Стоящий на часах стражник вышел было вперед, но, увидев несущегося прямо на него эмира, едва не лишился рассудка.

— Где корабль? — крикнул эмир, на секунду замедлив ход.

— Там, где и всегда, у причала... У дальнего причала! — рявкнул стражник, и мимо него один за другим пронеслись эмир, визирь, Яромир и Илья Муромец.

— Илья, нас обгоняют! — крикнул Яромир. — Сейчас из-под носа лодку уведут!

— Не уведут! — гаркнул Илья, наращивая темп, но перегнать до смерти перепуганного эмира друзьям все же не удалось. Через несколько минут они уже подбегали к подводному кораблю и видели, как правитель с визирем скрылись внутри. Муромец на секунду остановился, прислушиваясь. Шум вдали нарастал и приближался. Из люка показалась голова изобретателя. Он уставился на богатырей и махнул им рукой.

— Порядок! — Илья подтолкнул Яромира вперед и запрыгнул в люк вслед за ним.

— Там... там... — зачастил бледный как полотно изобретатель, но Муромец только отмахнулся. — Потом разберемся! Задраивай люк — и ходу!

Бендер-бей бросился к люку. Муромец вынул из-за пазухи козленка и уселся за педали, а Яромир встал у руля, косясь на забившихся в угол правителей. Но откуда ему было знать, что это сам сиятельный эмир? Тем более что вместо сияния от него исходил жар, как от натопленной печки, а по лицу струился пот.

— Ну что, оборванцы? — тихо сказал Яромир. — Сами залезли, сами виноваты! Сидите тихо и не вякайте, не то рыбам скормим!

— Ре-во-люция! — по слогам произнес эмир и потерял сознание.

Визирь оказался крепче. Он посмотрел на козленка, потом на витязей и, кажется, все понял.

— Какое счастье видеть русских батыров и козленка-царевича, чудесным образом избавленного от гибели! — радостно доложил он. — Мы с великим эмиром специально решили вам помочь... — продолжил он, но Муромец его опередил.

— Не отвлекать рулевого разговорами, а то заедем не туда!

— Погружаемся! — крикнул изобретатель.

— Даю полный ход! — весело ответил Муромец и нажал на педали. Через минуту стало слышно, как вода обтекает деревянный корпус лодки.

Пламя свечи освещало неверным, дрожащим светом богатырей, работающих в поте лица, козленка, пристроившегося на половичке, изобретателя, склонившегося над каким-то прибором, и притихших кумарских властителей.

Царь Дормидонт молча сидел на лавке в углу и так же молча разглядывал своего верховного канцлера, словно это была какая-то незнакомая, но малопривлекательная вещь.

— Ваше величество! — Канцлер вежливо поклонился и протянул государю свиток. — Вот это необходимо подписать!

— Подписать?! — взорвался Дормидонт. — Опять подписать?! У меня уже руки болят от этих подписей!

— Что там?

— Пустяки, ваше величество! — Кощей ласково улыбнулся. — Нужно подписать приказ об аресте боярина Пушкина. Я думаю допросить боярина с пристрастием, а потом казнить, погрузив его в кипящее масло!

— В масло? — саркастически произнес Дормидонт. — В кипящее? Ну-ну. А хоть какое масло?

— Пушкин все-таки знатного рода, — по-деловому сообщил Кошей, — подсолнечное, стало быть, не годится. Конопляное — тем более. Мы думали насчет льняного, но остановились на оливковом. Аккурат на этот случай у меня припасено две бочки!

— Оливковое масло?! — неожиданно взвизгнул царь. — Мне салат мажут кукурузным, а для Пушкина оливковое?! Ну и порядки у тебя, канцлер!

— Ваше величество, — не смутившись, возразил Кощей, — я слышал, что в оливковом много холестерина, — оно вам противопоказано! Кстати, может, позвать доктора? Что-то вы побледнели...

— Доктора-проктора! — передразнил его Дормидонт. — Опять валерьянка? — Царь выхватил из кармана плоскую фляжку, отвинтил крышку и сделал несколько быстрых глотков, так что Кощей не успел отнять у царя неизвестное зелье.

Вытерев набежавшие слезы, с трудом выдохнув воздух, Дормидонт махнул рукой:

— Хочешь попробовать? — Побултыхав фляжку, он протянул ее Кощею. Канцлер осторожно понюхал содержимое, покачал головой, а затем довольно умело опустошил фляжку до дна. Занюхав рукавом, он невольно скривился.

— Нет. Это не ром!

— Конечно, самогон! — весело согласился царь. — Сивуха! Кстати, сам гоню. Да. Вопреки твоим дурацким указам. Где Ивашка? Сгубили молодца, ироды проклятые! — Он с обидой посмотрел на Кощея. — А ты хвалился: дескать, у меня служба безопасности, разведка, богатыри, стрельцы... Все даром хлеб едят! Все! А ты Пушкина — в масло! Да Пушкин, может, и ни при чем? И вообще. Люблю я его, чертяку! Может, не из него, так из его внуков-правнуков толк выйдет! В масло-то всегда успеем, ты вон его лучше на Матильде жени! Который год девка мается! А ведь и мордаста, и грудаста! Любого мужика обломает! А?

При упоминании о Матильде Кощей невольно вздрогнул и поежился.

— Ваше величество! Может быть, я жесток. Но я не садист...

В дверь осторожно постучали.

— Войдите! — Кощей с неудовольствием отошел к окну и встал напротив двери. В кабинет вкрадчивым, стелящимся шагом вошел дворецкий.

— Ваше величество! К вам боярин Пушкин со срочным донесением! Прикажете впустить?

— Как? А разве он не убежал? — удивился Дормидонт. — По слухам...

Кощей тоже казался удивленным. Он посмотрел на царя и развел руками.

— Зови! — кивнул Дормидонт и уселся поудобнее.

Боярин Пушкин не вошел, а влетел и тут же замер в глубоком поклоне.

— Ваше величество!

Дормидонт выдержал полагающуюся паузу и махнул рукой.

— Пушкин? Давненько мы тебя не видели! Все суетишься, все бегаешь? Небось, по делам комиссии, да? — Дормидонт лукаво прищурился. — Ну, что там у тебя? Говори!

— Ах, ваше величество! — Пушкин довольно умело изобразил растерянность. — Спешу к вам по важному государственному делу!

— Ну, ну! — подбодрил его Кощей, подходя ближе. — Мы тебя слушаем!

Пушкин посмотрел на канцлера, глубоко вздохнул, словно набираясь смелости, и выпалил:

— Государь! Я только что раскрыл опасный государственный заговор!

— Вот как? — делано удивился Дормидонт. — Это не тот ли, с Буншей во главе, а? — Он торжествующе захихикал. Кощей так и впился глазами в лицо боярина, но не заметил даже следа испуга или удивления.

— Ваше величество, как всегда, хорошо осведомлены! — Пушкин снова изящно поклонился. — Но тут дело иное. Во главе заговора стоят... — Тут он покосился на Кощея. — Известный вам фон дер Шнапс, некая... миледи и человек, состоящий у вас на службе!

— У меня? — поразился Дормидонт.

— У вас! Точнее — у канцлера! — Пушкин бросил на Кощея быстрый оценивающий взгляд.

Кощей подался вперед. Его руки невольно сжались в кулаки, но он мгновенно овладел собой и коротко бросил:

— Милейший! Вы забываетесь! Вы, должно быть... сошли с ума!

— Я с ума не сошел, — возразил боярин. — А вот ваши хваленые спецы из безопасности прохлопали двойного агента!

— Стоп! — Дормидонт предостерегающе поднял руку. — Не забывайте, что вы сейчас обвиняете в государственной измене второе лицо в государстве! Доказательства, любезный боярин!

— Ваше величество! — возвысил голос Пушкин. — Я никого не обвиняю! Один из агентов прельстился на двойной гонорар! К сожалению, предательство в этих кругах — обычная вещь! Но скажу о том, что я слышал сегодня утром. Итак. Я спешил в дворцовый архив, чтобы просмотреть все дела об исчезновениях за последние двести лет. Вы знаете мой фундаментальный подход к государственным делам. Чтобы сократить путь, я пошел по верхней галерее и вдруг услышал голоса.

Один голос я узнал сразу. Это был фон дер Шнапс. Второй голос принадлежал неизвестной мне ведьме, которая... которую фон дер Шнапс называл миледи! «У нас все готово! — сказал биварский посол. — Наши войска стоят на границе. Туда же отправился боярин Бунша. Но мы не можем выступить раньше, нежели Кумария объявит войну!»

— Кумария уже объявила войну, — ответила миледи, — мои люди постарались на славу. Царевич сейчас у них в руках!