Гилфорд подъехал к нему и сказал несколько слов по-английски, привратник исчез внутри. Я спешился, махнул дружинникам сделать то же самое, а затем предложил руку леди Элис, чтобы помочь сойти с коня. Она приняла помощь, но не смотрела на меня, спускаясь с седла. Беатрис рядом с ней с благодарностью приняла руку Уэйса, оперлась на нее и изящно спрыгнула вниз.

Дубовая дверь снова отворилась, и появился высокий краснолицый англичанин; он улыбнулся священнику, и они обнялись, разговаривая на своем языке.

Гилфорд нарушил наше молчание.

— Леди Элис и Беатрис, — сказал он, указывая на них.

Англичанин опустился перед ними на одно колено, наклонился вперед и поцеловал руку каждой из дам.

— Миледи, — сказал он, — Рад видеть вас в добром здравии. Когда до нас дошли новости из Эофервика, мы опасались худшего.

Как и капеллан, он хорошо говорил по-французски.

— Вигод, — продолжал Гилфорд, — это Танкред Динан, которому лорд Гийом доверил нашу безопасность. Танкред, это управляющий лорда Гийома, Вигод, сын Виглафа.

Стюард поднялся и спокойно оглядел меня сверху вниз. Его темные волосы были подрезаны довольно коротко для англичанина, на макушке розовела ранняя лысина. Верхнюю губу украшали густые усы, хотя подбородок был чисто выбрит. Он протянул руку, и я пожал ее.

— Вигод, я должна знать, — прервала нас леди Элис, — что слышно из Эофервика?

Англичанин отступил, его лицо стало серьезным.

— Прошу вас войти, миледи. Наверно лучше обсуждать такие вопросы в тепле, а не на открытом воздухе. — он указал в сторону открытой двери. — Миледи, Гилфорд, — сказал он, а затем обратился к нам: — Сейчас мальчик покажет вам конюшни. — он сунул голову в дом. — Осрик!

Появился парнишка лет четырнадцати или пятнадцати. Высокий и жилистый, в коричневом колпаке и с угрюмой физиономией. Его туника и клетчатые шоссы были покрыты пятнами грязи, а в волосах торчали соломинки. Вигод положил ему руку на плечо и спокойно сказал что-то по-английски, а потом последовал в дом за женщинами и капелланом.

— Похоже, новости у него не очень хорошие, — пробормотал Уэйс.

— Посмотрим, — сказал я, хотя у меня было такое же чувство. — Если все так плохо, почему он не сказал нам сразу?

Уэйс пожал плечами. Осрик взял поводья капеллановой кобылы, а Филипп и Годфруа повели лошадей обеих дам, и мы прошли вдоль длинной стены дома через ручей в широкий двор, обнесенный забором.

— Ну вот мы и в Лондоне, — сказал Эдо.

— Наслаждайся, пока можешь, — ответил я. — Мы здесь ненадолго.

Тот факт, что мы тряслись в седлах целую неделю, не имел никакого значения для Гилфорда; я подозревал, что священник захочет ехать в ближайшее время. Он так ничего и не сказал о сообщении, которое вез, или о человеке, которому оно было предназначено. В дороге я не раз спрашивал его об этом, но он каждый раз отказывался отвечать. Это сильно беспокоило меня, потому что мы должны были спешить, но не понимали, почему именно.

— Тогда я сегодня же навещу веселых девиц в Судверка, — заявил Эдо.

Я не возражал.

— Валяй, тебе же не надо хранить супружескую верность.

— В Судверка? — переспросил Радульф. — На этой стороне реки есть бордели и получше.

Эдо повернулся к нему.

— Да что ты понимаешь в девках, щенок? Держу пари, тебе приходится видеть голую женщину не чаще раза в год.

Радульф самодовольно улыбнулся.

— Чаще, чем ты смог бы сосчитать.

— Это он за сестрой в бане подглядывал, — сказал Годфруа.

Я рассмеялся вместе со всеми; глаза Радульфа сузились и он сурово уставился на Годфруа, который хранил бесстрастное выражение лица.

В конюшне Осрик показал нам свободные стойла, а затем оставил нас, пока мы снимали седла и уздечки с лошадей. Они усердно поработали несколько дней и честно заслужили отдых. Я надеялся, что для следующей поездки мы сможем получить свежих лошадей; у Мале были неплохие лошади, четыре из них даже лучше, чем хорошие, а высокий черный жеребец напомнил мне Ролло. Два конюха споро приступили к работе, чистя лошадей и осматривая их копыта.

Вскоре вернулся Осрик с полными ведрами воды и мешком зерна, под мышками он умудрился зажать пучки свежего сена; как только мы закончили с лошадьми, он провел нас обратно через темный двор в зал. За все это время он не сказал ни слова, даже конюхам, которые, думаю, говорили на одном с ним языке.

Внутри было темно, окон не было совсем, а стены были закрыты кожаными шторами, чтобы не пропускать сквозняков. Очаг недавно протопили сырой древесиной, огонь потрескивал и курился белым дымом. Гилфорд с Вигодом сидели на табуретах перед низким круглым столиком с кувшином и кружками, а над ними стоял такой густой запах медовухи, хоть топор вешай.

Женщин не было видно, и я предположил, что они отправились отдыхать в свои комнаты.

Вигод смотрел, как мы приближаемся.

— Добро пожаловать, — сказал он нам и пробормотал несколько слов Осрику.

Мальчик хмыкнул и направился к дверям, в которые мы вошли.

— Извиняюсь за его манеры, — управляющий проводил его взглядом.

— Он не слишком разговорчив, — заметил я, садясь на один из поставленных для нас табуретов.

— Он ничего не говорит, хотя понимает хорошо. Не беспокойтесь о нем, он может быть немым и не слишком любезным, но работает, как лошадь, за что я его и держу здесь. — он разлил по кружкам мед из кувшина, а затем сделал глоток из своей чашки. — Я слышал, в пути вам скучать не пришлось.

— Значит, Гилфорд рассказал тебе, что произошло на реке?

— Могу только пожалеть, что не видел этого собственными глазами.

Я недоверчиво посмотрел на него.

— Ты бы так не говорил, если бы удирал вместе с нами. — даже учитывая, что мы добрались до Лондона живыми и невредимыми, я не забыл, как близко к краю мы были. — Так что за новости?

Управляющий наклонился вперед.

— Очень скудные, к сожалению, — сказал он. — Четыре дня назад стало известно, что армия осадила Эофервик. Вскоре после этого мы услышали о восстании в городе. — он вздохнул. — А вчера пришла новость, что мятежники взяли город.

— Взяли город? — я знал, что это возможно, и все-таки не мог поверить.

Сомнения Мале оказались обоснованными.

— Вот так, — сказал Вигод. — В прошлый понедельник на рассвете горожане захватили одни ворота. Они перебили стражу и открыли город мятежникам.

— Неужели наши не сопротивлялись? — спросил Уэйс.

— Лорд Гийом выехал из замка с сотней рыцарей, — сказал Вигод. — Он попытался остановить их, перебил множество народу, но потом по реке к Эдгару подошло не меньше десятка кораблей.

— Мы видели этот флот, — пробормотал Эдо.

— Скорее всего, — согласился Вигод. — Они высадились и сразу напали на отряд лорда Гийома с тыла. Он был вынужден отступить к замку вместе с лордом Гилбертом и теми, кто уцелел из их людей. Говорят, что было убито около трехсот норманнов.

Я выругался себе под нос. Потеря трехсот бойцов была невосполнима.

— Говорят еще хуже, — продолжал управляющий. — Люди Эдгара провозгласили его королем не только Нортумбрии, но и всей Англии.

Я покачал головой; события развивались слишком быстро. В конце концов, прошло всего несколько недель с тех пор, как наше войско взяло Дунхольм. Как могло все так круто перемениться с тех пор?

— Что происходит сейчас? — спросил я.

— Король собирает силы для похода на север, и как можно скорее. Вышел приказ для всех его вассалов вокруг Лондона и вдоль северной дороги. Поговаривают, что он может даже собрать фирд, как в прошлом году, когда он шел на Суссекс.

— Фирд? — спросил Филипп.

— Английское ополчение, — объяснил Гилфорд. — По закону для защиты графства местные таны должны прийти с мужчинами, которые живут на их землях.

— Крестьянский сброд, — сказал я.

По моему опыту эти вояки с грехом пополам могли держать копье, не говоря уже о том, чтобы убить рыцаря. Это были обычные фермеры, привыкшие пахать землю и сажать овес.