Повсюду рыцари гнали датчан: все отряды бросились вниз в переулки, наседая на врагов сзади, и я увидел, как в сумерках засиял золотой лев на знамени короля, когда он со своими рыцарями выехал внизу навстречу бегущим мятежникам. Некоторые из наших копейщиков останавливались, чтобы снять с трупов шлемы, кольчуги, мечи и даже башмаки. Кое-кто уже начал драться за добычу.

— К оружию, — крикнул я им, проезжая мимо. — К оружию!

Если они думали, что битва уже выиграна, то сильно ошибались. С востока слышался боевой гром, отдаленный, но дружный. Враги снова сплотились.

Я бросил меч в ножны и выдернул копье из груди мертвого датчанина, проверив цела ли рукоять и плотно ли держится наконечник. Я поднял его к небу.

— Отрррряд, за мной!

Эдо присоединился к нам. Его руки и копье были в крови, а лицо перекосила широкая ухмылка, которая, однако исчезла, когда он заговорил со мной.

— Где Роберт? — спросил он между двумя вдохами.

— Ранен в руку, — сказал я. — Он с Анскульфом.

— С ним все в порядке?

— Жить будет. По крайней мере, пока Анскульф удерживает его подальше от драки.

С Эдо и Филиппом было около полудюжины рыцарей Роберта. Уэйса, Годфруа и Радульфа не было видно, и я мог только надеяться, что они сражаются где-то еще.

Когда улица под ногами коего коня повернула круто вниз, я увидел реку, сверкающую под багровыми небесами, и мост через нее. А по мосту по направлению к нам шли люди в шлемах и блестящих кольчугах, под знаменем, состоящим из желтых и фиолетовых полос; их щиты были окрашены в те же цвета.

Цвета Этлинга.

Мой кулак сжался вокруг рукояти копья. Эдгар. Человек, именующий себя королем, вожак мятежников. Сукин сын, виновный в смерти лорда Роберта в Дунхольме.

Он двигался в середине колонны под знаменем, его выдавал позолоченный шлем — явный признак высокомерия. С ним были его телохранители и личная гвардия с копьями у плеча, с мечами, раскачивающимися на поясе, со щитами, установленными перед грудью.

Я остановился, чтобы оставшаяся часть моего отряда собралась вокруг: почти двадцать рыцарей, по большей части люди Роберта, но было и несколько других, которые отстали от своих лордов и решили присоединиться ко мне. Я посмотрел по сторонам, как всегда проверяя, кто пойдет рядом со мной в первом ряду. По левую руку стоял Эдо, с правой стороны Филипп, на его лице я увидел то же торжественное выражение, которое я запомнил, когда впервые встретился с ним, но сейчас юное рвение ушло, оставив место уверенности, которой я не замечал в нем прежде.

Первые ряды противника уже ступили на берег, за ними шли сотни и сотни. Я оглянулся через плечо: позади все смешалось. Некоторые лорды уже увидели армию Этлинга и в настоящий момент колебались, нужно ли им строиться в боевой порядок под знаменем короля, или напасть прямо сейчас. Но я знал, если мы хотим обезглавить врага, мы не можем позволить себе ни минуты промедления.

— За короля Гийома и лорда Роберта! — крикнул я, пытаясь привлечь внимание как можно большего числа командиров отрядов, и снова пустил коня в галоп. — За Мале, Святого Оуэна и Нормандию!

И как только мой клич подхватили голоса вокруг, я снова поклялся себе, что прикончу гаденыша Этлинга.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ

— За мной! — ревел я, опустив копье в сторону противника, когда мчался вперед бок о бок с Эдо и Филиппом. — Держитесь вместе, следите за флангами!

Мы ехали в сторону рассвета: больше двадцати рыцарей, и я впереди на лихом коне вел их в атаку. Кровь стучала в висках в такт копытам. Уже около сотни англичан перешли через мост, но они были легко вооружены, только щитами и копьями, даже шлемы были не у всех. Они увидели, как мы надвигаемся на них, и сразу остановились. Мои мышцы, уже начинавшие болеть, обрели новые силы; щит и копье словно пели у меня в руках. Потому что я знал, что передо мной не обученные воины, это люди из фирда, крестьянского ополчения.

— Scild weall![21] — я слышал, как один из них закричал. Он один был одет в кольчугу, и я принял его за тана. Приказ был передан по рядам, и они сомкнули свои щиты вместе: фиолетово-желтые поля с железными шишками посередине перекрывали друг друга. — Scild weall!Scild weall!

Они направили копья в нашу сторону, наконечники сверкали серебром в свете зари, пока не запятнанные кровью. Небо над их головами пылало, облака были пронизаны оранжевыми и желтыми лучами, и я вспомнил большой зал в Дунхольме: пламя, бегущее по бревнам и соломе, лорда Роберта на пороге, и отчаяние на его лице, когда я видел его в последний раз и запомнил навсегда.

Стиснув зубы, я поднял свой щит, чтобы защитить бок лошади. Щиты дрогнули, англичане посмотрели друг на друга. Я уже видел, кого убью первым, и, когда мы направили своих коней на противника, я встретился с ним взглядом и увидел страх в его глазах. Он замер на месте, копье ходуном ходило в его руках, когда он, приоткрыв рот, смотрел на меня, а потом я уже был рядом с ним. Слишком поздно он поднял копье, чтобы направить его на меня, слишком поздно вспомнил, что надо прикрыть голову щитом, я уже погрузил острие в его горло.

Рядом со мной копыта коней дробили липовые доски щитов, кости и черепа, оборона врага была разрушена, и мы погнали их обратно. Их тан что-то рявкнул, но все было напрасно, потому что они падали перед ним, когда наши клинки вызванивали песнь битвы. К нам присоединялось все больше бойцов, вымпелы летели перед строем, добавляя мощи атаке, и вот уже на плечах врага мы выехали к самому мосту.

Оттуда надвигалась новая стена: гвардия Этлинга, вооруженная топорами и копьями, не собиралась считаться с неудачей, которую на их глазах потерпел фирд.

— Eadgar cyning,[22] — кричали они все, как один. — Eadgar cyning!

Если бы я остановился хоть на миг, я бы увидел, как их много, и насколько хорошо они вооружены, и понял бы, что их сверкающие лезвия несут нам смерть, что у нас нет никакой надежды разбить их. Но ярость битвы захлестнула меня, я верил в возможность победы и точно знал, что если сейчас я смогу добраться до Эдгара и убить его, мы выиграем битву здесь и сейчас.

— Вперед! — крикнул я, заставляя лошадь идти быстрее. Копыта застучали по камню, когда мы впятером выехали на мост. — Но, пошел!

Я поднял копье над головой, отвел плечо назад и швырнул его в сторону первой линии нортумбрийцев, Филипп и Эдо рядом со мной сделали то же почти одновременно. Враги подняли щиты, чтобы защитить головы, и оставили низ открытым; почти в тот же миг мы налетели на них с обнаженными мечами, и, свесившись с седла, я рубил своим клинком незащищенные кольчугами ноги. Некоторые из наших копий застряли в их щитах и тянули их вниз; и, пока англичане пытались вытащить сталь из дерева, мы успевали обрушить мечи на их головы.

Но на место каждого, убитого мною, сразу вставал новый боец. Как и прежде, натиск атаки стал затухать, и постепенно они начали теснить нас, их длинные копья доставали нас даже из второго и третьего ряда; я знал, что они достаточно остры, чтобы разорвать шею лошади одним ударом.

— Их слишком много, — кричал Эдо, хотя я почти не слышал его за скрежетом стали, криками людей и лошадей. — Надо отступать!

Копье с правого фланга чуть не задело голову моей лошади, и я стремительно опустил меч на руку моего врага, отсекая его пальцы, прежде чем повернуть клинок и вонзить его под кольчужный подбородник. Я стиснул зубы и направил меч на следующего англичанина, который низко присел, уклоняясь от моего удара. Он поднял голову, и я разглядел шлем с блестящими пластинами, защищающими щеки, и обод, и наносник, сиявшие на солнце золотом. Это был Эдгар.

В этот момент яркий солнечный диск показался над крышами домов на дальнем берегу; солнечные лучи объяли пламенем кольчуги англичан и их клинки, и на мгновение я был ослеплен. Темные пятна плыли у меня перед глазами; в отчаянии я рубанул воздух в том направлении, где, как мне казалось, стоял Этлинг, но мой меч встретил пустоту.