— Засранец?! — тихо повторил Яромир, наливаясь краской. — Это я-то засранец?

— А кто же? — кивнул дружинник. — Конечно, ты! Пойди, смени подгузник!

— А подгузник — это что? — неожиданно заинтересовался Яромир. Теперь пришла очередь смеяться дружиннику.

— Темнота! Деревня! Ты еще вчера, небось, лаптем щи хлебал! Ох-хо-хо! Тогда понятно, почему ты такой невоспитанный! Небось, крестом расписываешься, хаха!

— Между прочим, я — поэт! — оскорбленно возразил Яромир. — Книжку буду издавать. И грамоте я обучен. Может, я в этом, в Коксфорде учился!

Тут дружинник просто повалился на скамью.

— Шут! Клоун! Скоморох! Он в Коксфорде учился! Выгребные ямы чистить, что ли? Так этому тебя здесь научат лучше. Все, иди, я тебя прощаю!

— Что-о?! — взревел Яромир. — Ну уж нет! Такого хамства я не потерплю! Сегодня в три! Под забором, то есть, тьфу! За городским забором! Кстати, как ваше имя, уважаемый?

— Добрыня Никитич, — все еще смеясь, ответил дружинник. — Да ты иди, только смотри, сам не опаздывай!

Яромир возвращался назад в не самом лучшем расположении духа.

— Ну и пусть, — думал он, — конечно, биться на кушаках с двумя богатырями, да еще такими знатными, — кто большая честь. Правда, без зубов можно остаться. Это если башку не снесут! Но и я им могу кое-что показать! Готов поспорить, что они никакого представления не имеют об искусстве лесных отшельников! Кину раз через бедро, добавлю пяткой в ухо, и уноси готовенького!

Таким образом, обретя снова хорошее расположение духа, витязь вернулся к дому Святогора.

К его удивлению во дворе было пусто, толпившиеся здесь недавно дружинники куда-то разошлись, а на двери терема висела табличка:

«ЗАКРЫТО НА ОБЕД»

Незнакомый со столичными нравами Яромир беспомощно огляделся, ища, кого бы спросить: надолго ли этот обед? Но никого, кроме трех кур, валявшихся в знойной пыли, да сердитого петуха, не обнаружил. Увидев Яромира, петух поскреб лапой и приготовился к атаке. В этот момент мимо него пробежала здоровенная баба в сарафане и торкнулась в дверь.

— Куда, дура! — рассердился Яромир. — Не видишь, что написано?..

Дура медленно повернулась, и Яромир узрел грубое мужское лицо и нервно подрагивающие усы.

— Вот так не чешись! — оторопел витязь. — Слышал я о таком, но чтобы своими глазами увидеть... До какого ж ты паскудства дошел, наглая, бесстыжая твоя морда?! Чтобы бабье рядно надеть и к мужикам тулиться... Тьфу!

Ряженый мужик даже подпрыгнул от неожиданности, а его лицо стало багровым от стыда и злости. Не говоря ни слова, усатая красавица стянула с себя сарафан, и под ним блеснули доспехи дружинника.

— За идиотку ответишь! — свирепым шепотом произнес он, сверкая глазищами.

— За дуру, — оторопело уточнил Яромир.

— Тем более! — фыркнул усач. — Неужто вы, любезный невежа, неотесанный болван, не поняли, что я возвращаюсь со специального задания и, чтобы быть неузнанным...

Яромир закатил глаза.

— Ваше имя, сударь! — произнес он утомленным голосом.

— Алеша Попович! — с гордостью ответил усач, снова сверкнув глазами. — Надеюсь, и вы не откажетесь назваться?!

— Яромир! — сказал витязь и, подумав, добавил: — Нынче в четыре под забором!

— К вашим услугам! — чинно поклонился Попович. — Только не под забором, а за забором. Чувствуете разницу? Вы ее обязательно почувствуете!

— Ну-ну! — только и сказал Яромир. Стоять и ждать, когда снимут табличку, было скучно.

— Как бы мне не заблудиться в этой жизни городской!

«Был свободен, словно птица, нынче маюсь день-деньской!» — пробормотал он, решив все-таки вернуться на постоялый двор, где он остановился по совету боярина Матвеева. Табличка на Святогоровой двери напомнила ему о том, что пора подкрепиться.

В гостинице было пусто, только в трапезной, сердито сопя, обедали старуханские купцы. От купцов за версту несло свежей рыбой и паюсной икрой. Закусив, Яромир заглянул на конюшню.

— Все в порядке? — спросил он Савраску.

— Не сказал бы! — фыркнул конь. — Ячмень — так себе, вода отдает болотиной, а так — ничего. Терпимо. А ты, я вижу, снова приключений огреб?

— Еще нет, но похоже, что огребу, — сказал Яромир, заранее почесывая затылок.

— А что так-то?

— Да так! — Яромир вздохнул и рассказал ему обо всем.

— Пустяки! — заявил Савраска, выслушав хозяина. — Нашел, о чем думать. Возьми их на прием! Сам же говорил, что у лесных отшельников кой-чему научился! Нахватался то есть... Кстати, твои отшельники не из Шаолиня ли часом?

— Ты сам-то понял, что сказал?! — испугался Яромир. — Ужасное какое-то слово...

— Я говорю, что твои отшельники из Китая, голова твоя садовая, — сказал Савраска.

— Знамо, что из Китая, — кивнул Яромир. — Они ж от полонежцев сбежали! А ты-то откуда об этом знаешь?

— От верблюда, — тихо ответил конь. — Иди давай, а то уж вон, конюх на нас зенки вылупил!

Яромир оглянулся. Конюх и в самом деле стоял неподвижно, вылупив красные, очевидно с похмелья, глазки. Ничего не говоря, витязь развернулся и пошел прочь. Городские часы пробили половину второго...

Без пяти минут два Яромир был уже за городским забором. Илья Муромец сидел на камне и за обе щеки уплетал сдобную сайку с ветчиной, запивая все это дело молоком.

Увидев Яромира, он махнул ему рукой.

— Присаживайся! Перекуси, чем бог послал! — Отхватив кусок сайки и добрый шмат ветчины, он протянул их Яромиру.

— Спасибо! — сказал витязь, принимая угощение. Он хоть и пообедал, но, увидев, с каким аппетитом подкрепляется дружинник, снова почувствовал голод.

— Время еще есть, — лениво сказал Илья. — Секунданты слегка опаздывают. Будем ждать. Да и скучно драться без публики, а? — Он подмигнул Яромиру.

— Секунданты? Публика? — Яромир с трудом проглотил кусок и уставился на Муромца.

— Ну да, — кивнул Илья, — все должно быть честь по чести. И без публики тоже никак. Опять же ставки будут, тотализатор. Кто шею свернет — неплохо заработает!

Яромир слушал незнакомые слова и тихонько обалдевал. Он-то думал, что разборка будет междусобойная: ну подрались, челюсти вправили и пошли по домам. А если прилюдная драка, с окриками, со свистом и улюлюканьем...

— А стража не помешает? — осторожно спросил он.

— Стража? Стража не помешает, — усмехнулся Илья. — Вот Кощеевы стрельцы, те, если пронюхают, поднимут вой!

— Неужели и впрямь подраться нельзя?

— Не положено. Эдикт запрещает, — вздохнул Илья. — Подраться, это еще полбеды. А вот публику собирать не велено. Считается, что это вроде азартной игры! Ну, как рулетка. Постой, так ты, небось, и не знаешь, что такое рулетка?

— Не знаю, — честно признался Яромир.

— Рулетка, брат, это слаще девки! — мечтательно протянул дружинник. — Попробуешь раз, и не отвяжешься!

— Наверное, это очень вкусно? — тут же размечтался Яромир. — Ее, наверное, едят с медом и маком?

— Чего-о?! — Илья Муромец вытаращил на Яромира глаза, затем усмехнулся и положил ему руку на плечо. — Эх, брат! Это же игра! На деньги! Вот, к примеру, как в кости. В кости-то играл?

Яромир мучительно покраснел.

— Неужели и в кости не играл? — изумился Муромец.

— Не играл, — признался Яромир. — Я... я стихи пишу!

Тут настала пора удивиться Илье. Он раскрыл рот и принялся рассматривать витязя как некую диковинку. Затем осторожно прикоснулся к нему, словно для того, чтобы удостовериться, что перед ним живой человек, а не бесплотный дух. И только после этого осторожно попросил: «А ну-ка, прочти!»

— А что прочесть-то? — спросил Яромир. — У меня стихи разные есть. Могу про девок, могу про битву, про все, что хочешь!

Илья Муромец слегка смутился, но после минутного колебания махнул рукой.

— Давай про девок! Про битву я и так много знаю!

Яромир поднялся с камня и театрально выставил правую руку вперед: