Молодые люди остались в этом необычайно живописном альпийском краю на неделю. Для Руфи это было истинным наслаждением, она словно открывала для себя новый мир. Эти горы, представшие перед ними во всей своей красе, поразили ее своим великолепием и спокойным величием. Поначалу девушку переполняло смутное чувство восторженного трепета перед этим чудом природы, но мало-помалу она полюбила горы с той же силой, с какой до этого благоговела перед ними. Доходило до того, что по ночам она потихоньку вставала с постели и шла к окну полюбоваться залитой лунным светом вереницей никогда не стареющих вершин, которые окружали их деревушку со всех сторон.

Завтракали они поздно, в соответствии с предпочтениями и привычками мистера Беллингема, но Руфь вставала намного раньше и уходила гулять по густой росистой траве. Высоко над ее головой заливался жаворонок, и Руфь теряла чувство реальности, не зная, идет она или стоит на месте, потому что величие природы подавляло в ней ощущение индивидуальности отдельного человека. Даже дождь доставлял ей удовольствие. Она усаживалась в гостиной в нише у окна (хотя на самом деле очень хотела бы выйти на улицу, но боялась рассердить мистера Беллингема, который, по своему обыкновению, в такие дни в основном лежал на диване, часами ругая скверную погоду) и смотрела на ливший с неба поток, который, будто серебряными стрелами, пронзал косые лучи солнца, любовалась темно-фиолетовыми склонами заросших вереском холмов на фоне бледно-золотистого неба вдали. Любое изменение в природе имело в глазах Руфи свою особую прелесть. Однако мистеру Беллингему больше понравилось бы, если бы она вместе с ним жаловалась на непостоянство капризного климата; ее восторги по поводу и без повода выводили его из себя, но затем он обращал внимание на ее любящий взгляд и грациозные движения и успокаивался.

– Нет, правда, Руфь, – воскликнул он однажды, когда они все утро просидели в гостинице из-за дождя, – можно подумать, что ты прежде никогда не видела обыкновенного ливня! Тоскливо смотреть на твое умилительное выражение лица, с которым ты любуешься происками погоды. И за последние два часа ты не произнесла ничего более интересного и увлекательного, чем это твое «Ах, какая красота!» или «Вот еще одна туча плывет через вершину Мёльуинн».

Руфь тихонько встала и отошла от окна. Как жаль, что она не умеет развлечь мистера Беллингема! Такому деятельному человеку, как он, наверное, невыносимо скучно долго сидеть взаперти. Это замечание вывело ее из забытья. Что такого она могла сказать, что было бы интересно мистеру Беллингему? Пока она пыталась что-то придумать, он заговорил снова:

– Помнится, что, когда мы были здесь три года назад, целую неделю тоже стояла погода вроде этой. Но Говард и Джонсон были отличными игроками в вист, да и Уилбрэхем неплохо разбирался в игре, так что в итоге мы прекрасно скоротали время. А ты, Руфь, умеешь играть в экарте или пикет?

– Нет, сэр. Я когда-то играла только в «пьяницу», – кротко ответила Руфь, ругая себя за свое невежество.

Он что-то пробормотал в ответ, и на последующие полчаса в комнате вновь воцарилось молчание. Внезапно мистер Беллингем вскочил с дивана и неистово зазвонил в колокольчик, вызывая прислугу.

– Попросите у миссис Морган колоду карт, – распорядился он. – Руфь, сейчас я научу тебя играть в экарте.

Но Руфь оказалась ужасно непонятливой; скоро он заявил, что играть с ней – все равно что играть с воображаемым партнером, «болваном», то есть с самим собой, а это совершенно неинтересно. От досады он швырнул карты, и они рассыпались по столу. Несколько из них упало на пол, и Руфь подобрала их. Поднявшись, она тяжко вздохнула, остро переживая, что не знает, как развлечь или занять любимого человека.

– Что-то ты совсем бледная, любовь моя, – сказал он, уже сожалея о вспышке раздражения, вызванной отсутствием у нее способностей к карточной игре. – Пойди погуляй перед обедом, тебе ведь эта проклятая погода нипочем. И возвращайся с массой впечатлений, чтобы было о чем рассказать мне. Ну же, моя маленькая глупышка! Поцелуй меня и ступай себе.

Номер гостиницы Руфь покидала с облегчением, потому как теперь, даже если он заскучает без нее, это будет уже не на ее совести и ей не придется корить себя за свою глупость.

Свежий воздух, этот успокаивающий живительный бальзам, который любящая мать-природа предлагает нам в периоды уныния, помог и Руфи – на душе у нее полегчало. Дождь прекратился, но на каждом листочке, на каждой травинке еще дрожали его блестящие капельки. Девушка подошла к круглой впадине, в которой горная речка, срываясь со скалы водопадом, образовала глубокую заводь; попадая в нее, пенящиеся мутные воды ненадолго переводили здесь дух, а затем с новыми силами опять устремлялись между обломками камней дальше, в тянувшуюся внизу долину.

После дождя водопад, как и ожидала Руфь, выглядел еще более красивым. Ей захотелось продолжить свою прогулку по другому берегу речки, и она направилась к месту обычной переправы, расположенной в тени деревьев в нескольких ярдах от заводи. Уровень воды повысился, и сейчас она, журча и брызгаясь, неслась мимо, неутомимая, как сама жизнь. Но Руфь это не пугало, и она легким уверенным шагом пошла по серым камням на другую сторону. Однако примерно посередине на этом переходе получился большой просвет: один из камней либо скрылся под водой, либо его унесло вниз по течению. Как бы там ни было, но в этом месте нужно было совершить прыжок, и она остановилась в нерешительности. Шум воды заглушал все другие звуки, к тому же она не могла оторвать глаз от бурлящего под ногами потока и поэтому не сразу заметила человека, стоявшего впереди нее на одном из камней и предлагавшего свою помощь. Был он немолод, даже, можно сказать, в летах, и напоминал карлика, но, вглядевшись повнимательнее, она поняла, что дело было не только в его маленьком росте, – он был горбатым. Видимо, ей не удалось скрыть чувство сострадания к его увечности, и он прочел это по ее глазам, потому что на его бледных щеках появился румянец смущения. Тем не менее он повторил свои слова, которые она сначала не расслышала:

– Здесь очень быстрое течение. Возьмите меня за руку, и я вам помогу.

Руфь приняла это предложение и уже через несколько мгновений оказалась на другом берегу. Мужчина посторонился, пропуская ее на узкую лесную тропинку первой, а затем молча последовал за ней.

Когда они миновали лес и вышли на луг, Руфь снова обернулась, чтобы рассмотреть своего спутника. Ее поразила спокойная красота его лица, хотя физическое увечье наложило на него свой отпечаток, проявлявшийся не только в болезненной бледности, но и в одухотворенном блеске умных, глубоко посаженных глаз, в чувственном изгибе рта. В целом же, несмотря на свою необычность, это было очень привлекательное лицо.

– Насколько я понимаю, вы прогуливаетесь по кругу через Ком Ду, не так ли? Позвольте мне сопровождать вас. Прошлой ночью бурей снесло перила с маленького деревянного мостика, что встретится на вашем пути. При виде стремительного потока у вас может закружиться голова; река в том месте очень глубокая, и упасть вниз было бы чрезвычайно опасно.

Они продолжили идти в полном молчании. Руфь гадала, кем мог быть ее неожиданный спутник. Будь он постояльцем их гостиницы, она бы его обязательно узнала, а для валлийца он слишком хорошо говорит по-английски; наверное, он все-таки местный житель – уж больно хорошо знает здесь каждую тропинку. В своих противоречивых догадках она мысленно несколько раз перебрасывала незнакомца из Англии в Уэльс и обратно.

– Я приехал только вчера, – пояснил он, когда ширина тропинки позволила им идти рядом. – А вчера вечером я ходил к верхним водопадам – они здесь самые красивые.

– Вы решили прогуляться, несмотря на дождь? – робко поинтересовалась она.

– О да. Дождь никогда не мешает моим прогулкам. На самом деле он даже придает особую прелесть таким живописным местам, как здесь. К тому же у меня мало времени на подобные экскурсии, и я не мог позволить себе терять целый день.