Повивальная бабка, ухаживавшая за роженицей, услышав крик на улице, остановилась в нерешительности перед кастрюлей с кипящей водой. Потом открыла дверь и выглянула на улицу.

— Что там случилось? — простонала женщина. Пот градом катил по ее лицу.

Повивальная бабка ничего не ответила. Схватила кастрюлю с кипятком и твердым шагом направилась к двери. Роженица испуганными глазами следила за ней.

— Куда ты? — заплетающимся языком пробормотала она. — Не оставляй меня одну! Не оставляй!..

Но она так и не закончила фразу. Новый, еще более острый приступ боли заставил ее замолчать. Она вдруг почувствовала, как что-то в ней перевернулось. Боль стала невыносимой.

— Умираю! Помогите! — стонала она, еле шевеля запекшимися губами.

Повивальная бабка остановилась. Взгляды их встретились. С жалостью и тревогой посмотрела она на корчащуюся в муках женщину и отрицательно покачала головой. Она понимала, что там, за порогом дома, происходило нечто такое, что угрожало не только их жизни, но и жизни еще не появившегося на свет человека. Роженица не стала больше удерживать бабку.

Собрав последние силы, роженица доползла до своей постели и закрылась простыней. Она рожала впервые. Ей страшно, очень страшно, но она должна родить. Одна. Без чьей бы то ни было помощи. И что бы там за стеной ни происходило, она обязана дать жизнь ребенку, который шевелится у нее под сердцем. Тело будто одеревенело. Она никак не может расслабить мышцы…

Вдруг с улицы донесся страшный крик: «Бей их! Бей! Бей!» Затем послышался детский плач. Опять какие-то крики. Топот ног. Кто-то пробежал по крыше. Женские голоса: «Бей их! Бей!» Лай собак. Выстрелы. Стоны. Запах дыма. Минутная тишина. Еще более жуткая, чем вся эта ужасная какофония звуков. И снова выстрелы. Душераздирающие вопли. И вдруг — страшный взрыв, от которого затряслись стены.

Женщина широко раскрыла глаза, лицо покрылось испариной, тело судорожно вздрагивало. Она вцепилась зубами в простыню… Нужно расслабить мышцы. Иначе ребенок погибнет, прежде чем появится на свет. Она вытащила изо рта край простыни, вытерла пот с лица и заставила себя сосредоточить мысли только на нем, на ребенке, которому угрожала сейчас смерть. Он должен, должен жить!

Больше она ничего не слышала: ни выстрелов, ни плача, ни топота ног, ни запаха гари. Ничего сейчас не существовало, кроме жизни внутри нее, которая рвалась на свободу. Наконец громкий крик возвестил о том, что человек родился. В муках, в страдании, но родился.

Бойцы дружно поднялись в атаку. Лейла бежала вместе со всеми. Кругом раздавались возгласы и крики, но она слышала только свой голос.

Десант противника, выброшенный на территорию аэродрома, был полностью уничтожен. Другая десантная группа, преследуемая египетскими солдатами и населением, в беспорядке бежала.

Земля гудела от разрывов орудийных снарядов. Дым, смешанный с песком, плотной завесой окутал город. Загорелись нефтяные склады. Огонь перекинулся на дома. Начались пожары.

Улицы и подступы к городу были устланы трупами убитых. В этом бою погиб и Ассам. Лейла была ранена.

Огненное кольцо вокруг города постепенно сужалось. Солнце, вырвавшись из этого кольца, поспешило спрятаться за горизонтом. Над городом нависла ночь. Но бушующее пламя отгоняло мрак и заставляло обезумевших от страха вражеских солдат искать спасения во тьме ночи.

Рана Лейлы оказалась неопасной. Осколки, застрявшие в плече, извлекли, и девушка стала быстро поправляться.

До операции Лейлу не оставляла ноющая боль во всем теле. И хотя боль эта была не очень сильной, она не давала забыться ни днем, ни ночью. И все же от болеутоляющих наркотиков Лейла отказалась. Для нее это было испытанием, через которое она обязательно должна пройти.

После того как осколки извлекли, рана стала быстро затягиваться и боль прекратилась. Теперь Лейла могла наконец спокойно лежать и думать. Воображение подсказывало ей все новые и новые картины.

Вот она лежит на земле, а пули свистят над головой. Одна пролетела возле самого уха, другая вонзилась рядом в песок, справа, слева… Она в кольце, которое сжимается все сильнее и сильнее, скоро оно задушит ее… Вытянув перед собой руки, угрожающе наступает на нее отец, вот-вот вцепится в горло. Лейла невольно закрывает шею руками. А Рамзи стоит рядом и улыбается: «Не увернешься! Не ускользнешь!» Клубы черного дыма поднимаются в небо. Каир объят пожаром. Они стоят на крыше дома, и блики зарева играют на лице Хусейна. «Нет, Лейла, это не конец! Это только начало!» — тихо говорит он. Взявшись за руки, они идут по берегу моря в Раас аль-Барре. «Я буду ждать тебя, любимая! Буду ждать хоть всю жизнь»… Она до боли в пальцах вцепилась в ручку двери, будто из другого мира до нее доносится голос Махмуда: «До свидания, Хусейн! До свидания!..» Лейла перегнулась через перила, наблюдая за спускающимся на троссах противовесом лифта. Какая-то непреодолимая сила тянет ее туда, вниз, вслед за противовесом. Страшная тяжесть навалилась, вдавливает в землю. Она напрягает последние силы, чтобы выбраться на волю из этой темной могилы… Ползет, а отец пинает ее ногой… И все-таки Лейла находит в себе силы подняться. Навстречу ей идет Хусейн. Он говорит: «Ничего, Лейла! Зато ты нашла себя, ту Лейлу, которой ты должна быть! Поздравляю тебя!..» Она снова на земле. Осторожно поднимает голову и видит недалеко от себя прильнувшего к пулемету вражеского солдата, его рыжие усы и даже веснушки на лице. Это он сжимает смертельное кольцо, хочет задушить ее свинцовыми пальцами. Лейла целится, стараясь не дышать, нажимает курок, и солдат падает навзничь. Пулемет замолкает. Кольцо разомкнулось… Интересно, сколько она убила врагов? Когда они открыли огонь по парашютистам, трудно было определить, чья пуля поразила врага. Он спускался на землю весь изрешеченный пулями. Другое дело, когда Лейла шла в атаку с винтовкой наперевес, а враг бежал. Бежал от нее! Лейла даже приподнялась с постели, вспомнив все это. Она испытывала гордость от того, что сумела стать именно той Лейлой, которой должна была быть. Она вела себя так, как нужно. Молодец!

В порыве гордости Лейла скрестила руки на груди, словно старалась заключить себя в объятья. Рана опять заныла… Ничего! Она жива, жива! И будет жить! Она обязательно должна стать свидетелем того, как враг бежит с их земли. Убегает от нее, от Лейлы!

Увидев входящего в палату Махмуда, Лейла просияла.

— Ну, как ты себя чувствуешь? — спросил Махмуд, отодвигая на окне занавески. Комнату сразу залил солнечный свет.

— Отлично! — радостно ответила Лейла.

— А боль еще есть?

— Нет, уже прошла.

Махмуд присел на край кровати и взял Лейлу за руку.

— Махмуд, я хочу выписаться из госпиталя.

— К чему такая спешка?

— Понимаешь, Махмуд, как бы тебе это объяснить. Ну, одним словом, мне это необходимо.

— А ты уверена, что выздоровела? Что тебе не станет хуже?

— Уверена! — горячо воскликнула она. — Я никогда в жизни не чувствовала себя так хорошо, как сейчас!

Махмуд удивленно взглянул на сестру.

— Ладно, послушаем, что скажет врач.

Оставшись одна, Лейла снова предалась воспоминаниям. Она мысленно перенеслась домой. Представила отца, который с угрожающим видом надвигается на нее, готовый растоптать и выбросить, как ненужную тряпку. Слышала испуганный голос за стеной, когда он узнал, что Лейла стала уже зрелой девушкой. Видела его счастливую улыбку — ведь не кто-нибудь, сам доктор Рамзи просит ее руки! Лейла вспомнила вечер своей помолвки, хищный взгляд Рамзи, уставившегося на полуобнаженную грудь Джамили, его смущенную, как у провинившегося школьника, улыбку. Лейла захотела вызвать в своей памяти образ другого Рамзи — умного, сильного, волевого. Но почему-то перед ней предстало каменное лицо и холодный взгляд. Она вспомнила растерянный вид Рамзи, когда она сказала ему в гостиной: «Хочешь, я скажу, чего мне не хватает?..» Видела его снисходительную улыбку, когда она столкнулась с ним в дверях, возвращаясь с военных занятий…