Переступив через спящих, Эдо прошел к моему мешку, лежащему около стола и пошарил в нем. Теперь Уэйс сел на своей постели, ошеломленный и моргающий, а остальные парни зашевелились под одеялами. По лестнице, подпрыгивая, спускалась огненная точка. Это был управляющий со свечой в руке.
— Я услышал шум, — сказал он, нахмурившись. Его лысина нарядно блестела в свете огня. — Все в порядке?
Когда Эдо принес запасную одежду и свой собственный плащ, я поднялся с табурета.
— На меня напали, — ответил я. — На улице около церкви Святого Эдмунда.
Вигод остановился, вероятно, смущенный моим видом и новостями.
— Напали?
Я уже натягивал сухую тунику.
— Да, напали. Другой рыцарь. — я плотнее запахнул плащ. — Француз, — добавил я.
— Француз? — Уэйс продолжал зевать.
— Ты, должно быть, ошибся, — сказал Эдо.
— Нет, — ответил я. — Я его видел. И слышал, как он разговаривает.
Эдо покачал головой.
— Но почему француз напал на тебя? И к тому же, в королевском городе?
— Тем не менее, это правда, — сказал я и отвернулся, чтобы расшнуровать мокрые шоссы и дать им упасть на пол. Воздух неприятно холодил голый зад, и я торопливо потянулся к сухой паре. Я сразу почувствовал, как ноги начали согреваться, кровь покалывала ступни и кончики пальцев.
Закончив завязывать шоссы, я сразу повернулся к управляющему, чтобы спросить о Гилфорде.
— Где он?
— Думаю, спит в своей комнате, — сказал Вигод.
— Ты уверен?
Управляющий растерянно посмотрел на меня.
— Что ты хочешь сказать?
Если Гилфорда нет в постели, то я мог быть почти уверен, что видел на улице именно его.
— Разбуди его, — попросил я.
— Зачем, ты ранен?
После всех ночных приключений я чуть было не забыл о драке и порезе на щеке. Я прижал к ней руку, мои пальцы ощутили тепло и окрасились в красный цвет, но я слишком промерз, чтобы чувствовать такую пустячную боль.
— Просто приведи его сюда, — сказал я.
Вигод поспешил прочь, а я тем временем рассказал всем проснувшимся, что случилось: как я не мог спать и вышел прогуляться, чтобы проветрить голову; как вдруг обнаружил нож у себя на горле; как мне удалось отбиться от злодея и удрать к причалам, а потом прятаться от него в реке. Но я ничего не сказал о двух мужчинах, которых видел около церкви, а тем более о том, что одного из них я принял за Гилфорда; этот вопрос я хотел прояснить, глядя ему в лицо.
Кроме того, когда я уселся около очага, и мое сердце перестало колотиться в груди, как загнанный кролик, я обнаружил, что в мою душу закрадываются некоторые сомнения. В конце концов, было темно, я устал, а тот человек стоял ко мне спиной, и я не мог ясно разглядеть его через густые хлопья снега.
— Как выглядел тот бандюк? — спросил Эдо.
— Высокий, со шрамом над левым глазом, — я словно снова видел его перед собой. — Волосы подстрижены по-нормандски. Лет на пять старше меня. — я еще раз провел пальцем по щеке. На этот раз плоть отозвалась острой болью, и я вздрогнул. — Хороший боец, кстати.
— А что насчет второго, который был на коне?
Я покачал головой.
— Я его не разглядел.
На лестнице послышались шаги, на этот раз управляющий вернулся с двумя слугами. Один из них был Осрик, а второго мальчика я до сих пор не видел; он был ниже ростом и казался младше, с темной шапкой кудрявых волос.
— Он сейчас придет, — сказал Вигод, немного удивив меня, ведь я был уверен, что он найдет постель капеллана пустой.
Но, с другой стороны, я был, так сказать, занят некоторое время, и он мог вернуться в дом задолго до меня. Я чувствовал, как сердце встрепенулось в груди, по крайней мере у меня была возможность понаблюдать за ним. Я желал добиться объяснений.
Мальчики занялись огнем, и очень скоро он горел с прежней яростью; холодок пробежал по моей спине, и я понял, что все еще дрожу. Осрик ушел и вернулся с двумя железными ведрами, наполненными водой, которые он подцепил к вертелу в очаге.
— Принеси мне что-нибудь поесть, — сказал я ему.
Он посмотрел на меня пустыми глазами, и я вспомнил, что он не понимает по-французски. В отчаянии я посмотрел на Вигода.
— Breng и Drync, — громко сказал управляющий.
Осрик хмыкнул и поспешил в конец коридора.
— Ты знаешь, почему он напал на тебя? — спросил Уэйс.
Я пожал плечами, хотя мне было ясно, что дела двух церковников не были предназначены для посторонних свидетелей. Оба рыцаря, должно быть, были на службе у одного из них. Я не мог найти никакого другого объяснения.
— Может, он был пьян, — предположил я, хотя был уверен в обратном.
Уэйс нахмурился, его здоровый глаз сузился, а второй совсем закрылся, и любой, кто не знал его так же хорошо, как я, мог подумать, что он подмигивает мне.
— Ты его разозлил? — спросил он.
— Разозлил? — я захлебнулся смехом. — Да я его даже не видел. — вот это было чистой правдой. — Я заметил его нож у горла раньше, чем его самого.
На галерею вышел Гилфорд, и я замолчал. Я резко встал с табурета, так резко, что даже закружилась голова. Ноги казались мягкими и безвольными, и мне пришлось опереться рукой на один из деревянных столбов, чтобы не упасть.
Капеллан был все в той же куртке и клетчатых чулках, в которых он уехал из Эофервика, его волосы были распущены и местами спутались.
— В чем дело? — он посмотрел на меня и остановился, должно быть, заметив мою щеку; на его лице появилась озабоченность. — Ты ранен, — сказал он.
— На меня напали, — категорично заявил я. — Сегодня ночью у церкви Святого Эдмунда.
Я внимательно наблюдал за ним, надеясь, что его лицо даст мне ответ, но оно выражало только сочувствие.
— Кто напал?
Я не ответил, все еще пытаясь определить, может ли он что-то скрывать от меня, но ничего не нашел.
— Какой-то рыцарь, — Эдо решил ответить за меня.
Глаза капеллана широко раскрылись.
— Это правда?
— Я так и сказал, не правда ли? — подтвердил я.
— Ты знаешь, кто это был? Как его имя?
Я все еще смотрел ему в лицо. Или он умел контролировать себя лучше, чем большинство людей, или это действительно был не он.
— Нет, — в конце концов сказал я.
— Как это случилось?
Вернулся Осрик с деревянным блюдом в одной руке и маленьким котелком в другой. Котелок он сразу подвесил над огнем, а блюдо с хлебом и мясом поставил около меня; мой желудок с готовностью издал глухое бурчание, но я проигнорировал его.
— Не важно, как случилось, — сказал я.
Щеку опять дернула боль, и я приложил руку к порезу.
— Все еще кровоточит? — спросил Гилфорд, подходя ближе.
— Ничего страшного, — ответил я, отходя от столба и садясь на табурет. — Почти нет.
Если я видел не Гилфорда, то кто же это был? И кто нанял тех людей?
— Порез выглядит глубоким. Дай мне посмотреть.
Он присел на корточки рядом со мной, вытащил из рукава лоскут ткани и осторожно приложил к моей щеке.
— Ничего серьезного! — повторил я, резко отворачиваясь от него к очагу.
Гилфорд отшатнулся, по его растерянном взгляду я понимал, что это не мог быть он. Гнев неожиданно вспыхнул во мне, и я почувствовал себя дураком. Я собирался обвинить в заговоре священника, человека Бога и Церкви, который всего три недели назад вылечил меня от лихорадки. Того самого священника, который был капелланом и исповедником человека, являвшегося сейчас моим лордом.
В зале стало тихо, только булькала похлебка над огнем и потрескивали поленья в очаге. Я чувствовал на себе недоуменные взгляды и спрашивал себя, что они сейчас думают.
— Ничего страшного, — повторил я на этот раз более спокойно. Я плотнее уселся на табурет, оторвал корочку хлеба и обмакнул ее в котелок. — Просто мне нужно поесть, а потом отдохнуть. У нас впереди еще одна поездка. Еще несколько дней пути.
Я откусил хлеб. Густой и наваристый бульон из соленой рыбы, не слишком вкусный, но вполне съедобный. Он был горячим, и это было главное, хотя, возможно, это вспышка гнева помогла мне согреться, потому что я обнаружил, что перестал дрожать. Я налил немного в деревянную миску, заботливо поданную Осриком, и поднес ее к губам, медленно потягивая варево.