Мистер Бенсон, который внимательно следил за выражением ее лица, отчасти понимал, что творится у нее в душе. Видя этот тоскливый взгляд, устремленный в сулящую свободу даль, он подозревал, что ее сейчас вновь искушают сладкоголосые, как мифические сирены, воды омута, чей смертельный плеск до сих пор звучал в его ушах. Поэтому он подозвал ее, молясь, чтобы его слабому голосу хватило силы и убедительности.

– Моя дорогая юная леди, мне нужно многое вам сказать, а Господь отнял у меня силы именно в ту минуту, когда они мне всего нужнее, – хоть и грешно мне говорить такие вещи, упрекая Его. Но заклинаю вас Его именем: наберитесь терпения хотя бы до завтрашнего утра. – Он пристально смотрел на нее, но она молчала, и лицо ее оставалось отрешенным. Она не могла отказаться от своей надежды, откладывая свой шанс, свою свободу до утра.

– Да поможет мне Всевышний, она не слышит меня, – печально заключил он и, не отпуская ее руку, откинулся на подушку. Он был прав: его слова не нашли отклика в ее душе, потому что там сейчас царствовал демон хаоса, внушавший ей, что она отверженная. Она была одержима духом зла, который не дал ей проникнуться смыслом святых слов «именем Господа», тем самым бросив вызов Божьему милосердию.

«Подскажи же, Всевышний, что я должен сделать?»

Мистер Бенсон подумал об умиротворяющем влиянии веры, которая всегда давала силы и утешение ему самому, но потом отбросил эту мысль как бесполезную в данном случае. И тут он услышал тихий внутренний голос, после чего сказал:

– Именем вашей матери, жива ли она или умерла, заклинаю вас остаться здесь до тех пор, когда я буду в силах поговорить с вами.

Она опустилась на колени у его дивана и снова горько разрыдалась. Понимая, что на этот раз достучался до ее сердца, он оставил ее в покое, боясь все испортить. Через некоторое время он заговорил снова:

– Я знаю, что вы не уйдете… не можете уйти – ради нее. Я прав, вы не уйдете?

– Не уйду, – едва слышно ответила Руфь, чувствуя зияющую пустоту в своем сердце. Она упустила свой шанс и успокоилась, потому что надежд больше не было.

– А теперь сделайте то, о чем я вас попрошу, – мягко сказал горбун; сам того не замечая, он заговорил тоном человека, нашедшего тайное заклинание, которое дает власть над духами.

– Хорошо, – отозвалась она подавленным голосом.

Он кликнул миссис Хьюз, и та сразу пришла из находящейся рядом лавки.

– По-моему, у вас есть еще одна свободная спальня, где раньше жила ваша дочка. Надеюсь, вы не откажете мне. А я, со своей стороны, буду вам очень обязан, если вы позволите этой юной леди сегодня переночевать у вас. Проводите ее туда, пожалуйста, прямо сейчас. А вы, дорогая, идите с этой женщиной и помните: вы обещали мне никуда не уходить отсюда, пока я с вами не поговорю. – Его слабый голос был едва слышен, но Руфь повиновалась. Вставая с колен, она сквозь слезы взглянула на его лицо. Губы мужчины безмолвно шевелились в страстной молитве, и она знала, что он молится о ней.

В ту ночь мистер Бенсон не мог уснуть, хотя боль отступила. Словно в бреду, он прокручивал в уме различные варианты развития событий, и порой они принимали странные и даже фантастические формы. В своих грезах он встречался с Руфью в разных местах и при разных обстоятельствах, он обращался к ней всеми возможными способами, стараясь подвигнуть ее к терпению и добродетели. Ближе к утру он задремал, но даже во сне эти мысли не оставляли его: он говорил с ней, но голос его не слушался, отказываясь звучать, а Руфь вновь и вновь ускользала от него, убегая к темной пучине глубокого омута.

Но пути Господни неисповедимы.

Его тревожные видения наконец сменились крепким сном. Проснулся он от стука в дверь, который вначале показался ему продолжением того, что ему только что снилось.

На пороге стояла миссис Хьюз, которая вошла, как только он откликнулся.

– Ох, сэр, боюсь, что наша юная леди совсем занемогла. Прошу вас, пройдемте к ней.

– А что с ней? – встревоженно спросил он.

– Совсем затихла, лежит не пошевельнется, сэр. Мне кажется, она умирает. Да, сэр, именно так.

– Ступайте, я сейчас подойду, – ответил он, чувствуя, как у него оборвалось сердце.

Вскоре он уже вместе с миссис Хьюз стоял у постели Руфи. Она лежала неподвижно, как будто умерла: глаза закрыты, на бледном осунувшемся лице застыла маска страдания. Когда он заговорил с ней, она не ответила, хотя через некоторое время ему показалось, что девушка пытается что-то сказать. Но, похоже, в таком состоянии она была не способна даже пошевелиться, не то что говорить. Она была одета в верхнюю одежду, в которой была вчера днем, только капор сняла; и это несмотря на то, что заботливая миссис Хьюз предусмотрительно снабдила ее ночной сорочкой, которая лежала сверху на небольшом комоде, служившем здесь также туалетным столиком. Мистер Бенсон взял ее за запястье и с трудом нащупал слабый мерцающий пульс. Когда же он отпустил ее руку, та упала на постель тяжело и безвольно, как у покойницы.

– Вы давали ей что-нибудь поесть? – озабоченно спросил горбун у миссис Хьюз.

– Ну конечно! Я предлагала ей самое лучшее, что есть у меня в доме, но она только покачала своей очаровательной головкой и попросила меня принести ей чашку воды. Я принесла молока – хотя, думаю, она все-таки предпочла бы воду, – и она, чтобы не показаться грубой и неблагодарной, пригубила немного. – И с этими словами расплакалась уже миссис Хьюз.

– Как часто бывает здесь доктор?

– Ох, сэр, сейчас он бывает у нас почти каждый день, ведь наша гостиница переполнена.

– Я схожу за ним. Вы не могли бы попробовать раздеть ее и уложить в постель? А еще откройте окно, впустите свежего воздуха. Если ноги у нее окажутся холодными, обложите их бутылками с горячей водой.

Все это было подтверждением человеколюбия, свойственного природе обоих этих людей, потому что ни тому, ни другому даже в голову не пришло жаловаться, что у них на руках оказалось это бедное беспомощное создание. Напротив – миссис Хьюз назвала это знаком, «благословением Господним».

В гостинице царила привычная суета и вовсю кипела жизнь. Мистеру Бенсону пришлось довольно долго дожидаться миссис Морган в ее маленькой гостиной, так что он даже начал терять терпение. Наконец она все-таки появилась и выслушала его историю. Пусть говорят, что добродетель в наши дни не пользуется должным уважением, если только она не сопровождается явными признаками богатства и высокого положения. Однако я склонна полагать, что со временем истинная добродетель в конечном счете всегда удостаивается награды и почтения со стороны тех, кто умеет ее ценить. И вознаграждается она не подобострастными поклонами и лицемерными словами, как это происходит со многими другими ценностями в нашем мире, а тем, что своим проявлением будит в других людях их самые лучшие и благородные качества – при условии, разумеется, что добродетель эта чистая, бесхитростная и неосознанная.

Мистер Бенсон не стал особенно рассыпаться в разных внешних проявлениях глубокого почтения к хозяйке, да и у миссис Морган не было на это времени. Однако, увидев, кто ее ожидает, она перестала привычно хмурить лоб и стала вести себя гораздо сдержаннее, чем обычно. И все потому, что мистера Бенсона в их деревне хорошо знали: он год за годом проводил свой летний отпуск в этих горах, всегда останавливался в доме, где находится свечная лавка, и ни гроша не тратил в гостинице.

Миссис Морган выслушала его терпеливо – насколько она вообще могла быть терпеливой.