— Вы Махмуду друг? — спросила Лейла.

Хусейн кивнул головой.

— А друзья всегда приходят на помощь друг другу, особенно в трудную минуту, правда?

— Правда, — просто ответил Хусейн.

И Лейла почувствовала, что не только Махмуд, но и она сама может полностью положиться на этого человека.

— Значит, я могу быть спокойна, — закончила Лейла. Она вошла в лифт и, нажав кнопку, помахала ему рукой.

Дверь отворила Джамиля. Она расцеловала Лейлу, потащила за собой, приговаривая:

— Я получила такое дивное платье, Лейла, такое платье!

— Подожди минутку. Приехал Махмуд. Мне нужно позвать Ассама, — сказала Лейла, освобождая руку из ее пальцев.

— Неужели ты не хочешь посмотреть мое платье? — разочарованно протянула Джамиля. Потом добавила, улыбаясь: — Ну, как поживает Махмуд?

— Ничего… А Ассам где?

— В кабинете… Ну, ладно, я пойду надену платье, чтобы ты могла оценить его.

Ассам сидел за письменным столом. На краю лежал опрокинутый стакан. Служанка, ползая по ковру на четвереньках, затирала следы пролитого кофе, Ассам поспешно встал:

— Лейла!

Стоя у двери, Лейла проговорила:

— Махмуд приехал…

— Правда? — без особой радости спросил Ассам.

— Ты не спустишься к нам?

— Прямо сейчас?

— Прямо сейчас… если ты не очень занят.

Ассам пожал плечами.

— Нет, я ничем не занят.

Он снял со спинки кресла пиджак. Служанка посмотрела на него большими телячьими глазами.

— Прежде чем ты спустишься вниз, я хочу тебе кое-что сказать.

Ассам надел пиджак, склонил голову. Лейла показала глазами на служанку и мягко спросила:

— Ты не кончила, Сида?

Сида подняла на Лейлу глаза, поджала губы и, не сказав ни слова, снова принялась тереть ковер.

Это вывело Ассама из себя. Он грубо приказал:

— А ну-ка, иди отсюда!

Сида не спеша поднялась с пола и протянула:

— Как же так, господин? Оставить ковер невычищенным?

Увидев, что служанка направилась к двери, Лейла с облегчением вздохнула. Но Сида вернулась снова, взяла со стола стакан и вышла из комнаты, поводя бедрами, долговязая и нескладная. В уголках ее губ играла еле уловимая усмешка.

Ассам подошел к девушке и поцеловал ей руки, нежно, едва касаясь губами, будто искупая былую вину.

— Ах, Ассам, — огорченно произнесла Лейла. — Ты знаешь, Махмуд очень изменился. Он стал совсем другой!

— Твой брат слишком впечатлителен, — ответил Ассам. — Как ты думаешь, почему он так тяжело переживал провал демонстрации сорок шестого года? Впрочем, ты ведь была тогда совсем крошкой.

— Я помню, Ассам, и думаю об этом до сих пор…

Она взяла его за руку и повела к выходу. У дверей Лейла остановилась:

— Пожалуй, я не пойду с тобой. Побуду с Джамилей. Пусть Махмуд не знает, что это я уговорила тебя прийти к нему.

На мгновение Лейле показалось, что на Джамиле ее белое платье, то чудесное платье из белого шифона с кружевами, в котором она была похожа на белокрылую птицу… Но в следующую секунду она удивилась нелепости своей мысли. Это было совсем другое платье из белого креп-сатина, расшитое искусственным жемчугом, блестками и камнями.

Джамиля торжествующе спросила:

— Ну, как?

— Очень красиво! Ты в нем как принцесса…

Но в душе Лейла ощущала что-то неприятное, будто Джамиля украла у нее то чудесное белое платье.

Повернувшись к зеркалу, Джамиля заметила:

— Нет, все-таки слишком открыто, такой большой вырез…

Лейла ничего не ответила.

— Ваша Сида такая нахалка, — сказала она, продолжая мысль, которая владела ею. — Я хотела поговорить с Ассамом о Махмуде, а она торчит тут. Говорят — уходи, а она ни с места.

— Сида неравнодушна к Ассаму. Ведь она его подружка.

— Подружка? Как подружка? — переспросила Лейла.

Джамиля покровительственно произнесла:

— Ты, Лейла, совсем наивная… Каждый неженатый молодой человек вынужден это делать… Какой же он мужчина иначе?

Джамиля собрала волосы на затылке и подняла их вверх. Краем глаза она наблюдала, какое впечатление произвели ее слова на Лейлу. Глядя на ее недоумевающее лицо, Джамиля разразилась хохотом.

— Я знаю, о чем ты думаешь, Лейла, — продолжала она уже с грустью. — Ты думаешь о том вечере… О вечере моей помолвки… Я тогда застала их в кухне… Вошла, чтобы взять горячей воды, зажгла свет — и тут же погасила. Но молчала, чтобы не расстраивать мать…

Лейла встала.

— Ты куда? — спросила Джамиля.

— Пойду… — с трудом выдавила из себя Лейла.

Джамиля укоризненно воскликнула:

— Я понимаю. Тебе не нравится мое платье… Но почему, Лейла? Оно такое красивое! На него ушло больше семи метров, Ты только посмотри…

Джамиля вышла на середину комнаты и несколько раз повернулась на каблучках.

Комната закружилась в глазах Лейлы. Ей показалось, что потолок и пол поменялись местами, стены покачнулись…

— Ну, говори! Видела ли ты что-нибудь подобное? Даже в кино, наверное, не видела!

Не взглянув на платье, Лейла пробормотала:

— Слишком открыто, слишком…

— Ты говоришь про вырез?

— Нет, про все… Ты в нем будто голая…

Джамиля надела болеро, дополнявшее платье.

— А так лучше, старушка? — улыбаясь, спросила она.

Лейла безнадежно покачала головой и ответила почти шепотом:

— Это бесполезно… Все открыто… Ты голая, Джамиля…

Джамиля удивленно посмотрела на Лейлу и вскрикнула. Лицо Лейлы было белое как мел. Она непрерывно оттягивала ворот своего платья.

— Что с тобой, Лейла?

— Ничего.

— Я позову маму…

— Не зови никого, — еле слышно ответила Лейла. — У меня живот разболелся.

— Дать тебе чаю?

Лейла кивнула. Джамиля бросилась в кухню.

Лейла на цыпочках подошла к двери и тихонько выскользнула из квартиры.

Лифт прошел мимо снизу вверх. Она проводила глазами спускающийся противовес. Лейлу, словно магнитом, тоже тянуло вниз. Она почти легла на перила. Руки стали слабеть…

— Лейла! — услышала она сзади себя.

Джамиля схватила ее за плечо.

— Лейла! Ты с ума сошла!

Лейла молчала. Она вдруг ощутила озноб…

— Не оставляй меня, Джамиля, — попросила она.

Когда они вошли в гостиную, Ассам разговаривал с Махмудом. Лейла хотела незаметно проскользнуть в свою комнату, но Махмуд окликнул ее.

— В городе пожар, ты знаешь? — спросил он Лейлу.

— Да, знаю, пожар… — машинально повторила она, чувствуя, что на нее кто-то смотрит…

И вдруг до Лейлы дошло значение этих слов.

— Пожар? Что горит? Где? — испуганно воскликнула она.

— Они подожгли кинотеатры на улице Фуад. Весь город горит, — произнес Махмуд.

— Подожгли город? Зачем? Зачем они это сделали? — В голосе Лейлы стояли слезы.

Махмуд будто не слышал сестры. Джамиля безразлично сидела на краешке тахты, все время помня о своем новом платье.

Ассам тоже молчал. Ответил Лейле Хусейн:

— Люди вышли, чтобы выразить протест против резни в Исмаилии. А королевский дворец и реакционеры, пользуясь благоприятным моментом, решили расправиться с ними.

Махмуд дрожащими пальцами размял сигарету.

— Это предательство. Мы его чувствовали и там, на канале. Пожар — это тоже дело их рук, их последнее слово… Это значит конец всему, за что мы сражались на канале… Это конец!

Лейла положила голову на стол. В большом зеркале отражались красные лучи. Что это — закат или пламя? Она смотрела на алые отблески… В зеркале плясали языки пламени. Они притягивали, зачаровывали девушку. Как будто издали она слышала голос Хусейна:

— Нет, Исмаилия не сдастся! Город станет военным лагерем. Он будет бороться до конца. Конечно, и там найдутся капитулянты, которые захотят поднять белый флаг, но большинство умрут, но не сдадутся!

— А что толку? — спросил Махмуд. — Что толку проливать напрасно кровь?

Лейла оттянула ворот платья, словно он душил ее. Глаза ее не отрывались от зеркала… Кровь и пламя. Она мечется между кровью и пламенем, ощупью ищет дорогу, пытается спастись… Кровь окружает ее, кровь и пламя…