Не прозвучит и сейчас.

Мы рассылаем приглашения, и вся округа мгновенно приходит в возбуждение. Наконец-то они увидят таинственную Контессу! Заглянут в усадьбу и осмотрят обширное поместье! Будут пить джулепы и сплетничать! Познакомят ее с чудесами славного городка Кинг-Генри!

Честное слово, мне никогда не понять, почему малейшая отчужденность, нежелание смешиваться с толпой вызывают столько шума. Может быть, богатые до безобразия люди не привыкли видеть, как кто-то из им подобных держит их на расстоянии. А может, им нестерпимо хочется настоять на своем. Мы не раз слышали истории о здешних жителях, считающих себя потомками первых поселенцев Джеймстауна. Скорее их можно назвать потомками английских каторжников. Мне хотелось бы бросить их всех в казематы, чтобы поразмышляли вечерок в тишине, но это было бы слишком легко. Пока деньги текут рекой, никого не интересует, каким образом их предки сколотили себе состояния и завоевали положение в обществе — подозреваю, тут не обошлось без мошенничества, воровства, рабского труда, обмана. Как удобно промывать память щедрыми порциями виски!

Взять хоть некоторых из них. Вот Осборн Робертсон, мэр города Кинг-Генри — он знаменит своими праздничными вечерами, яичными коктейлями на Рождество, грогом на День подарков, шампанским на Новый Год, бордосским вином (как у нашего Господа, говорит он) на Пасху; что он, что его жена Диппи — у обоих рыльце в пушку. Или Джастин Блэкуотер, наследник громадного хлопкового состояния, и его жена Летиция, знаменитая своими охотами и путешествиями по местным конюшням в поисках развлечений самого необычного характера. Хьюберт и Маффи Лейтон, «стальные люди», чьи сердца, вероятно, сделаны из того же самого материала. Полковник Уэйд Роби и его жена Клодетта, чей брат Реджинальд Марринер с давних времен возглавляет местную полицию и, говорят, заглядывает на работу только чтобы получить жалованье да задрать юбку секретарше. А сестра Реджи, Констанция, замужем за неким Рори Честерфилдом, который знаменит лишь тем, что стреляет птиц на телеграфных столбах прямо с заднего сиденья своего «паккарда» с откидным верхом и больше ничем.

Я бы продолжил, но список получается очень скучный. Нет, не подумайте, что мы имели удовольствие встречаться с этими очаровательными людьми лично. Они подождут. Матушка Хаббард и его племя из Дома Тантала держат нас в курсе всех событий и уже успели высказать несколько ценных идей о капиталовложениях в местный заброшенный бизнес. Нам уже принадлежит не только плантация, но и значительная часть городка Кинг-Генри. Когда мы рассказываем Белладонне о наших замыслах, она лишь одобрительно кивает.

Вот почему я очень удивлен, когда она заявляет, что хочет проехаться в город. С недавних пор она берет у Темплтона уроки вождения, и я нередко вижу, как она медленно катит по нашей длинной взлетно-посадочной полосе. До сих пор она отваживалась выезжать на настоящие дороги только на рассвете, когда машин почти не бывает. Темплтон столь же доволен новой ученицей, как когда-то Дино, учивший ее верховой езде в Ка-д-Оро. Он улыбается, глядя, как ловко она управляется со сцеплением и с рукояткой передач.

Мне нужно поехать в город с Джебедией. Я хочу посмотреть на новые образцы редкой древесины, которая должна была поступить на лесопилку, принадлежащую сыну Реджи Марринера — Куперу. Поставки затянулись на несколько недель, и мы попросили Купера придержать их, пока не поступит вся партия; мы не хотели, чтобы в доме регулярно появлялись любопытные шоферы. Бейнс не хотел ехать, но я уговорил его, и, в конце концов, он с неохотой согласился. Но сейчас, увидев, как «няня» готовится занять водительское кресло нашего самого потрепанного пикапа, он совсем стушевался.

Я не спрашиваю Белладонну, что она задумала. Может, перед большим праздником ей хочется повидать людей. Может, решила еще раз попрактиковаться в искусстве вождения. Понятия не имею. Разобраться в ее капризах и перепадах настроения совершенно невозможно, даже для человека такого проницательного, как ваш покорный слуга. Поэтому, когда Орландо, решивший на всякий случай поехать с нами, при виде Белладонны за рулем начинает давиться от смеха, я немного успокаиваюсь и решаю, что нам ничто не грозит. Она одета в свой обычный рабочий костюм, в котором возится в саду — грязный джинсовый комбинезон, тяжелые рабочие ботинки, креповая рубашка в красную клетку и бесформенный свитер. Перевязав волосы старым платком и надев темные очки, она становится похожей на бедную родственницу Джуди Гарленд из «Летних гастролей».

День стоит яркий, солнечный, пахнет весной. Наш «шевроле» бодро катит по дороге, мы с Бейнсом трясемся на заднем сиденье, и мне хочется запеть: в лицо бьет свежий ветер, темные ночи в клубе «Белладонна» остались далеко позади. Но стоит нам въехать на Мейн-Стрит, как под любопытными взглядами местных жителей мое радужное настроение мигом улетучивается. Но Белладонна не обращает на них внимания. Со всей грациозностью, на какую способен, я выскакиваю из машины и делаю знак Бейнсу. Мы должны пойти посмотреть дерево, потом сразу же возвращаться домой.

— Мне туда нельзя, — говорит Бейнс.

— Это еще почему? — хмуро спрашиваю я.

— Цветные туда не ходят, — отвечает он.

Проклятье. До чего же я бестолков. Неудивительно, что Бейнс не хотел ехать с нами, просто у него хватило вежливости не напоминать мне, в каком мире мы живем. Теперь понятно, почему все пялятся. Замкнувшись в нашем собственном тесном кругу, мы совсем забыли о подобных вещах. Мы судим о людях не по цвету кожи. А по черноте их сердца.

— Ради Бога, простите, Джебедия, — поспешно говорю я. — Я болван. Сейчас принесу вам образцы древесины сюда. При солнечном свете вы лучше рассмотрите фактуру.

Увидев меня, Купер подобострастно улыбается. Он знает, что я из поместья Контессы, но плохо представляет себе мою роль там, поэтому решает до конца играть южного джентльмена. Когда я прошу его вынести образцы древесины на свет, он все еще сама любезность, но, увидев, как я советуюсь с Джебедией, мгновенно гасит улыбку. Иными словами, его лицо претерпевает молниеносное преображение.

— Попрошу в-вы-ас, сэр, войти обратно, — говорит мне Купер. Он светловолос, с тусклыми белыми ресницами, которые делают его похожим на тушканчика; его щеки внезапно розовеют. Розовеет также и лысина, которую он безуспешно прикрывает длинными прядями волос.

— Почему? — спрашиваю я с широкой улыбкой. Мы играем в обмен любезностями, и ему меня никогда не перещеголять.

— Нельзя разгуливать на глазах у всего города с людьми такого сорта.

— Какого такого сорта? — с невинным видом спрашиваю я. — Вы имеете в виду мистера Бейнса? Он, видите ли, весьма уважаемый работник в хозяйстве Контессы. Точнее сказать, ее любимый скульптор. И во всем, что касается дерева, она полагается на его суждение.

— Мне дела нет, где он там у в-вы-ас уважаемый работник, — говорит Купер. — Он прекрасно знает, что не имеет права показываться среди белых. Верно, Бейнс? Тебе тут не место, так что проваливайте-ка в-вы-ы все отсюда. Все до единого, пока у меня терпение не лопнуло. — Из мастерской выходят и становятся рядом с ним двое его работников, один из них протягивает Куперу толстую палку, и тот начинает угрожающе похлопывать ею по ладони. Вот вам и хваленое южное гостеприимство. Я оглядываюсь вокруг и вижу, что почти все владельцы лавочек на Мейн-Стрит, почуяв кровь, вышли поглазеть.

— Прошу прощения, но… — говорит Белладонна.

— Мэм, я разговариваю не с вами, — грубо перебивает ее Купер. — Не суйте нос не в свое дело.

— Но я, сэр, разговариваю с вами, — говорит она, открывая дверь машины. — И это — именно мое дело. Мне не нравится, когда мне приказывают. Тем более такие, как вы.

— О, великая всемогущая принцесса, — ухмыляется Купер. — В-вы-ы еще не знаете, как мы поступаем с такими любительницами ниггеров?

— Нет, не знаю, — отвечает она, снимая солнечные очки. Ее глаза изрыгают огонь. — Просветите же меня.