— Да герольды-то здесь, — сказал Хаббертон. — И я собственными руками изготовил для них рыцарские плащи. Похоже, напрасно потратил время.

— Вы всегда можете сделать из этих плащей каминные экраны, — любезно предложил судья.

— У меня дома уже три комплекта таких экранов: отца, деда и двоюродного деда. На что мне еще пара?

Его светлость поджал губы, и вид у него сделался недовольным. Его собственный отец был помощником поверенного, а дед — барменом на Флит-стрит. В дальнем уголке его сознания всегда таился страх, что это выйдет наружу и его станут презирать.

«Роллс-ройс» полз вперед, не обгоняя полицейского эскорта.

— Черт бы побрал эту палку! — добродушно выругался заместитель шерифа, с трудом пристроив свой официальный жезл между собой и дверцей машины, в которой ехал вместе с маршалом. — Я на этой должности уже десять лет, и каждый раз мне хочется разбить его в щепки. Удивляюсь, как я этого еще не сделал. Его следовало бы засунуть в холодильник на вечное хранение, вместе с герольдами.

Маршал, простодушный на вид светловолосый молодой человек, посмотрел на жезл с интересом.

— И все заместители шерифов носят с собой эту штуковину? — спросил он.

— О Господи, нет, конечно! Это особенность нашего верноподданнического и консервативного города. Вы впервые участвуете в выездной сессии?

— Да, я пока еще ни одной не видел.

— Что ж, думаю, к окончанию турне вы насмотритесь вдоволь. Хотя это не такая уж плохая для вас работенка — две гинеи в день, и все включено, не так ли? А мне, поскольку обоих моих партнеров и половину штата сотрудников призвали в армию, приходится руководить конторой, да еще и участвовать в этом балагане. Полагаю, вы хорошо знакомы с судьей, да?

Маршал покачал головой:

— Нет. Я встречался с ним всего однажды. Он оказался знакомым моего знакомого и через него предложил мне эту работу. Сейчас, знаете ли, более опытного маршала найти трудно. — Он немного покраснел и объяснил: — Меня не взяли в армию. Сердце.

— Не повезло.

— А поскольку я увлекаюсь юриспруденцией, то подумал, что для меня это шанс. Судья — великий юрист, ведь правда?

— М-м-м. Предоставляю вам самому ответить на этот вопрос, когда вы понаблюдаете за ним подольше. В любом случае вы приобретете полезный опыт. Меня, кстати, зовут Картер. А ваше имя?.. Простите, не уловил.

Молодой человек снова покраснел.

— Маршалл, — ответил он. — Дерек Маршалл.

— Ну разумеется, теперь припоминаю. Судья говорил: «И фамилия Маршалл, и должность маршал». Ха-ха!

Дерек Маршалл принужденно рассмеялся в знак согласия. Он уже догадывался, что ему предстоит еще не раз выслушивать шутки насчет этого совпадения, прежде чем закончится их турне.

Не всякая машина способна двигаться так же плавно, как «ролле», когда необходимо ехать вровень с марширующими в уставном темпе полицейскими. (Кстати, рассуждал в это время Барбер, любой из его предшественников потребовал бы как минимум конный эскорт и к менее достойному сопровождению отнесся бы с презрением. Хаббертон разбередил его рану воспоминанием о том, что его дед поставлял на войну двадцать пять копьеносцев в полном обмундировании.) Арендованная машина, в которой ехали Маршалл и Картер, взревывая, двигалась неуклюжими рывками на самой низкой скорости.

— Когда минуем Маркет-плейс, станет легче, — пообещал Картер. — Там мы их догоним, обгоним и приедем в собор раньше… Ну вот! Теперь гони, парень, гони! — велел он шоферу.

Машина рванула вперед, и бездельники, собравшиеся на узкой площади посмотреть на проплывающее мимо Воплощение Закона; прыснули из-под колес в разные стороны.

Бимиш, секретарь судьи, был абсолютно доволен жизнью. Начать с того, что он участвовал в Южном турне, которое по многим причинам предпочитал любому другому. Во-вторых, ему удалось набрать штат — дворецкого, слугу маршала и повариху, — который представлялся ему безоговорочно управляемым и, похоже, не собирался ставить под сомнение ни его авторитет, ни право на ту мелкую поживу, которая может упасть ему в руки за время их совместной деятельности. И наконец, последнее и, быть может, самое важное: заместитель шерифа Маркшира оказался Истинно Хорошим Парнем.

По классификации Бимиша, заместители шерифа подразделялись на Жадных Шельмецов, Добропорядочных Джентльменов и Истинно Хороших Парней. Свою принадлежность к той или иной категории они обнаруживали в первый же момент первого дня ассизов. Когда к подъезду резиденции подавались машины, чтобы везти почетных гостей в церковь и далее на открытие слушаний, Жадный Шельмец не предоставлял никакого средства передвижения секретарю судьи, которому приходилось топтать улицы собственными стопами — а стопы у Бимиша были плоскими — или нанимать такси за свой счет; удачно же подбить счета по поездке при таких лишних тратах, видит Бог, весьма нелегко. Добропорядочный Джентльмен предлагал Бимишу место в своей машине, рядом с шофером, так что к месту назначения секретарь прибывал с комфортом, чтобы не сказать — с помпой. Но Истинно Хороший Парень, который кое-что смыслил в важности места, занимаемого секретарем судьи в общей иерархии, выделял в его распоряжение за счет графства отдельную машину. Именно в такой машине, замыкавшей процессию, двигавшуюся по улицам Маркхэмптона, и ехал Бимиш в настоящий момент, всем своим толстым маленьким телом подрагивая от удовольствия.

Рядом с ним сидел Сэвидж, дворецкий — унылый пожилой человек, Вечно сутулый, словно его спина за долгие годы почтительного услужения нескольким поколениям судей согнулась навсегда. Он имел репутацию человека, которому был хорошо знаком каждый английский город, входивший в маршруты выездных судебных сессий, и никто никогда не слышал от него ни единого доброго слова ни об одном из них. На полу между двумя мужчинами лежало странное собрание предметов: сумка с блокнотами его светлости, жестяной футляр с его коротким париком, наколенный коврик его светлости и атташе-кейс, из которого Бимиш мог по требованию достать наточенные карандаши, запасную пару очков, коробочку пастилок от кашля или любой другой из дюжины предметов первой необходимости, без которых правосудие не могло осуществляться должным образом.

Бимиш давал. Сэвиджу последние инструкции. Они были совершенно излишни, но ему доставляло удовольствие давать их, а Сэвидж, похоже, не имел ничего против того, чтобы их выслушивать, так что никакого вреда это никому не причиняло.

— Как только меня высадят у собора, отвезите все это в здание суда.

— Я только надеюсь, что они сделали что-нибудь со сквозняками в зале заседаний, — скорбно заметил Сэвидж. — Прошлой весной во время слушаний это было нечто ужасное. Судья Баннистер страшно жаловался на сквозняки.

— Если его светлость почувствует сквозняк, это будет беда для всех, — сказал Бимиш, злорадно предвкушая перспективу, — большая беда. Вы слышали, что он учинил в прошлом году во время Северного турне?

Сэвидж лишь фыркнул, давая понять, что никакие поступки судей не могут его удивить и, собственно, какая разница, какие фортели они там выкидывают.

По мере приближения к собору Бимиш засуетился.

— Итак, все ли у нас есть? — спросил он. — Черная шапочка, нюхательные соли, Арчибоулд… Где наш Арчибоулд, Сэвидж?

— У вас под ногами, — указал дворецкий и вытащил из-под ног Бимиша это незаменимое краткое руководство по уголовному праву.

— Ну, тогда все в порядке. Теперь что касается полдничного чая и печенья для его светлости…

— Я велел Грину позаботиться об этом. Это его обязанность.

Грин был слугой маршала. Почему именно в его, а не в обязанности кого-то другого входило подавать чай судье, было неясно, но мрачный тон Сэвиджа не допускал дискуссий на эту тему. Бимиш решил положиться на его более солидный опыт. Поскольку ему самому не нужно унижаться, подавая чай, не важно, кто будет этим заниматься.

— Ладно, раз вы решили этот вопрос между собой, так тому и быть. Мой девиз: как запряжешь, так и поедешь. Ну вот, я прибыл! Пришлите машину обратно за мной. А теперь смотрите в оба!