослава Всеволодовича, теперь его же и пересилил, загнал в золотую клетку киевскую? Разве трудился в своей жизни князь Всеволод столько, сколько Святослав, разве пролил столько крови, разве провел столько лет в походных шатрах да в седле? Так почему же этот юнец стал настоящим великим князем, а не Святослав? И как перенести такое? Ведь даже Киевом своим Святослав обязан владимирскому князю: если бы Всеволод не сдерживал Ростиславичей, Давида и Рюрика, давно бы вышибли они отсюда старшего среди Ольговичей. Святослав не мог испытывать к Всеволоду благодарности за такое благодеяние. Лишь бессильный гнев мучил его: изменить теперь ничего было нельзя. Слишком влиятельным стал великий князь Владимирский. Его сила позволяет ему править князьями, не выводя войско из владимирских пределов. Сидит себе во Владимире, навязывает всем свою волю, а войны не хочет, хочет мира. Это миролюбие раздражало Святослава сильнее, чем раздражала бы прямая угроза нападения.

Однако приходилось смирять свою гордость, подчиняться молодой силе Всеволода. Жить, убеждая себя, что киевский стол — это самое большее, чего может достичь человек: разве Киев не старший среди всех городов? В последние годы Святослав пытался убеждать себя в том, что он еще велик и могуч: много ездил по уделам своих сыновей, по землям черниговским и кривским, принимал знаки уважения и вмешивался во все дела, закладывал церкви и попробовал даже построить мост через Днепр, правда, неудачно. Вся эта деятельность не приносила ему удовлетворения. Повелевать родственниками — честь небольшая, а строительство храмов, наверное, больше засчитывается в заслугу на небе, чем на земле. Ну что ж, значит, надо было доживать, надеясь на то, что там, наверху, ему воздастся щедрее и справедливее, чем воздалось здесь.

Но владимирский князь разве даст жить спокойно? Объявил о своих правах на Мономахову вотчину — спаленный Городец, о котором и думать все забыли. И тут лее начал его восстанавливать. И ведь выстроил, прислав молодого и наглого боярина своего. Небольшой город, а крепкий, в таком отсидишься, отобьешься от сильного войска. Из Киева хорошо виден этот город, и не просто виден — торчит; в глазу, как заноза. Будто напоминает тебе князь Всеволод каждый день, кто в Русской земле настоящий хозяин. И настал день, когда Святославово терпение кончилось.