Ничего другого не оставалось.

Иногда мы давали Матильде подержать и покормить малышку, но только в комнате Белладонны и только под неусыпным присмотром Маттео. Чтобы убрать Маркуса с дороги, мы велели Белладонне попросить Матильду принести из деревни кое-что из вещей, что-нибудь такое, для чего потребуется долгий поход. И вот в один прекрасный день Маркус отправился в сельскую лавку. Список покупок был таким внушительным, что ему пришлось прихватить с собой Морица. Именно этого случая мы и ждали.

В тот день, ближе к полудню, я поспешно ворвался в кухню и сообщил Матильде, что Белладонна зовет ее, срочно нужно помочь ей с ребенком, сию минуту. Она почти улыбнулась, так была рада прийти на помощь. Я предложил отнести обед на подносе, и она кивнула.

Надевая перчатки, я удивился, что мои руки не трясутся. Они не тряслись и тогда, когда я достал из кармана маленький флакон, побрызгал ядом сахарницу и влил несколько капель в солонку и перечницу. Затем я присыпал хлеб на сэндвиче, который Матильда приготовила для себя, и сдобрил буханку, которую съедят за обедом Маркус и Мориц. Ты станешь убийцей, говорил я себе.

Увидишь, как они умирают.

Мы заранее приготовили сэндвичи для себя и спрятали их во дворе, позади большого горшка с цветком, чтобы на холоде они сохранились свежими. Больше никогда мы не станем есть того, что приготовлено на этой кухне.

Я принес Белладонне супа, а Матильде — великолепный сэндвич из ржаного хлеба с ветчиной, щедро приправленный. Мы с Маттео внимательно смотрели, как она его ест. Ботулизм развивается от двенадцати до тридцати шести часов, говорилось в книге. Мы надеялись, что безвременник ускорит события.

К возвращению Маркуса и Морица Матильда лежала в своей постели и громко стонала от жестокой боли в животе. На меня, естественно, подозрение не пало; никто не прикасался к еде, кроме самой Матильды. На всякий случай Маркус и Мориц запретили нам появляться в кухне, и Маркус сказал, что сегодня заночует не в сторожке, а в доме, с Матильдой. Он приготовил себе постель прямо у дверей Белладонны. Честное слово, иногда эта компания страдает паранойей.

Уснуть было нелегко. Мы с Маттео проснулись незадолго до рассвета; в доме стояла неестественная тишина. Мы осторожно поднялись наверх и отыскали наших стражей. Маркус ухитрился кое-как вскарабкаться по лестнице, где сейчас стояла невыразимая вонь; мы нашли его на полу возле кровати Матильды. Их рты были разинуты в мучительном крике, широко распахнутые глаза, несомненно, смотрели на адское пламя, в котором им предстоит гореть во веки веков. Мы торопливо накрыли мертвецов простынями. Я бы прочитал молитву, если бы знал хоть одну. И если бы они ее заслуживали.

Мы достали из кармана у Маркуса ключи и принялись обыскивать ящики столов, отыскивая документы, деньги и другие полезные мелочи. Затем Маттео поспешил в сторожку. Он хотел собрать все необходимое, чтобы, когда Белладонна проснется, немедленно тронуться в путь. Мы собирались усадить ее на велосипед, крепко привязать Брайони у нее на груди, как носят детей туземцы, и отвезти в деревню, а там нанять автомобиль, грузовик или любой другой транспорт до железнодорожной станции. Все, что угодно, лишь бы уехать отсюда, и поскорее.

Я все еще был наверху, обшаривал ящики, в которые нам обычно не было доступа, и вдруг услышал странный шум. Нет, не странный, а просто неожиданный. Автомобиль. К дому подъехала машина. Такого еще не было. Никто сюда не заглядывал, а Хогарт всегда останавливался у сторожки. Кто же это? Неужели Его Светлость? Нет, только не это.

Боже мой, прошу тебя, молю, только не он…

Это невозможно. Сейчас, когда мы так близки к победе…

Я присел на пол, выглянул из окна и увидел Хогарта. Он вышел из машины, хмуро одернул пиджак и пригладил жидкие пряди волос. Наверно, он обнаружил, что в сторожке никого нет, и открыл ворота своим ключом, задаваясь вопросом — что же все это значит? А Маттео, наверное, услышал его и спрятался в стенном шкафу. На наше счастье, Хогарт был один, и я прижал руку к груди, чтобы сердце не колотилось так сильно. Сосредоточься, Томазино, успокойся. Что я скажу ему, когда он войдет в дом и увидит на втором этаже трупы?

Его нельзя пускать на второй этаж. Он и шагу не ступит, пока не расскажет нам, что на самом деле случилось с Тристаном.

Естественно, первым делом Хогарт пошел проведать Белладонну. Она сидела у камина, смотрела, как горят в огне дрова. Услышав, что он вошел, она не шелохнулась. Брайони мирно спала у себя в колыбельке.

— Здравствуй, милая, — сказал Хогарт. — Где остальные?

Она пожала плечами.

— Откуда мне знать? Где мое дитя? — Она исхудала, как тень, яркие зеленые глаза потускнели от боли.

Хогарт едва заметно поправил носовой платок в нагрудном кармане. Темно-бордовый с зеленью шелк, индийский рисунок. Очень утонченная и дорогая вещица.

— Как ни печально, твой ребенок мертв, — произнес Хогарт с едва заметным раздражением. — Он умер, и мы похоронили его у опушки леса, по ту сторону морковных грядок. Скоро поставим надгробие и отслужим за упокой.

— Вы лжете.

— Я бы и рад был солгать, — отозвался он. — Ничто не порадовало бы Его Светлость более, чем сын. Но, увы, этому не суждено сбыться.

Эти слова пробудили ее от оцепенения.

— Мне казалось, он предпочитает девочек, — с горечью съязвила она.

— Милая, ты меня изумляешь, — ответил Хогарт. — Ну-ка, посмотрим, как поживает прелестная Брайони, а потом я должен уехать. — Он подошел к колыбели и долго глядел на Брайони. На его губах играла мерзкая суетливая, чисто хогартовская улыбочка. Я на цыпочках поднялся наверх и смотрел на него из дверей. Зачем он приехал? Только чтобы взглянуть на Брайони? Может быть, он должен был что-то передать трем М. Не хотелось бы мне оказаться на месте того, кто сообщит Хогарту, что он немного опоздал.

Наверное, он прокладывает путь, решил я. Следом за ним скоро пожалует Его Светлость. В коленной чашечке запульсировала тупая боль. Может быть, он уже едет сюда, приближается к дому. Что нам делать? Что?..

Я лихорадочно обдумывал варианты, дожидаясь, пока из сторожки вернется Маттео. Вдвоем мы сможем одолеть Хогарта, и тогда…

Перед глазами что-то мелькнуло, я услышал тошнотворный глухой удар. Хогарт жалобно пискнул и повалился набок. Раздался еще удар, потом еще и еще.

Крови было страшно много, она хлестала из трещин в голове. Он очень огорчится из-за того, что кровь запачкала белый воротничок и носовой платок, сказал я себе и вдруг с дрожью осознал, что Хогарт мертв.

Она уронила кочергу, закрыла глаза и покачнулась. Я поймал ее на лету — она упала в глубокий обморок. Я перенес ее на кровать, и тут вбежал Маттео с дробовиком Морица в руках. При виде Хогарта, уродливо распростертого на ковре, он остановился, как вкопанный. Брайони по-прежнему крепко спала.

Я не стал ему говорить, что его убила она. Сказал, что это сделал я.

— Проверь его карманы. Скорее, — велел я. Нам повезло. Еще один паспорт, водительские права, толстый бумажник с деньгами, ключи от машины. Так хорошо, что даже не верится.

Но он был мертв. Все они были мертвы. И никто больше не мог рассказать нам правды о Тристане.

Начало нашего путешествия прошло в страхе.

Мы торопливо упаковали в чемоданы и саквояжи кое-что из одежды Белладонны, ее изумрудное ожерелье, детские вещи для Брайони, несколько бутылочек с молочной смесью, подхватили свои, заранее собранные чемоданы, извлекли припрятанные сэндвичи и сложили все в машину Хогарта. Осторожно перенесли Белладонну, все еще лежавшую без сознания, усадили ее на заднее сиденье и накрыли одеялами. Я сидел впереди и держал Брайони, а Маттео сел за руль. Он вел машину так уверенно, будто и не было долгих лет перерыва: не сбавляя скорости, проскочил ворота, которые я торопливо распахнул, затем, не оглядываясь, миновал деревню и покатил дальше по дороге. Наконец, мы въехали в деревню покрупнее, где была железнодорожная станция. Она называлась Намюр. Там мы остановились в отеле, а я поколдовал с паспортами. Белладонна очнулась, мы сказали ей, что отправились в небольшое путешествие, но она была в таком глубоком шоке, что вряд ли поняла хоть слово. Потом она снова погрузилась в крепкий сон, а мы долго обсуждали, какой путь будет безопаснее, где внимательнее проверяют паспорта — в поезде или на границе. Мы решили рискнуть и отправиться на машине во Францию, потому что до нее было недалеко. Лишь когда утомленный таможенник махнул нам вслед на границе, мы вздохнули с облегчением. Кроме того, у нас с собой был набитый деньгами бумажник Хогарта, а я за версту чую человека, которого можно подкупить.