Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Не было копыт, чтобы топтать песок амфитеатра.

Но у него текла кровь.

Так что боги соглашались принимать его в жертву.

*

Всех богов без исключения, как хищников, привлекает кровь.

Христианство было не самым мелким хищником.

Кровоточащая приманка распятия в сердце Церкви тоже представляет собой незабываемый образ, о котором не перестает грезить человечество.

*

Я ищу мысль, так же заинтересованную в своем мыслителе, как сновидение может быть заинтересовано в спящем.

Глава сорок шестая

Соитие

Человеческая общность — это плоть, рожденная от плоти. С начала истории и раньше, от начала времен, людей объединяет не что иное, как чувственные связи, образующиеся ночью. Различает людей лишь смерть (которой пренебрегают герои и которая вновь воплощает их собственное имя) и заря (которая нарушает видимость и ставит свойственную каждому задачу).

Заря проливает свет. Заря разъединяет. Бледное утро одну за другой выделяет из сердца тьмы влажные формы и окружает их тишиной. Дневной свет несет с собой цвет, а заря — бледность, которая ведь тоже один из видов обнажения. Она выбеливает; она порождает туман или облако, обволакивающее деревья, которые потом дневной свет вырывает из пелены.

Белизна усиливается. Запахи усиливаются. Ароматы усиливаются. Цвета расцвечиваются. Это заря.

Есть нечто более обнаженное, чем нагота. Это страх. Нагота страха, порой прорывающегося во взгляде, когда он внезапно возникает и пронизывает все тело, представляется мне более непристойной, чем просто нагота. Потому что нагота снимает покровы с тела, а страх — с личности, а значит, и с обезличенности.

Страх — это единственная непристойная нагота человечества.

Все остальное — это denudatio.

*

Coire — это латинский глагол, означающий «любовь». Ire значит «идти». Coire означает «идти вместе». Аргумент I: я утверждаю, что соитие — это единственное перемещение человека из зоны видимости. Потому что даже во сне, ночью, человек и многие млекопитающие остаются видимы, несмотря на окружающую их темноту и на то, что они погружены в сон.

*

Эротическое наслаждение выявляет различия тех, кто в нем соприсутствует. Соприсутствие двух alter ego и разделение полов идут вместе. (Согласно латинскому слову sexus — секс, — вид «рассечен» на две «секции» половыми признаками. Homo разрезан надвое.)

Тот же самый и не тот же самый пригоняются друг к другу, но ego и alter «идут вместе».

Это совместное путешествие и есть со-путствие, соитие.

Желание — это alter, возбуждающий его не своей наготой, а обнажением, denudatio. <…>

В доисторические времена размеры другого мира и, соответственно, перемещение в пространстве, возможное в этом мире, определяются шаманским путешествием.

Но куда они вместе идут в соитии? Этого никто не знает.

*

Соитие: путешествие с другим.

Уход: путешествие вовне. Смерть.

Coitus и exitus обозначают сексуальность и смерть.

Внезапный (sub-ire): который идет, оставаясь невидимым.

*

Про двоих любящих в просторечье говорят: «Они ходят вместе». Иногда в момент наслаждения случается, что любовник говорит любовнице: «Осторожно, сейчас улечу». Два самых расхожих выражения для любовной связи и сексуального наслаждения носят активный характер: уходить, выходить, улетать.

*

Со-итие связано прежде всего с глаголом «идти».

Любить — я когда-то видел это в Париже, в Люксембургском саду, в черноватой тени фонтана Марии Медичи, — это, возможно, следовать за тем, кого любишь, рискуя надоесть. Это быть не в силах отдалиться от предмета своей любви. От любви можно стать докучливым, назойливым. Это связь в ее чистом виде. Это та же изначальная завороженность, но к тому же еще и бродячая. Ходить как на привязи. Ходить вместе. Мы следуем за другим по пятам. Цепляемся за другого. Хотим взять его за руку. Мы не можем обходиться без его вида, запаха и т.д.

*

Аргумент II. Я сочетаю «ходить» и «улетать» и объединяю их одним более общим глаголом: «исходить». Надеюсь, это поможет мне обосновать асоциальность любви.

<…>

*

Я только теперь понимаю, почему должен был забыть Неми. И даже почему мне следовало опасаться о ней вспоминать. Она влекла к смерти. Была в этой дивной любви, в самой сути этой дивной любви, какая-то ошибка. Эта ошибка имела отношение к тайне. Неми была идолопоклонницей. Ее идолом была тайна. Она искала некое «здесь», которое надеялась обогатить тем, что прятала его. Всякое «здесь» — это смерть. <…> Только мертвые «здесь». Даже кошкам, или цветам, или облакам, или волнам неведомо это «здесь»: они приближаются, струятся, выгибаются, прыгают. Настоящая тайна не отрезает себя от мира, потому что не боится ни его взгляда, ни суждения. Настоящей тайне не нужна бдительность. Когда уже достаточно пожил, знаешь, что никто никого не интересует. Знаешь, что нет необходимости таиться, чтобы спрятаться.

*

Расщепленная шахматная доска — единственный знак, полученный королевой Гиневрой от рыцаря Ланселота.

*

Индия посвятила себя исходу.

Индийское общество — единственное из известных мне, в котором те, кто его избегал (изгои, отшельники, отступники, трудновоспитуемые, сумасшедшие), не подвергались преследованиям.

Более того, были уважаемы и почитаемы.

Дхаммапада говорит, что каждый по примеру Будды должен стать самому себе Господином.

*

Момент, когда принц Сиддхарта становится «самому себе Господином», так описан в буддистских книгах: и восстал Господин в темноте супружеской спальни.

Он поднимается, стараясь не шуметь, заносит ногу над царственным ложем, он покидает свою уснувшую супругу, перешагивает через спящего подле нее младенца.

Он уходит.

*

Пословица, услышанная в Нормандии, утверждает, что целью человеческой жизни является не плодовитость, не добродетель и не богатство.

Итог прожитых лет заключается в том, чтобы стать Sire de Se[139].

Мы становились Sires de Se, становясь хозяевами тишины.

«Sire de Se» можно с таким же успехом перевести и как «сам себе хозяин», и как «сам себе господин». Но старинная и нормандская форма представляется мне более загадочной и более мощной.

Язык и его последствия не очень-то тесно связаны с сознанием.

Душу волнует всегда то, что передает другой душе нечто необычное, что в ней заложено.

*

Чтобы быть хозяином самому себе, не следует быть своим собственным рабом. Подчас закрадывается подозрение, что наша индивидуальность дальше от нас, чем та зависимость, в которую нас ставит социальное устройство, и менее для нас существенна, чем наше тело.

*

Быть означающим тела, отделить себя от его рождения, отделиться от места, где мы родились, отлучить себя от языков первого лепета, проживать жизнь как вечное рождение.

Жить, как будто мы еще не попали под влияние такого-то и такого-то языка. Как будто смысл еще не оторвался от услышанного, которое нападает на нас во тьме ночи.

*

Аргумент III. Уходить — это основа вселенной. Метафизика предпочитала возвращаться. Возвращаться домой было основой существования. Как герои у Гомера. Как Сократ, отказавшийся уйти; как Платон, который вернулся; как Иисус, отвергший предложение уйти.

Как Гегель, как Ницше, как Хайдеггер. Все nostoi[140] все возвращения. Люди, пораженные ностальгией. Больные возвращением. Улисс — человек, страдающий от nostos.

вернуться

139

Господин себе самому (фр.).

вернуться

140

Возвращения домой греческих героев после Троянской войны (греч.).

55
{"b":"225639","o":1}