Эдгар ухмылялся, явно наслаждаясь замешательством соперника.

— Неужели бич севера, великий Гийом Мале имеет такое нежное сердце? Неужели он чувствует угрызения совести за смерть Гарольда?

— Придержи язык, Этлинг, пока я тебе его не отрезал, — сказал Гилберт.

Он положил руку на рукоять меча.

Эдгар не обратил на него внимания, подойдя ближе к Мале.

— Скажи-ка мне, — спросил он, — чувствуешь ли ты печаль из-за гибели своих сородичей? Ты пустил слезу, когда узнал, как в Дунхольме поджарили Роберта де Коммина?

Оглушительный стук крови в ушах заполнил мою голову, меня захлестнула боевая ярость, и я уже не мог больше сдерживаться.

— Ты убил его, щенок, — я шагнул вперед. — Ты убил его, Освинн и всех остальных.

— Танкред, — в голосе Мале звучало предупреждение, но горячая кровь бурлила в моих жилах, я не слушал его.

Улыбка сползла с лица Этлинга, когда он повернулся ко мне.

— А ты кто?

— Меня зовут Танкред Динан, — сказал я, выпрямляясь во весь рост и глядя ему глаза в глаза, — рыцарь Роберта де Коммина, единственного законного графа Нортумбрии.

Краем глаза я видел, как руки англичан потянулись к рукоятям мечей, но не собирался отступать. Эдгар поднял руку, чтобы остановить их, и подошел ко мне. Сейчас он стоял на расстоянии вытянутой руки, достаточно близко, чтобы я мог видеть его желтые зубы и широкие ноздри; достаточно близко, чтобы его мерзкий запах заполнил мой нос.

— Роберт был трусом, — сказал Эдгар. — Он не заслуживал жизни.

— Я перережу тебе горло прямо сейчас, — я ткнул в его сторону пальцем.

Он отступил.

— Тронь меня еще раз, — прорычал он, и я почувствовал тепло его дыхания на своем лице, — И горло перережут тебе.

Зря он это сказал, в своем гневе я принял его слова за прямой вызов. Не успев ничего сообразить, я поднял руки и изо всех сил толкнул его в грудь. Могучий полководец пошатнулся под тяжестью кольчуги, побалансировал на пятках и сел задом в грязь.

— Ты ублюдок, — сказа Эдгар, поднимаясь на ноги, и я увидел ненависть в его темных глазах.

Он выхватил нож, я потянулся к своему. Его бойцы подняли щиты и копья, приготовившись защищать его.

Я рассмеялся.

— Дружок, ты меня боишься, раз прячешься за четырех нянек? — я кричал так, чтобы слышала вся его свита. — Это ты трус, а не лорд Роберт!

— Хватит! — я услышал крик виконта. — Танкред, убери меч!

Но люди за моей спиной смеялись, они бросали Этлингу издевательские шуточки, и я не обратил внимания на слова Мале.

— Я приду за тобой, — продолжал я, — и знаешь, что я сделаю? Я вырву твое горло, разобью голову и вспорю желудок. Приготовлю обед для воронов. Я приду за тобой, Эдгар, и убью тебя!

— Танкред, — резко повторил Мале, — Мы пришли на переговоры, а не на драку.

Я кивнул, тяжело дыша, по моим рукам под кольчугой текли струйки пота. Я посмотрел на Этлинга, но ему явно было больше нечего сказать мне, потому что он помалкивал. Его люди медленно опустили копья, он вложил меч в ножны, и только тогда мой гнев начал спадать. Я плюнул на землю и убрал свой клинок.

— Это было глупо, — сказал Гилфорд, когда я вернулся назад. — Тебя могли убить.

— Радуйся, что я сам никого не прикончил, — отрезал я. Сейчас я был не в настроении спорить с ним.

— Держи своего пса на коротком поводке, Гийом, — сказал Этлинг. — Иначе в один прекрасный день он покусает тебя самого.

— Я разберусь со своими людьми без твоей помощи, — ответил виконт. — А теперь скажи, зачем ты меня позвал.

Эдгар уставился на меня, но я не шевелился.

— Как хочешь, — сказал он Мале. — Думаю, ни один из нас не хочет боя, поэтому у меня есть предложение: ты сдаешь мне город сегодня, а я позволю тебе и твоим людям беспрепятственно дойти до Хамбре.

Конечно, Эдгар знал, что взятие города не будет легким делом, и, даже если ему это удастся, он потеряет сотни бойцов. Поэтому он предоставил Мале выбор: либо оборонять город и рискнуть своей жизнью, либо принять унизительные условия, отступить, оставить Эофервик мятежникам и вызвать гнев короля на свою голову. Я не знал, что хуже.

— А если я откажусь? — спросил Мале.

— Тогда мы возьмем город силой, — ответил Этлинг, — И я с удовольствием прикончу тебя и трахну твоих баб.

— Милорд… — начал Гилберт, но виконт поднял руку и заставил его замолчать.

— Ты надеешься взять Эофервик с этим сбродом? — спросил он Этлинга, указывая на людей под желто-фиолетовым знаменем.

— У меня около четырех тысяч человек к северу отсюда, и каждый из них жаждет норманнской крови, — сказал Эдгар.

— А я вижу всего сотню.

— Можешь шутить, если хочешь. Но я видел, как твои разведчики наблюдают за нами. И ты знаешь, что я говорю правду.

Виконт выдержал его взгляд. Ветер свистел над болотами, в небе над нашими головами хлопали знамена. Все молчали.

— Ты дашь мне ответ? — спросил Эдгар.

Мале сделал глубокий вдох и поднял лицо к небу. Он закрыл глаза, может быть, ожидая знака Божьего? Потом, не глядя на Этлинга, повернулся к нему спиной и направился к своей лошади.

— Ты дурак, Гийом, — крикнул Этлинг, когда остальные последовали за виконтом. — Я никого не пощажу! Слышишь меня? Никого!

Но Мале не ответил, и мы поехали обратно к городским воротам. Он смотрел вдаль, на запад, на последние отблески солнца над горизонтом. Я снова почувствовал прикосновение холода. Ибо я узнал то, что видел в его глазах: то же самое, что было в глазах лорда Роберта.

Это был взгляд человека, уже знающего свою судьбу.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

В ту ночь мне снилась Освинн.

Она была со мной, красивая, как никогда, она смеялась, ветер трепал ее черные волосы. Земля вокруг нас светилась под летним солнцем, когда мы скакали через пастбища, через поля с высокой пшеницей. За нашими спинами остался город Варвик, где я когда-то встретил ее. Мы не знали, как долго ехали, пока не выбрались на лесную поляну далеко от всех тех, кто мог помешать нам. Мы оставили наших лошадей и легли в тени деревьев, обнимая друг друга; и я ласкал ее щеки, ее шею, ее белую грудь.

Я резко проснулся при звуке своего имени, снова очутившись в моей комнате. Дом Мале, я вспомнил. Было еще темно, в окно виднелся кусочек серого неба. Надо мной стояла широкая фигура в темной одежде и толстом плаще. Зеленый камешек поблескивал у него на шее, в руке покачивался фонарь. Дрожащее пламя осветило его лицо.

Я спросил:

— Гилфорд?

— Одевайся быстрее, — сказал капеллан.

Я сел, пытаясь удержать Освинн, запах ее кожи, тепло летнего дня. В открытую дверь тянуло холодом. Я не снимал рубашку на ночь, но она была слишком тонкой, и утренний воздух уже леденил мою кожу.

— Еще очень рано, — пробормотал я. Это было совершенно очевидно, но мое сознание еще было затуманено сном, так что это были первые слова, пришедшие на ум.

— Поторопись, мой друг, — ответил священник. — Нам пора идти.

За окном кричали люди, ржали лошади. На мгновение комната осветилась оранжевым светом, когда мимо окна пронесли факел, потом все опять погрузилось в серые сумерки.

— Что происходит? — спросил я.

— Они идут, — сказал Гилфорд. — Нам надо срочно ехать к причалам.

— Англичане идут?

Капеллан огорченно вздохнул.

— Мятежники, — поправил он меня. — Их армия приближается с севера. Он поставил фонарь на пол. — Я буду ждать в зале.

Он быстро вышел. Я сбросил одеяло и поднялся на ноги, натянул поверх рубашки тунику, зашнуровал шоссы, потом надел кольчугу и застегнул на плече плащ. Мой нож лежал рядом с подушкой, я прикрепил его на пояс — на этот раз на правую сторону, потому что на левом бедре у меня теперь висел меч виконта. Я опять слышал крики и топот копыт во дворе. Я оглянулся, чтобы убедиться, что ничего не забыл, но здесь больше ничего не было. Все мое имущество было на мне.