— Вы слишком любезны, — бормочет он. Естественно, он не сомневается, что достоин такой чести. А почему бы и нет? Кто он, если не великий сэр Крессвелл? Разве планета вращается не затем, чтобы выполнять его прихоти?

Сегодня шофером у нас работает Маттео. Он вежливо придерживает для сэра Патти дверь одного из наших «кадиллаков», и тот с довольным уханьем переливает свои телеса на заднее сиденье. Машина трогается с места, но отнюдь не в направлении отеля «Сент-Реджис». Она сворачивает за угол, потом за другой, в темноту, у перекрестка останавливается на красный свет, и вдруг задние дверцы разом распахиваются. Джек отправляет сэра Патти в нокаут с такой точностью, что тот не успевает и глазом моргнуть. У него останется лишь небольшая болезненная припухлость на подбородке, совершенно незаметная при таких отвислых щеках. Такая незаметная, что он по прошествии времени и не вспомнит о том, что произошло с ним дальше.

У нас в запасе примерно двадцать минут, прежде чем он очнется. Очнется — и проклянет ту минуту, когда открыл глаза.

Сэр Патти стонет, слабо качает головой и открывает глаза. Комната, где он лежит, освещена очень тускло, в ней холодно и сыро. Если быть точными, он лежит на «нулевом уровне» подвала нашего дома — на один этаж ниже главного подвала, где мы беседовали с Джун. Сэр Патти спрятан так глубоко под землей, что кричи не кричи — никто не услышит. Главное, не услышит Брайони — она мирно спит несколькими этажами выше. Мы втащили его через складские ворота старой фабрики «Чмок-чмок», но, по его представлениям, его занесло не меньше чем в преисподнюю. Далеко, невообразимо далеко от шикарного клуба «Белладонна».

Он пытается пошевелиться, понимает, что привязан к стулу, и начинает в панике метаться. Тут он видит Джека, Маттео и меня. Мы стоим перед ним, облаченные в монашеские рясы, наши лица скрыты под масками. Белладонна одета так же, как и мы, но не хочет смотреть на нас, на наши лица. Она сидит у нас за спиной, скрытая в тени, возле невысокого деревянного столика, на котором медленно крутится большой катушечный магнитофон. Сэр Патти не видит ее. Она не хочет, чтобы ее видели.

Мы одеты точь-в-точь как члены Клуба, и, когда сэр Патти понимает это, его глаза распахиваются от ужаса. Он с дрожью отворачивается.

— Я ничего не сказал, — бормочет он дрожащим голосом. — Клянусь. Ни слова.

— Не сказали чего? — интересуется Джек. Его голос прекрасно поставлен, произношение безукоризненно, как у прирожденного джентльмена из высшего общества. Неудивительно, что Притч его так горячо рекомендовал.

Белладонна просила, чтобы этот допрос он взял на себя. Хоть я и провел столь задушевную беседу с Джун, у нас с Маттео все-таки не хватает опыта для более серьезных вещей. И хоть мы с Маттео и мечтаем увидеть сэра Патти на полу, в луже крови, истерзанного и изуродованного, как мы, все же у нас с братом не поднимется рука сделать с другим мужчиной то, что сделали с нами. Как бы он этого ни заслуживал, и несмотря на все любезности, какие Маттео наговорил мерзавцу Поли Болдуину.

Да, они все заслуживают этого, заслуживают в полной мере. Все члены Клуба до единого. Наконец-то мы добрались до одного из них, и за двенадцать часов, которые остались до отплытия его парохода, он расскажет нам все, что мы хотим знать. Несколько наших официантов уже отправились в отель с ключами, которые мы извлекли у него из кармана, упаковали его чемоданы, оформили отбытие и в эту минуту перетаскивают его пожитки туда, где их быстренько обыщут. Может быть, в адресной книжке найдется какое-нибудь имя, намек, след. Что угодно. Мы будем рады всему, что нам поможет.

Сэр Патти не отвечает.

— Ничего не сказали о чем? — повторяет вопрос Джек. Его голос спокоен, в нем не слышится угрозы, но я бы на месте сэра Патти очень захотел бы очутиться где-нибудь подальше.

— Кто вы такой? — еле слышно лопочет сэр Патти. — У вас голос, как у Норриса. Норрис, это ты? Как ты посмел, подлый, жалкий трус? Развяжи меня сейчас же!

Норрис? Кто такой Норрис?

— Я не Норрис, — отвечает Джек. — Гадайте дальше.

— Кто вы такие? — кричит он. — Зачем я здесь? Чего вы хотите?

Кто ты такая? Зачем ты здесь?

— Как вы думаете, кто мы такие?

— Не знаю! Не знаю, почему вы упрятали меня сюда, зачем вообще прибыли в Нью-Йорк. Вы следили за мной? Вы не имеете права следить за мной! Собрание состоится не раньше следующего года. Я не сделал ничего плохого, честное слово, ничего. Все книги в идеальном порядке. Я не сказал ни слова. Клянусь честью, не сказал ни слова, ни сейчас, никогда.

Да, она знает, что они встречаются раз в три года.

— Человек вашего, толка не имеет права произносить слово «честь» в моем присутствии, — заявляет Джек. — У вас нет чести, и вы не джентльмен. Кроме того, — добавляет он, — если вы не сделали ничего плохого, то, как вы думаете, почему мы вас сюда упрятали? Нет ли в ваших словах противоречия?

— Противоречия? Никакого! Откуда мне знать, что вы замышляете! — кричит он. — Я требую — отпустите меня! Погодите, выясню, кто вы такие, вы поплатитесь! Это вопиющее нарушение правил, и вы это знаете!

Мы с Маттео переглядываемся и едва удерживаемся от улыбки. Как вам нравится — вопиющее нарушение правил! Неплохо сказано.

— Кто-то проговорился, — продолжает Джек. Никогда не видел человека, который умеет блефовать с таким шиком. — Кто-то из нашего круга наговорил лишнего. Вы случайно не знаете, кто?

Сэр Патти на глазах расслабляется, решив, что теперь он вне опасности. Меня изумляет, что он мгновенно перестал дрожать от страха. Ведь он сидит связанный в незнакомой темной комнате, с незнакомыми грозными людьми. Они, члены Клуба, привыкли к темноте. Мрак переполняет их души.

— Понятия не имею, — отвечает он. — Такого никогда прежде не случалось. Сколько лет уже я в Клубе, а такого не помню. И мой отец не помнит. У нас не было никаких неприятностей с 1887 года, после того случая с Даффилдом. Не считая, конечно, истории с королем. Болван этот Эдуард, и его Симпсон тоже. Сами знаете. Но расхождений не было никогда, с тех пор, как моя семья ведет учетные книги. Никогда.

Даффилд? Кто такой Даффилд?

— Да, — говорит Джек. — Но ведь кто-то проговорился. Может быть, и вы. Лично я склонен верить, что это были вы. Хвастаетесь на публике, показываете кольцо всем и каждому. И кому? Женщине, которая держит ночной клуб! Какая нелегкая на вас напала?

— Она просто глупая баба, которая обожает колечки, — защищается он, надувая губы. — Ничего страшного не случилось. Да, признаю, я не должен был носить это кольцо, но вы сами знаете: если вас спросят о кольце, охотно покажите его. Это лучший метод избавиться от ненужного любопытства. Мы все это знаем. Так нам всегда говорили. Я не сделал ничего плохого.

— Тогда скажите, кто, по-вашему, мог это сделать, — продолжает Джек, доставая блокнот. Он пропускает мимо ушей выпад о том, что Белладонна — глупая баба. За это сэр Патти поплатится чуть позже. — Или вы скажете мне сейчас же, или мы оставим вас здесь на съедение крысам. Никто не знает, что вы здесь. Если мы захотим похоронить вас заживо, никто вас не найдет. Я бы на вашем месте подумал об этом и быстренько все рассказал. У нас мало времени.

Сэр Патти хмурится, но ничего не говорит. Мы стоим вокруг, и нам кажется, что прошла вечность. Я усилием воли сдерживаю желание оглянуться и посмотреть на Белладонну.

— Очень хорошо, — говорит Джек и выключает свет. — Посидите тут, пока не передумаете.

Мы выходим и оставляем его там. Я подхожу к Белладонне, она во мраке качает головой. Она не уходит. Останется сидеть здесь, в темноте, пока он не заговорит. Я хочу сесть рядом с ней, но она нетерпеливым взмахом руки прогоняет меня.

Я ничем не могу ей помочь. Никто ей не поможет. Маттео уводит меня, и я оставляю Белладонну среди ее демонов.

Мы садимся в соседней комнате и ждем, прислушиваясь к воплям и пустым угрозам сэра Патти. Из отеля возвращаются с вещами шпионы Джека; мы быстро просматриваем содержимое чемоданов, фотографируем каждую страничку аккуратной кожаной адресной книги, потом переписываем, сколько можем успеть. Нам нужны имена. Имена, адреса, номера телефонов, даже если все они зашифрованы. Притч с командой пропустят каждое имя через свою волшебную машину.