Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Когда Нукар пришел в себя и повернулся к ней, он увидел, что она зажгла каменный светильник на подставке и добавила туда потрескивающего тюленьего жира. Но, увидев, что она улыбается, знаком приглашая его к себе на ложе, он испытал такой порыв желания, что снова лишился чувств.

Его голова с шумом упала на ложе.

Очнувшись, он обнаружил, что уже поздно и все легли. Женщина устроила лежанку для них обоих, накидав груду шкур. Он взобрался на высокое ложе. Она была так прекрасна, что, глядя на нее, он думал, что умирает. Ее лицо склонилось над ним. Она пососала его нос. Но овладевшее им желание только еще усилилось. Он раздавил фитиль, трещавший в каменном светильнике. Он распластался на женщине, раздвинув ее ноги. Его напряженный член нашел дыру женщины. Он протолкнул свой член в нее и все его тело проникло в нее, как вдруг он издал громкий крик.

Услышав, что кто-то кричит, все спящие разом проснулись. Они спрашивали:

— Что происходит?

Но им никто не ответил.

Когда встало солнце, женщина вышла из иглу. Она шла, напевая, но Нукара возле нее не было. Не было его и внутри, на ложе из шкур. Впрочем, его пустой каяк все еще был здесь, на берегу, привязанный к деревянному настилу понтона.

Но женщина не пошла к озеру. Она, напевая, обогнула иглу. Она удалялась над озером и равниной. Она скрылась за снежным пригорком, присела там и стала мочиться.

Глава тридцать седьмая

Восемнадцатого августа 1818 года капитан Джон Росс обнаружил в Гренландии людей, проживавших там с эры палеолита. Они кричали его матросам:

— Не убивайте нас! Не убивайте нас! Мы не призраки!

Но они были шестидесятитысячелетними призраками. Датчане не зря вступили в союз с американцами, которые много раз доказывали свою способность хорошо убивать и от оружия и набожности которых чернокожее население Африки и индейцы американских прерий вымирали целыми нациями. И в самом деле, датчане уничтожили найденную народность. Немногие эскимосы, выжившие благодаря охоте на тюленя с помощью костяных гарпунов, сохранились на территории Европы и стали теперь членами ЕЭС.

*

Он снова чувствует головокружение, он впадает в забытье, он падает в обморок, наконец он падает в объятия, из которых некогда произошел и которые вновь поглощают его.

Наслаждение сродни смертному сну, а смертный сон сродни смерти. Вожделение Нукарпятекака больше не хочет видеть. Он гасит фитиль, пылающий в тюленьем жире. Вожделение так сильно, что женщина — это всего лишь женщина, женщина без имени, женщина без слов, то есть неназываемая. То есть с которой он никогда не разговаривает. (Или женщина с еще табуированным именем, «женщина среди всех женщин», если легенда, как я полагаю, восходит к палеолитическому времени.) Когда под покровом темноты мужчина растворяется в женщине, вожделение оказывается таким сильным, что всякий человек, происходящий от женщины, погружается в женщину весь целиком. Охотник на медведя вновь поглощен ночью, рудиментарной ночью, женским половым органом изначальной пещеры, в которой он был когда-то зачат и обрел тело.

*

В мифе об исчезновении Нукарпятекака фигурирует не настоящее иглу, но иллулиак — временное иглу, поставленное на период ловли нерестящегося лосося.

Спальное место на языке эскимосов называется иллек (южная стена) и располагается напротив иппат (места для светильников, северной стены). Так что каменный светильник из легенды, наполненный тюленьим жиром, со служащим фитилем скрученным пучком сухой травы, поставлен с неправильной стороны.

*

Она, улыбающаяся женщина без имени, которой поручено добавлять жир в светильник, наконец обретает песню. И кажется, что радость, характеризующая ее во всех без исключения эпизодах легенды, не просто продолжается в ней за пределами ночи любви, а возобновилась благодаря этой ночи.

А от него, охотника на медведей, не остается ничего, кроме пустой лодки на берегу.

Этот миф выражает нечто очень древнее (женщина без лица, смех как у Аматэрасу, зыбкий матриархат, божественное продолжение рода, табуированное личное имя, присмотр за масляным светильником, при помощи которого женщина поддерживает огонь, подобно тому как ее чрево поддерживает продолжение рода). Удивительнее всего, что мужчина в легенде представляет грязь, молчание, асоциальность; каяк, на котором он рыбачил, прогнил.

Эта гниль относится не к человеку, а к его жертве. Лососю.

Нукар — это лосось. Он не возвращается в женщину — он поднимается к своему истоку.

Его замшелая лодка, его шелушащееся тело символизируют рвущегося против течения на нерест лосося, который достигает своего начала и умирает, отметав икру.

Безымянная женщина в конце легенды не только мочится, когда она приседает: она высиживает яйца. Молоки и икра. Описанное здесь метание икры совпадает с дряхлостью — человеческим возрастом, за которым следует немедленная смерть. Возникновение синхронно концу. Нукарпятекак — это человек-лосось. Женщина — исток. Когда она мочится, легенда уточняет, что это происходит выше весеннего лагеря и озера. Нукарпятекак превращает ее в обновленный, весенний, освободившийся ото льда, струящийся источник, где нерестится лосось. Она поет.

*

Легенда об исчезновении Нукара говорит следующее: на определенном уровне видеть означает исчезнуть. Таков человек, который вожделеет и исчезает в предмете своего вожделения.

Это вечная тема завороженности.

Полумрак, погасить свет, чтобы отдаться той, которой принадлежат источники и лососи, — такова тема избавления от мифа. Это значит разрушить завороженность. Это значит вырвать глаза у зрения. Именно во тьме человек вожделеет; при свете лампы, которую женщина оживила, или под ее взглядом, или перед ее постоянной улыбкой он постоянно теряет сознание. Он бесконечно засыпает. Он умирает.

И наоборот, в темноте он вожделеет.

Гипногогия — это загадочное испытание. Она предполагает колоссальную потерю непроницаемости.

Когда человек засыпает, последние четверть секунды для него — это точка воспарения в пространстве. Я настаиваю на том факте, что язык называет точкой то, что не имеет измерений.

В тот миг, когда граница между бодрствованием и ночным гипнозом начинает разрушаться, исчезает и граница между внутренним и внешним.

Кожи больше не существует, она истончается с головокружительной скоростью. Порог между Внутри и Вне сломан и перейден.

В этот момент космического головокружения лишенное кожи, границ и ног «я» (оно распростерто и парит), поглощая все, что его окружает, само полностью поглощено неким подобием рта, или полости, или таинственной пещеры.

Это стоит подчеркнуть: любой человек, который засыпает, ощущает себя как бы проглоченным. Этой парящей точке, уже рыхлой, но еще впитывающей в себя, представляется, будто она поглощена каким-то пространством, напоминающим свод то ли черепа, то ли вульвы.

Уснуть — это, как и любой восторг, довольно сложный опыт для некоторых людей.

*

Одно и то же слово во французском языке описывает оленя, который отшелушивает чешуйки своих рогов о стволы деревьев, и идущего на нерест против течения лосося.

Оно предшествует смерти, до пределов незнаемого, вплоть до противоположности всего того, что было ведомо. Вплоть до конца света. Вплоть до конца воды.

Человек — это лосось.

Всякое ложе — нерестилище.

Коитус — это смерть.

Еще точнее, если связать смерть и рождение, умереть — это выродиться.

Если умереть — значит выродиться, то рождающийся — это привидение.

*

Нукарпятекак развязывает действие в обратном направлении: он отдается течению. Он погружается в источник. Поглощенный источником, он дает толчок новому падению. Старый Нукарпятекак вскрыл женщину-источник, источник мочится, он снова журчит.

45
{"b":"225639","o":1}