К концу ужина дело было обсуждено во всех аспектах, как юридических, так и фактических, судья объявил, каким будет его решение, ее светлость соблаговолила с ним согласиться, и на этом дебаты можно было бы вроде считать оконченными. Но так же, как Петтигрю старался потопить в виски свое огорчение из-за того, что Джефферсона предпочли ему в качестве окружного судьи, так и Хильда с головой окунулась в профессиональную дискуссию в стремлении притупить воспоминание о том, что Салли Парсонс переиграла ее. Это было ее способом отрешиться от неприятной реальности. Более заурядные люди инстинктивно прибегают в подобных случаях к услугам кино, пабов или абонементных библиотек. Ее средство отвлечения было, разумеется, более интеллектуальным, чем общепринятые, но имело один недостаток: учитывая время, оно становилось чрезвычайно утомительным для всех, кому случилось находиться в этот момент в ее обществе.

Судья демонстрировал беспримерное терпение, пока Хильда продолжала углубляться в тему, давно утратившую свой интерес. Откинувшись на спинку стула, он в промежутках между поеданием карамелек лишь односложно выражал свое согласие. Однако в конце концов, видимо, это надоело и ему.

— Думаю, дорогая, поскольку ты так заинтересовалась, тебе следует освежить память чтением первоисточников, — сказал он. — Маршал, у меня на столе лежит несколько книг. Не будете ли вы так любезны принести их сюда?

С этого момента в комнате воцарилась тишина. Хильда с головой ушла в тяжелые фолианты правовых сборников, словно это были увлекательнейшие приключенческие рассказы. Вскоре Барбер отправился к себе наверх, чтобы, как предполагалось, перед сном написать свое судебное решение, которое предстояло огласить на следующее утро. Не задержавшись надолго, его примеру последовал и Дерек, бросив прощальный взгляд на Хильду, по-прежнему поглощенную чтением и, видимо, забывшую, что, согласно расписанию, должна будет сменить его на дежурстве в три часа ночи. Она сидела, положив на колени «Сборник дел Суда королевской скамьи», и, судя по всему, блуждала за пределами темы, которая изначально привела ее к книге, потому что листала ее туда-сюда, читала отрывок оттуда, отрывок отсюда, словно любитель поэзии, бессистемно выхватывающий стихи из антологии. Странное зрелище, подумал тогда Дерек, которому предстояло вспомнить о нем долгое время спустя.

Рэмплфордская сессия длилась целую неделю. Это была скучнейшая неделя в жизни Дерека. Длинные ночные дежурства, на которых продолжала настаивать Хильда, хотя в них, похоже, не было ни малейшего смысла, принесли физическую усталость. От Шилы не было никаких вестей, что держало его в неослабевающем нервном напряжении, и свои часы ночных дежурств он проводил в состоянии угрюмого нетерпения. Да и днем было ничуть не лучше. Судья сделался настолько замкнут и олимпийски холоден, что почти не походил на живое человеческое существо. Хильда же после инцидента с мертвой мышью стала необщительна, поглощена собственными мыслями и подсчетами, которыми не желала ни с кем делиться.

В сущности, единственным членом домашнего сообщества, который казался абсолютно довольным судьбой, был Бимиш. Рэмплфорд, как признался он Дереку, подходил ему. На самом деле он подходил ему как ни один другой город. Если не считать того, что здешний Высокий шериф оказался Добропорядочным Джентльменом, Бимиш не сообщил, чем именно так уж особенно подходил ему этот город, но Дерек заметил, что он взял за правило каждый день ускользать из резиденции, как только все собирались там после слушаний, и возвращался весьма поздно и в необычно веселом настроении. Скорее от скуки, чем по какой-то другой причине, Дерек сблизился, вернее, позволил Бимишу сблизиться с ним, и против собственной воли нашел его весьма занятным собеседником. Он был кладезем анекдотов про судей и адвокатов, которые представляли собой рассказы Петтигрю на те же темы, только в редакции, так сказать, «для людской». Но что больше всего поразило в них Дерека, так это тайная порочность, которая, похоже, была присуща всем их героям. Казалось, что поросячьи глазки Бимиша никогда не сияли удовольствием больше, чем тогда, когда он повествовал о провале или унижении кого-нибудь из них. Где-то в глубине его собственного мелочно-эгоистичного характера, чувствовал Дерек, таилась склонность к жестокости.

Однажды вечером, после того как судья и Хильда отправились спать, Дерек, дежуривший в первую смену, уже вышел в холл, чтобы подняться наверх, когда в проеме парадной двери возник Бимиш. Он приветствовал Дерека в расслабленно-дружеской манере, которая, как тот успел заметить, была ему свойственна после ночных экспедиций. На сей раз, как показалось Дереку, он был еще более расслаблен, чем обычно. Дело в том, что для Бимиша тот вечер выдался по-своему замечательным. После периода относительных проигрышей он вдруг обрел несокрушимую форму, и его победа над чемпионом местного канадского военного контингента была только что должным образом отпразднована.

— Не зайдете ли ко мне в комнату на минутку, маршал? — пригласил он. — Давайте поболтаем и выкурим по трубке.

— Нет, благодарю, — ответил Дерек. — Уже поздно, я как раз собирался подняться к себе.

Щедрость и гостеприимство посланцев доминиона развязали обычно очень сдержанный язык Бимиша.

— Подняться к себе, да? — повторил он. — Только не говорите мне, что собирались спать. Сейчас же ваша очередь заступать на дежурство, не так ли?

— Откуда вам это известно? — удивился Дерек.

Бимиш фыркнул:

— Господи! Вы что же, думаете, что мне об этом ничего не известно? Я, знаете ли, не вчера появился на свет.

Продолжая говорить, он двинулся к себе в комнату. После некоторого колебания Дерек последовал за ним.

— Я был бы очень плохим секретарем, если бы ничего не заметил при том, что происходит во время этого турне, — продолжал Бимиш, плюхаясь в кресло и начиная набивать трубку. — Работа секретаря заключается в том, чтобы знать все, не забывайте, маршал. Рискну предположить, что это я мог бы рассказать вам кое-что, чего вы не знаете.

Дерека всегда раздражало, когда Бимиш называл его «маршал». Вообще-то тот с самого начала предусмотрительно объяснил, что, называя его так, имеет в виду должность, а не фамилию, и что в таком обращении нет ни малейшей неуважительности, но все равно Дереку это продолжало резать ухо. Поэтому он ответил Бимишу весьма сухо:

— Думаю, в этом доме всем все об этом известно.

— Ну, за миссис Скуэр не скажу. Ее ничто, что за пределами кухни, не интересует. А что касается двух местных служанок, так те вообще ничего бы не заметили, если бы это не случилось прямо у них под носом. Да и в этом случае заметили бы, только если бы с этого нужно было стереть пыль. Будь ее светлость хоть чуточку в своей обычной форме, она бы уже давно на них собак спустила.

Так и не сумев раскурить трубку, он сдался и закрыл глаза.

— На чем я остановился? — вдруг встрепенулся он. — Ах да! Сэвидж знает все, маршал, можете не сомневаться, и Грин тоже. Нет, я с ними не сплетничаю. Я знаю свое место, но научил и их знать свое. Но в таком маленьком соб… сообществе, как наше, слухи, знаете ли, сами собой распростр… траняются.

Дерек ничего не ответил. Он пытался понять, что стоит за этим удивительным сообщением, когда Бимиш заговорил снова:

— Лично я думаю, что вы зря тратите время. И мне жаль видеть, как такой молодой человек, как вы, лишает себя первых, самых сладких часов сна просто так. Другое дело, если бы было ради чего борд… бодрствовать по ночам, так ведь нет, насколько я знаю. — При этих словах в его взгляде появилось многозначительное выражение, от которого у Дерека зарделись щеки. — Видите ли, маршал, — продолжал Бимиш, — здесь все просто: это дело рук либо кого-то извне, либо кого-то изнутри — если это вообще «дело», а не галлу… галлюцинация. Если извне, то на что существует полиция? А если изнутри, что ж, тогда это могли сделать-только я, Грин или Сэвидж, но чего ради кто-то из нас стал бы рисковать своим положением? Так или иначе, если это развлекает ее светлость — дело хозяйское. И если в результате она как-нибудь ночью схлопочет еще один синяк, я лично горевать не буду.