Из нас троих Уэйс был, безусловно, самым практичным.

— Можем ли мы что-то понять из этого? — спросил он.

— Ничего полезного, — сказал я. — Здесь упоминается Мале, а так же Гарольд. Это все, что я могу сказать.

— Знаю только одного человека, который может объяснить нам, о чем здесь идет речь, — задумчиво протянул Эдо.

— И этот человек Гилфорд, — мрачно согласился я.

Было ясно одно: рано или поздно нам придется поговорить с ним. Ближайший из слуг Мале, только он мог иметь представление обо всем, что происходит между виконтом и Эдгитой. Он уже приезжал к Эдгите с этим делом или другими, как мы уже выяснили. И у виконта не имелось более близких и доверенных людей. Если мы должны узнать, что происходит на самом деле, нам придется вытрясти правду из капеллана.

Единственный вопрос, когда.

Мы выехали из Уилтуна с первыми лучами солнца. Нас провожала настоятельница Синхильд с суровым и непреклонным лицом в окружении полудюжины монахинь, ежившихся от холода в своих рясах. Среди них стояла Бургина, а так же та светловолосая девчушка, что встречала нас в доме аббатисы в день приезда. Эдгиты не было видно. Был ли то ее собственный выбор, или настоятельница велела ей держаться подальше от нас?

Наших лошадей и оружие нам передали без единого слова, и в тишине мы покинули монастырь. Так приятно было снова ощутить свой меч у бедра; конечно, я не думал, что мы подвергаемся опасности в монастыре, но я так привык к ощущению его тяжести на поясе, что без клинка чувствовал себя, как улитка без раковины.

Я с облегчением покинул Уилтун, даже с учетом того, что нам предстояло провести в дороге три дня; по крайней мере, теперь мы были сами себе хозяева, а не подчинялись строгим правилам монастыря и его настоятельницы. Тем не менее, сейчас я с удовольствием позволил Гилфорду ехать впереди, принимать решения и вести нас за собой, чтобы он не смог заподозрить о том, что должно произойти между нами. Потому что я знал: все изменится, когда мы достигнем Лондона.

Как и на пути в Уилтун, всю дорогу шел дождь, холодный и безжалостный, с каждым днем все сильнее и дольше. Ручьи и реки в долинах стремительно несли мутные воды, некоторые реки вышли из берегов, затопив поля и луга. В одном месте вода поднялась так высоко, что невозможно было переправиться на другой берег, и нам пришлось проехать больше мили вверх по течению, чтобы найти новый брод, прежде чем вернуться на дорогу. Единственным отдыхом, который мы позволили себе, была остановка на ночлег, но и в таверне мы слышали о новых восстаниях в округе. Нормандских купцов избили на рынке в Реддинге; в Оксенефорде команду целого корабля перебили в драке в пивной, когда приняли их фламандскую речь за французскую. Так что незадолго до Стэйнс мы покинули старую дорогу, решив проехать напрямую и вернуться в Лондон с юга, чем подвергаться риску нарваться на неприятности на большой дороге. Но даже тогда мы держали наши руки на рукоятях мечей. Путь, который мы выбрали, тоже был не самым безопасным: по рассказам местных жителей здесь хозяйничали банды разбойников, поджидающие путников в засаде. Но, если таковые и имелись, мы их не встретили, и после полудня в третий день марта вдали показались пригороды Лондона, цепляющиеся за северный берег серой Темзы.

На Вестминстерском холме не было видно ни одной палатки, ни одного знамени. Как мы уже успели узнать от других путешественников и в придорожных пивных, король с армией ушел на север. Вероятно, это случилось недавно, и я надеялся, что мы сможем догнать их еще до Эофервика.

Вигод тепло приветствовал нас в доме Мале. Леди Элис и Беатрис не было дома, они уехали в гости к друзьям в другой части города. Мальчик Осрик взял наших лошадей и отвел их на конюшню уже без специального распоряжения управляющего. Я послал людей Мале вместе с ним и дал знак Эдо и Уэйсу проводить священника внутрь, а сам пошел за управляющим, чтобы принести с кухни еды и питья.

Кухня не впечатляла своими размерами, но это был всего лишь городской дом, а не огромный дворец, вроде того, в котором виконт жил в Эофервике. В углу стояли две большие бочки; Вигод снял с одной из них крышку и до краев наполнил кувшин. У противоположной стены стояли длинные столы с горшками всякой снеди, а в дальнем конце в большом очаге с вертелом жарилось мясо. Мой желудок заурчал, но я решил, что с едой придется подождать.

— Надеюсь, дорога была легкой, — сказал Вигод.

— Не особенно, — ответил я. — Очень холодной и мокрой. Дождь шел, не переставая.

Он ухмыльнулся.

— Тогда вы будете рады подкрепиться чем-нибудь горячим. Выбирай, чего душа желает. — он указал на деревянные блюда на столе.

Я быстро прикинул в уме: будучи управляющим дома Мале, он должен был получать приказы от своего господина, когда виконт уезжал далеко от Лондона.

— У меня тут есть кое-что, и я думаю, ты сможешь прочитать это мне, — медленно сказал я, доставая из-под плаща письмо Эдгиты. Я сложил его, чтобы было легче спрятать, и развернул, прежде чем отдать в руки Вигода. — Кажется, оно написано по-английски.

Он вопросительно посмотрел на меня, удивляясь странной просьбе. Но пергамент он взял, тем не менее, разложив лист на столе, куда на него падали отсветы огня из очага.

— Да, по-английски, — сказал он. Он нахмурился, затем начал медленно читать. — Гийому Мале, виконту Эофервика и лорду Гравилля, что за морем, леди Эдгита, жена и вдова Гарольда Годвинсона, законного короля Англии, передает привет. — он оттолкнул письмо и отпрянул, отвернувшись от стола. — Я не могу читать это, Танкред. Оно предназначено моему господину, а не мне. Если он узнает, что я это сделал, он изгонит меня со службы или того хуже.

— Печать сломал я, — я решил не отступать. — Вину несу я и больше никто.

— Где ты его взял? — спросил он.

— В Уилтуне. У самой леди Эдгиты. Она встречалась с Гилфордом наедине. Мы считаем, что твой господин может быть с ней в сговоре.

— В сговоре? — повторил Вигод. — Нет. Это невозможно. Он верный слуга короля.

— Но мы знаем, что когда-то он был близким другом Гарольда, — сказал я.

— Это было очень давно.

Я видел, как у него на лбу выступил пот, а лицо порозовело.

— Значит, ты знал об этом?

— Это никогда не было секретом, — запротестовал он. — Задолго до того, как принять корону, Гарольд и его жена часто останавливались в этом доме, приезжая в Лондон. Но теперь он мертв, а Эдгиту я не видел уже много лет. Я даже не знал, что она еще жива.

— Зато Гилфорд знал, — сказал я. — Он несколько раз встречался с ней, чтобы передавать письма от твоего лорда.

— Я ничего не знал об этом, клянусь, — сказал Вигод.

До сих пор у меня не было оснований не верить старому управляющему, возможно, он и сейчас говорил правду. Я решил попробовать другой подход.

— Ты ничего не знаешь об обещаниях, которые ей дал Мале? — спросил я.

— Каких обещаниях?

Не было времени объяснять ему все, я не хотел углубляться в перечень событий, вызвавших мои подозрения. В любом случае, мне уже было ясно, что Вигод ничего не знает о делах Мале с Эдгитой. С одной стороны это было хорошо, по крайней мере, я мог быть уверен, что он отвечает честно.

— Скажи мне, что здесь написано.

— Я не могу.

— Мы должны знать, Вигод, — сказал я. — И так или иначе, я узнаю.

Я положил ладонь на рукоять меча, чтобы он мог понять мой намек, хотя надеялся, что он предложит свою помощь добровольно, потому что не хотел угрожать человеку, с которым не был в ссоре. Но, похоже, это был единственный способ.

Мгновение он не шевелился, оставаясь стоять с разинутым ртом. Он был потрясен до глубины души, разумеется. Но потом он вернулся к пергаменту, раскатал его на столе и прижал ладонями.

Откашлявшись, он начал:

— Гийому Мале, виконту Эофервика…

— Знаю, знаю, — нетерпеливо сказал я. — Что там дальше?

— Конечно, — ответил он, и я увидел, как он сглатывает комок в горле. Он читал, следуя дрожащим пальцем вдоль строки, время от времени останавливаясь, вероятно, чтобы подобрать подходящее французское слово. — Я живу, каждый день умирая от горя. Я не могу его преодолеть и смириться с ним. За два года, которые я нахожусь в Уилтуне, вы не дали мне ничего, кроме лживых обещаний и ложных надежд. Посылая вам это письмо, я умоляю вас во имя Христа, Господа нашего, и в память об узах дружбы, когда-то связывавших нас, сказать мне, где может быть спрятано тело.