— Он твой, Танкред, если ты захочешь присоединиться ко мне, — сказал господин. Он протянул руку. — Меня зовут Роберт де Коммин.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

В тот вечер, летом у реки, я впервые услышал это имя. На следующий день, в год одна тысяча пятьдесят седьмой я впервые покинул Бретань. Ибо, как я узнал позже, лорд Роберт недавно принес присягу молодому Гийому, герцогу Нормандии, с которым связал нашу судьбу.

Конечно, я и знать не мог, что десять лет спустя буду служить все тому же господину, и что наш жизненный путь приведет нас в Англию. В то время я мог думать только об одном: мне предложили возможность проститься с прежней жизнью, и я получил шанс создать себя заново. Я почти ничего не знал о тех мужчинах, и чем они занимались, но я видел, что они если не богаты, то, как минимум, живут в достатке. И помимо всего прочего, мне некуда было идти.

Но была еще одна причина: бой с Эдо разбудил во мне нечто неожиданное, новые острые ощущения, природы которых я не понимал, но страстно жаждал. Теперь я наблюдал вокруг себя людей, живущим за счет своего меча, и чем дольше я путешествовал с ними и лордом Робертом, тем больше я стремился стать одним из них. Я был глупым и самонадеянным мальчишкой, никогда до сих пор не видевшим меча, не говоря уже о том, чтобы владеть им, но, как и все молодые люди, я быстро приспосабливался. Видения ратной доблести и военных трофеев постепенно заполняли мою голову, такова была жизнь, о которой я мечтал.

Оперевшись локтем на щит, я вытащил из ножен свой нож, тот самый, который я получил от лорда Роберта много лет назад. Несколько месяцев назад я заказал для него новые ножны, лезвие стало уже, и уже не входило в ножны так легко и мягко, как надо, так часто его точили все эти годы. Тем не менее, он все еще верно служил мне.

С севера пришел мелкий дождик, больше похожий на туман. Эдо рядом со мной заерзал под плащом, бормоча слова, которых я не мог разобрать. На некоторое время после нашей первой встречи мы стали непримиримыми соперниками, и не удивительно, потому что одно дело, быть избитым в драке, а совсем другое, получить в нос от необученного мальца на год младше. Но где-то через месяц он смягчился, и постепенно мы стали верными друганами.

Когда зелень того лета превратилась в золото, мы вернулись в замок нашего лорда Коммин во Фландрии. Там я и встретил Уэйса, который был одним из старших оруженосцев лорда Роберта. Тогда он уже был таким же упертым и неуступчивым, как сейчас, нетерпимым к тем, кого он считал менее способными, чем он сам, да еще и свято уверенным в собственном превосходстве надо мной, потому что был на целый год старше. Сначала он, как и Эдо, относился ко мне с недоверием, но с ростом моей силы и ловкости его уважение ко мне увеличивалось. В конце концов, мы сплотились в тесный междусобойчик, дружно поднимая мечи в защиту любого из нас, нашей жизни и чести. Наши дни проходили в обучении верховой езде и занятиях с мечом и копьем. Мы были в обучении у рыцарей, и не было в мире ничего, что могло бы устрашить нас.

Лучше всего я помнил свою первую осень под рукой лорда Роберта. Пьянящий запах сосновых поленьев в очаге общего зала, вкус медовухи на языке, большой сад с облетающими золотыми и ржавыми листьями: закрыв глаза, я мог снова представить себя там. Но когда я пытался вспомнить других мальчишек, с которыми я учился ратному делу, ни одно лицо не всплывало в памяти, хотя все они были моими товарищами. Даже их имена я помнил смутно, словно обрывки сна. И с удивлением я понял, что из нас всех в живых остались только Эдо, Уэйс и я.

Лучи солнца прорывались сквозь облака, я сидел с полузакрытыми глазами, наслаждаясь их прикосновением к моему лицу. Едва появившись, они снова исчезали за тучами. Вскоре дождь начал падать крупными каплями. Я снова закрыл глаза, чувствуя, как вода бежит по щекам; я подумал о лорде Роберте и впервые с того момента, как Эдо привез нам новости, смог заплакать.

Я разбудил Эдо после полудня, и он следующим встал в караул, пока я прилег отдохнуть. Снова я проснулся уже вечером, свет быстро исчезал за горизонтом.

Я почувствовал холод и очнулся, дрожа. В голове плыл туман, несколько мгновений я не мог вспомнить, где я нахожусь и как сюда попал. Я попытался сесть, но на полпути голова закружилась, земля накренилась и я мешком повалился на землю. Камень впился в спину. Каждая мышца болела, но хуже всего была боль, которая выкручивала мне ногу.

— Танкред, — позвал Эдо. Он присел рядом и приложил руку к моему лбу, в его глазах мелькнула тревога. — У него лихорадка.

— Надо тащить его к лекарю, — я слышал голос Уэйса, но не видел его с того места, где лежал. — Надо быстрее добраться до Эофервика.

Эдо протянул мне флягу.

— Попей, — сказал он.

Он подождал, когда я поднимусь на руках, а затем помог мне сесть и поднес горлышко к губам. Я пил медленно, моя глотка пересохла, как пергамент, и я чувствовал, как в желудок стекает каждая капля.

— Спасибо, — удалось прокаркать мне, когда я вернул флягу обратно.

— Ты можешь встать? — спросил Уэйс.

— Думаю, да, — ответил я, хотя совсем не был уверен.

Уэйс кивнул Эдо, они подхватили меня под руки и потянули вверх. Вдвоем они подвели меня к Ролло, я вскарабкался ему на спину, и они вдели мои ноги в стремена. Я сдержал стон боли. Так или иначе, в седле я чувствовал себя увереннее.

Мы начали спускаться вниз по склону по направлению к равнине. Наступила ночь, звезды скрылись за облаками. Было тихо. Ролло шел ровным размеренным шагом, веки мои опускались, но каждый раз я вздрагивал и быстро выпрямлялся в седле.

Холмы исчезли за спиной. Вскоре мы вышли к тому, что я признал, как старую римскую дорогу: широкий глинистый тракт, идущий с севера на юг. Путь к Эофервику, подумал я, интересно, сколько еще нам осталось пройти. Теперь я все время дрожал; пот выступал у меня под мышками, струйками стекал по бокам, и я чувствовал, как рубашка липнет к телу.

Шло время. Я закрыл глаза, прислушиваясь с ровному стуку копыт Ролло о землю, и попробовал представить себя где-нибудь подальше отсюда. Я видел Освинн, ее длинные и черные, как смоль, волосы, свободно распущенные по плечам, как всегда, когда она была со мной. Я представлял, как касаюсь пальцами щеки, чувствую мягкость ее кожи, такой гладкой и белой. Я хотел заговорить с ней, хотя знал, что мои слова не будут иметь никакого смысла. Я хотел высказать ей то, что никогда не мог, и теперь уже никогда не скажу. Я хотел сказать: прости меня за все. За то, что дал тебе умереть.

Небо очистилось и показались звезды. Мы сделали короткую остановку на небольшой возвышенности, и я видел всю дорогу, прямой линией протянувшуюся до горизонта. Так много миль впереди, подумал я. Боль усиливалась с каждым часом, рана горела все сильней.

Я глубоко вздохнул, вдруг почувствовав неожиданную легкость. Холмы вдали колыхались в тусклом свете луны. Я наклонился к шее Ролло, хватая ртом воздух. Звезды, деревья, сама земля кружились у меня перед глазами.

Я открыл рот, чтобы что-то сказать, но не мог вспомнить слов. В этот момент мой разум померк, и мир, кувыркнувшись, исчез.

Когда я пришел в себя, я лежал на земле, глядя на звезды и на Уэйса с Эдо, склонившихся надо мной с двух сторон. Луна висела у них за спиной, их лица были в тени.

Я моргнул, чувствуя, как туман постепенно уплывает из моей головы.

— Что такое? — спросил я.

Мысли в голове путались, метались, но никак не соединялись вместе. Мысли об Освинн в Дунхольме, лорде Роберте и Эофервике. Точно! Мы едем в Эофервик. Я попытался встать и снова почувствовал, как кружится голова.

— Ты упал, — сказал Уэйс и положил руку мне на плечо, не давая подняться. — Полежи-ка пока.

Я услышал фырканье. Эдо повернул голову в сторону звука, потом встал и пошел прочь. Он быстро вернулся, держа в руке поводья; рядом с ним я увидел темный силуэт Ролло, его черная шкура слегка мерцала в лунном свете.