Он начал раскачиваться на ней, быстрее, сильнее, проникая глубже. Ощущения нарастали. Они летели ввысь, они парили. Как только ее спина выгнулась, а голова вжалась в подушку, его горячие уста тут же припали к ее шее. Ее ногти впились в его спину, внутри у нее вспыхнул фейерверк искр, и она закричала. Сверкнула молния, полился свет ярче солнечного. Ураган удовольствия подхватил ее, вознес ввысь и оставил, дрожащую, на берегу страсти.

И тогда она услышала его рычание, он напрягся, его тело стало биться о нее, стремительно, яростно…

— О боже, Мерси! — Прочие звуки удовлетворения и насыщения окружили ее, когда он замер и медленно опустился, чтобы поцеловать ее в губы. — Ну нет, такого я бы не забыл никогда…

Стивен смотрел на полог над кроватью, а Мерси спала, прижавшись к нему. От тех его слов кровь отхлынула от ее лица, и он в ту же секунду пожалел, что произнес их, вспомнил о прошлом, когда она этого не хотела.

Но он сказал правду. Как он мог забыть то, что между ними было?

Он помнил каждую деталь близости с каждой женщиной до той минуты, когда в тот далекий день сел пить чай с Клэр. Он помнил каждое свидание, каждый крик, каждую вспышку удовольствия. И он знал, знал, что все это бледнело в сравнении с тем, что он переживал с Мерси. Ни одна не была столь упругой или столь горячей. Ни одна не обнимала его так, будто умерла бы, если бы отпустила его. Ни одна не увлекала в царство чувств, где переставало существовать что-либо, кроме них двоих.

Она совершенна, она совершенна, его жена. Впервые он осознал, что не допустил ошибку, женившись на ней. Столько в ней было того, что ему нравилось, стольким он восхищался.

Он ошибся. Когда-то он пытался понять, что именно в ней его привлекает… Но его привлекало абсолютно все. Все! Последнее, что он узнал о ней сегодня, просто стало тому достойным венцом.

А он забыл. Забыл, что у них уже была такая ночь. Проклятие, что еще он мог забыть? Такое же важное, как она?

Одной рукой обнимая ее, он поднес другую к лицу и прикоснулся пальцем к шраму. Сначала он думал, что забыл только битвы, кровь и умирающих людей. Потом выяснилось, что забыл и одну сестру милосердия, которая родила от него ребенка. Но теперь понял, что утратил несоизмеримо больше. Он утратил мгновения счастья, мгновения смеха, мгновения удовольствия, превосходившие все, что он когда-либо испытывал.

Несправедливо. Он хотел вернуть эти мгновения. Хотел знать, что происходило в те два года его жизни. Ему это было нужно. Он желал вернуть то, что потерял.

Повернув голову, он посмотрел на лежащую рядом с собой женщину. Волосы цвета меди разметались по подушке так же, как и у него бывало по утрам, когда он просыпался. Темно-рыжие ресницы покоились на щеках. Дышала она очень тихо. Ее сжатый кулачок лежал у него на животе. Ни он, ни она не стали одеваться, потому что их тела согревали друг друга.

В Крыму было холодно, если судить по тому, что он узнал после того, как очнулся, лишенный воспоминаний. Они вместе разожгли огонь, который горел всю ночь, и, вполне вероятно, будет пылать и дальше. Его всегда раздражала эта потеря, но сейчас, когда он узнал, чего на самом деле лишился, негодование клокотало в нем.

Мгновения с ней. Произнесенные слова, разделенная страсть. Он хотел знать, как выглядела первая улыбка, которую она ему подарила. Она флиртовала с ним или это он добивался ее?

Наверняка он. И она сначала противилась. Она была слишком хороша. Мерси покинула Англию, побуждаемая исключительно человеколюбием, а вернулась со страшными воспоминаниями. Она была из хорошей семьи, поэтому поначалу игнорировала его знаки внимания. Да, она не сразу согласилась на то, что он предлагал. И все же каким-то образом ему удалось ее завоевать. В ту ночь, когда на нее напали.

Ублюдки. Лучше им никогда не попадаться ему на глаза, иначе они пожалеют, что родились на свет.

Ее жизнь переплелась с его жизнью. Это было одновременно и благословением, и проклятием. Он содрогнулся, подумав о том, чем все обернулось бы, если бы она не родила от него ребенка. Он бы никогда не увидел ее снова. А если бы увидел… не узнал бы ее, не узнал бы, что между ними было.

В этом и заключался истинный трагизм его недуга. Стивен мог прямо на улице встретить человека, который, к примеру, спас ему жизнь, и попросту не обратить на него внимания только потому, что не узнал бы его. А ему следовало бы угостить его вином. Да что там вином, он должен был купить ему женщину. Но вместо этого он просто прошел бы мимо, как будто этот человек не имеет к нему никакого отношения.

Неведение снедало его. И сейчас больше, чем когда бы то ни было.

Он должен был узнать все, что произошло за эти два потерянных года.

Несмотря на то, что тело в местах, растянутых и побитых за время любовных утех, болезненно ныло, проснулась Мерси в превосходном настроении. Открыв глаза, она увидела, что Стивен смотрит на нее. Солнечный свет, пробивавшийся сквозь неплотно сдвинутые шторы, переливался на его волосах и озарял мужественные линии его родного лица.

Все ее страхи улетучились. Она выдержала испытание этой ночью. Их отношения выдержали эти испытания. Он не догадался, что не она родила его сына. Теперь об этом можно не беспокоиться.

Теперь все будет хорошо. И будут они жить долго и счастливо.

Расслабленно улыбаясь, он провел пальцами по ложбинке между ее грудями.

— Как же здорово просыпаться утром рядом с тобой!

— А я счастлива, когда ты просыпаешься утром рядом со мной.

— Кошмары этой ночью не снились?

— Ни единого.

— Хорошо. — Он нежно поцеловал ее в губы. — Я подумал, не велеть ли слугам принести нам завтрак сюда.

— Мне нравится эта мысль.

— У тебя что-нибудь болит?

Щеки ее вспыхнули при намеке на то, что произошло между ними этой ночью.

— Немного. Я думаю, потом это будет ощущаться сильнее.

— Тогда отдохни сегодня.

— Я не инвалид.

Он склонил голову набок.

— Что ж, тогда можно будет покататься на лошадях. Посмотрим, что здесь и как.

— Было бы чудесно.

— Значит, решено.

Несколько последующих минут он молча выводил пальцами узоры на ее теле, вызывая у нее сладостные ощущения. Она чувствовала, как прямо под кожей закипает желание. Наверное, не нужно было признаваться в том, что у нее что-то болит.

— Какие первые слова сказал я тебе? — спросил он.

— Что?

— Самые первые слова. Что я тебе сказал?

Она нервно облизнула губы, опасаясь, что он поймет, насколько ее взволновал его вопрос.

— «Воды. Дайте воды».

— Я был в госпитале.

По телу ее пробежала дрожь, и все внутри сжалось от страха.

— Да. Ты начинаешь вспоминать?

Неужели бурная ночь всколыхнула его память?

— Нет, но мне кажется, что я смогу воссоздать потерянные воспоминания. Если я буду знать, что тогда происходило, что говорилось, может быть, у меня получится вообразить эти события.

— Зачем это нужно? У нас есть настоящее. Вот что важно.

— Мне не хватает многих воспоминаний и особенно тех мгновений, которые я провел с тобой.

— Но если ты посвятишь свою жизнь прошлому, то не сможешь обзавестись новыми воспоминаниями, и у тебя их станет еще меньше.

— Кто-нибудь другой на моем месте посчитал бы, что ты не хочешь, чтобы моя память восстановилась.

— Что за глупости! Конечно же я хочу, чтобы ты все вспомнил. — Первая настоящая ложь. — Но воспоминания должны вернуться сами. Не нужно тратить драгоценное время на попытки их восстановить. Иначе у тебя может не хватить времени на это…

Удивившись собственной храбрости, она раздвинула ноги.

— Ты говорила, что тебе больно.

— Немножко… Но нам это не помешает.

— Я не хочу сделать тебе еще больнее.

— Тогда живи со мной сейчас, в настоящем. — И, прежде чем он успел ответить, она чуть ли не в отчаянии накрыла его уста своими.