Вторая версия рассыпалась как пироженка из песка. Бородин так разволновался, что и за столом уже невмоготу было сидеть. Встал, походил. Склонился перед Веней, уперев руки в стол: — Иначе говоря, Аркадий предложил тебе свои услуги?

Веня кивнул.

— И ты передал ему ключи?

— Да…

Как по писанному разыграли, стервецы! Да он же, Сергей, как только вошел в квартиру, так сразу и разгадал весь этот их сценарий! Но какой артист!

— Кто с Аркадием в квартире был?

Веня подумал.

— Пашка Лавочкин мне ключи отдал, когда я из школы домой возвращался. Я думаю, что он…

— А что булавку-то с бриллиантом оставили? — спросил Сергей с усмешкой. — Сообразили, что засыпаться на ней легко?

Веня мотнул головой:

— Нет, я сказал Аркадию, чтобы не брал эту булавку.

— Почему?

— Мама обещала подарить мне ее на свадьбу…

Бородин зло расхохотался:

— А ты однако предусмотрительный! Ну ладно, вот тебе ручка и бумага, пиши чистосердечное признание. Потом попьешь чаю с бутербродом и вон там, на скамейке, ляжешь спать.

Веня глянул исподлобья на скамейку и помотал головой:

— Не хочу я спать! И есть не хочу!

— Молчать! — заорал на него Бородин. — Здесь покуда я распоряжаюсь! — и, сорвав телефонную трубку, набрал номер: — Равиль, ты чего там, уснул, что ли? Чайник-то верни!

Ну надо же: засчитанные часы раскрыть квартирную кражу, и чтобы после этого так было погано на душе!..

Восьмого января, в восьмом часу утра, когда суточное дежурство следователя Орехова подходило к концу, в милицию вдруг поступило сообщение, что на пустыре у начала улицы Ясной, между домом № 6 и улицей Чкалова, обнаружен труп мужчины с признаками насильственной смерти и ограбления.

А вскоре к Орехову заглянул дежурный оперативник Кожевников.

— Готов?

— Одеваюсь.

— Ночка-то как по заказу, а? Мало нам двух квартирных краж, так еще и мокруха на засыпку! Думал, хоть часок покемарю.

— А я только собрался препроводить одного друга в следственный изолятор, да вот не успел.

— Кого это?

— Долгорукого. Кстати, твоего крестника.

— А, тот… — вспомнил Кожевников, но интереса не проявил.

На первом этаже, в дежурной части их поджидали эксперты. Степенным шагом проследовал к своей машине работник прокуратуры. Милицейский УАЗ урчал заведенным двигателем.

Красно-коричневые пятна слабо просвечивали сквозь легкую порошу на пешеходной дорожке и неровным пунктиром тянулись от трупа к проезжей части улицы Ясной. На снегу валялся кем-то снятый с убитого серый окровавленный пиджак, а на трупе оставались только брюки, черная водолазка да обмотанный вокруг шеи вязаный шарф. И еще носки на ногах. Ни пальто, ни шапки, ни обуви. Денег, документов и ключей от квартиры также не оказалось, лишь немного мелочи в кармане брюк.

На трупе эксперты обнаружили две колото-резаные раны, однако ни ножа, ни какого-либо другого орудия, которым эти раны могли быть нанесены, на месте преступления найдено не было.

Убитый лежал кверху лицом, разбросав ноги в стороны и судорожно прижав кулаки к подбородку, словно в последней отчаянной попытке прикрыться от удара. На вид покойнику можно было дать лет тридцать восемь — сорок. У него был высокий чистый лоб, негустые светло-русые волосы и прямой тонкий нос.

Распоряжался следователь прокуратуры. Орехову и Кожевникову он поручил провести поквартирный опрос в доме № 6.

Морочное, неблагодарное дело этот поквартирный опрос. Необходимо переговорить по возможности с каждым из жильцов. Но ведь кто-то уже вышел из дому по своим делам. А кто-то просто не откроет двери своей квартиры из опасения, как бы его не ограбили переодевшиеся в милицейскую форму злоумышленники. А кто-то, может, и видел или слышал что-то, но не желает быть привлеченным к делу в качестве свидетеля.

Продолжавшийся около двух часов опрос ничего не прояснил. И только участковый уполномоченный, опросивший персонал кафе «Русская изба», которое расположено на первом этаже этого дома, в своем рапорте отметил, что работница кафе Юсупова Ольга Лаврентьевна опознала труп, заявив, что убитый заходил ранее в кафе, причем неоднократно, из чего следовало, что он проживал или работал где-то неподалеку.

— Не позавидуешь мужику, — Саша Кожевников кивнул на следователя прокуратуры, который давал последние наставления экспертам.

— Да уж, — согласился Орехов. Он тоже не горел желанием заниматься этим делом, раскрыть которое вряд ли удастся в скором времени, если оно вообще когда-нибудь будет раскрыто.

Впрочем, оба они, и Орехов и Кожевников, особо не беспокоились: раскрытие и расследование дел, связанных с убийствами — это прерогатива прокуратуры. Кроме случаев, когда убийцами оказываются несовершеннолетние. Но ведь для того, чтобы установить возраст убийцы, надо его еще поймать.

В половине одиннадцатого Владислав Орехов вернулся в отделение милиции — решил все-таки отправить Долгорукого в следственный изолятор, так как сегодня истекал срок его содержания в КПЗ.

В свои тридцать два года трижды судимый за квартирные кражи Долгорукий недавно, после очередной отсидки, вернулся в Екатеринбург и, казалось, взялся за ум: устроился на постоянную работу и даже решил жениться.

Но нет, позарился на новые фирменные джинсы в цеховой раздевалке! Уличенный, он сразу признался в содеянном, и Саша Кожевников, который им занимался, передал Долгорукого следователю в комплекте с теми джинсами.

Орехов еще раз по всей форме допросил вора, предъявив ему обвинение, подготовил дело для передачи в суд и сейчас спустился в помещение, где находились камеры предварительного заключения, имея на руках санкцию прокурора на арест.

Долгорукий как глянул в бумажку, так тут же и поник головой.

— Меня же опер обещал до суда отпустить домой!

Ну понятно: обещал в обмен на чистосердечное признание! Оперативнику только это и нужно было: «Ты только расскажи все без утайки, и я сделаю так, что тебя отпустят, разве что возьмут подписку о невыезде!» И ведь знал Кожевников, что нет у него такого права — отпускать или не отпускать подозреваемых. Пообещал и умыл руки.

— Лично я тебе ничего не обещал, — сказал Владислав Долгорукому. — Так что собирайся, поедем в тюрьму!

— Ну вот здорово! — заныл Долгорукий. — Я бы тогда молчал как рыба и ваш опер ничего бы не доказал. Мало ли зачем я заходил в раздевалку! Никто и не видел, как я выносил эти джинсы… Верь вашему слову!..

— Я могу отвечать только за свои слова, — сказал Орехов. — А у меня нет оснований отпускать тебя домой.

— Да лично-то к вам у меня нет претензий, — понятливо покивал Долгорукий. — Но, гражданин следователь, войдите в мое положение: вот так надо на пару дней домой! — он провел ладонью поперек шеи. — С Полиной договорились расписаться. Главное, она согласна! Христом Богом прошу!..

Короче говоря, Орехов отпустил его на два дня, строго-настрого предупредив:

— Чтоб послезавтра к семнадцати ноль-ноль был в милиции как штык!

— Какой разговор! Из тютельки в тютельку!

— Смотри, не подведи меня!

И Долгорукий побожился, что не подведет. Скорее умрет.

А послезавтрашний день весь сплелся из неожиданностей, от которых следователя Орехова кидало то в жар, то в холод.

Около полудня стали известны результаты патологоанатомической экспертизы обнаруженного на улице Ясной трупа. Оказывается, смерть этого человека наступила не от ран, а в результате последующего длительного охлаждения организма. И, согласно Уголовному кодексу, данный факт насилия над личностью следовало называть отныне не убийством, а всего лишь «нанесением тяжких телесных повреждений, повлекших за собою смерть».

Значит, раскрытием и расследованием этого преступления будет заниматься милиция.