— Да, разумеется. Когда-нибудь нам будет принадлежать все полушарие. Я уверен. Но я ничего не могу сделать без войны с Испанией.

— Мне казалось, вы готовились… вы… готовитесь к такой войне.

— Есть вещи, не известные вам, полковник. — Джефферсон оттолкнул глобус и так порывисто откинулся в странном своем кресле, что я думал, он его опрокинет. — Я получил предложение от императора Наполеона. Как всегда, ему нужны деньги на его войны. Он предложил «уговорить» — именно этот деликатный глагол употребил его посланник — испанское правительство отдать нам Западную Флориду. За сей акт дружеского убеждения он просит два миллиона долларов. И мне хочется дать корсиканскому бандиту pourboire[89].

Меня удивило предложение Наполеона. Еще более меня удивило, что Джефферсон принял его.

— Но зачем покупать то, за что давно уплачено? Разве Западная Флорида не входила в купчую на Луизиану?

— Я всегда так… э, толковал этот несколько расплывчатый документ. Но ни мое толкование, ни постановления конгресса не дадут нам ни фута испанской территории.

— Война даст вам западное полушарие.

— Без сомнения. Но направить армию — и флот — в Мобиль обойдется куда дороже двух миллионов долларов. Кабинет считает, нам выгоднее нанять императора, в конечном счете это дешевле.

— Этот состав конгресса не даст денег.

— Надо уметь попросить, и они все дадут.

— Но тогда не будет войны с Испанией.

— Боюсь, что нет. — Моя нескрываемая печаль лишь подбавила жизнерадостности Джефферсону. Он благодушествовал. — Думаю, мы первая в мире империя, покупающая территорию вместо того, чтобы завоевать ее.

— Никто и не сомневался в нашей уникальности.

Новость удручила меня.

— Что вы намереваетесь делать? — Джефферсон изобразил сочувствие.

— Не знаю. — И я действительно не знал. — Возможно, осяду на земле, которую приобрел на реке Уошито… И стану ждать войны с Испанией.

— Уверен, когда-нибудь она произойдет.

— А если нет… как вы посмотрите на освобожденную Мексику?

— Буду в восторге.

Джефферсон снова стал дипломатом в Париже. Ответы мгновенны, но неопределенны.

— Но подготовка?..

— Я дам вам тот же совет, что дал Женэ и Мишо. Будьте энергичны, удачливы и ни во что не вмешивайте правительство.

Я поднялся. Джефферсон с удивлением заметил, что мы провели вместе два часа.

— Никогда еще так быстро и с такой пользой не проходило время. — Он проводил меня наверх в холл, продуваемый сквозняком и наполненный дымом от плохого камина в столовой.

— У нас плохой дымоход.

— Если хотите, я вам его переделаю.

Когда я умирал с голоду в Париже, я за деньги переложил там несколько дымоходов. Полезный дар.

— Полковник, вы задели мое тщеславие! Я сам все ремонтирую в этом доме.

— Ну, как угодно.

Привратник распахнул парадную дверь. Грум держал мою лошадь на грязном дворе перед домом. Джефферсон с любопытством взглянул на меня.

— Должен сказать, у меня мелькнула мысль, что вы еще вернетесь сюда на постоянное жительство.

— В этот дом? — спросил я самым любезным тоном.

— А почему бы и нет? Но я имел в виду Вашингтон, конгресс. Представляя один из западных штатов.

— Такая возможность не исключается.

— Не упускайте своих возможностей, полковник.

— Мне кажется, не я их упускаю.

Джефферсон покраснел — и пожелал мне всего хорошего.

Мне захотелось отказаться от «мексиканского проекта». Без войны с Испанией большинство западных конфедератов не рискнет взяться за оружие, дабы не навлечь на себя немилость правительства, и, несмотря на все усилия Мерри, я ничего не получу от Англии.

Упав духом, я отправился в Филадельфию, где Джонатан Дейтон попытался снова меня взбодрить. Я получил письма от Хармана Бленнерхассета. Он хотел продать остров и внести свою лепту в мое начинание.

— Он дурак, но денег у него полно.

Мы с Дейтоном сидели у скудного огня в весьма скромной таверне Ричарда Делла, и я, признаюсь, был сумрачен, под стать зимнему дню. Дейтон вовсю старался меня подбодрить.

— Давайте обратимся к дону Карлосу.

Я выразил сомнение в том, что Испания будет финансировать экспедицию, цель которой — отобрать у нее Мексику.

— Ну, я не стал бы так говорить дону Карлосу. — Дейтон улыбнулся: он был прирожденный торговец (торговал травами от укусов змей). — Как раз все наоборот. Я бы начал с того, что хоть мы когда-то и думали об этом — по совету английского посланника…

— Мудрый никогда не лжет. — Я процитировал иезуитский афоризм, но втуне.

— Не так уж важно, что я скажу ему. Испанцы, конечно, знают о наших замыслах, и он скорее поверит мне, если я во всем ему признаюсь.

— Итак, что мы можем предложить Испании?

— Возрождение «испанского заговора».

Дейтон несколько раз встречался с доном Карлосом, и тот дал ему 1500 долларов и пожелал нам удачи. Я тогда еще не знал, что же сказал мой коллега испанскому посланнику. И отнюдь не пришел в восторг, когда в конце концов Дейтон признался мне, что сказал дону Карлосу, будто наша истинная цель — взять Вашингтон, захватить президента и конгресс, выкрасть деньги из Банка Соединенных Штатов, сесть на корабль, отплыть в Новый Орлеан и там создать Западную республику.

— Вы убедили дона Карлоса лишь в том, что я сумасшедший.

— Ну и что с того? — Дейтон был просто наглец. — Его устраивает план, и он готов был раскошелиться.

Устав от всего этого, я возвратился в Вашингтон и подал Джефферсону прошение назначить меня на какой-нибудь пост в правительстве. Я соглашался на любой пост, пусть самый скромный.

Наша встреча состоялась 22 февраля 1806 года. Я держался смиренно, Джефферсон величественно. Я никогда не видел его таким возвышенным. Лучшего слова не подберешь. С безмятежностью всевышнего он объявил, что народ потерял веру в меня и он никак не может предоставить мне какой-либо пост.

— Недоверие нескольких газет вряд ли так уж важно, — сказал я. — Всех нас они когда-то марали.

— Верно. Но к сожалению, вы утратили и политическое доверие.

— На недавних губернаторских выборах в Нью-Йорке я не только победил в городе, но…

— Но, полковник, я говорю о последних президентских выборах, когда, будучи вице-президентом, вы не получили ни единого голоса.

Джефферсон поднялся и занялся клеткой с пересмешником.

Я дал себе зарок сохранять смирение, но это было уже слишком.

— Я не получил ни единого голоса оттого, что выборщики знали, что я не кандидат. А кандидатом на переизбрание я не сделался не по своей и не по их, а по вашей воле, так что ни мои способности, ни их доверие роли тут не играли.

Джефферсон выпустил пересмешника из клетки, и тот сел к нему на плечо. Сел и Джефферсон; снова сказал, что ему очень жаль, но он бессилен мне помочь. Когда лишаешься доверия народа…

Я оборвал его; напомнил, что всего лишь год назад, когда я понадобился ему в сенате, ни он, ни народ не испытывали ко мне недостатка доверия.

— Но с тех пор, полковник, мы услышали столько всякого. — Он говорил задумчиво. — Газеты встревожили народ…

— Для того они и существуют.

Джефферсон выставил палец, и пересмешник на него сел и засвистел.

— Признаюсь, мистер Джефферсон, я удивлен, мне странно слышать, что вы не можете доверить никакой работы человеку, который поднял вас на такую высоту.

Жесткий старый рот стал еще упрямей. Руки упали на стол. Испуганная птица улетела и села на камин.

— Народ оказал мне эту честь, полковник Бэрр…

— Нет, сэр. Вашу победу в штате Нью-Йорк подарил вам Аарон Бэрр, и тот же Аарон Бэрр мог бы лишить вас президентства, скажи он хоть слово.

— Но вы не сказали этого слова, мистер Бэрр. — И я — президент. — Его злость пала на меня, словно топор палача, и мы покончили друг с другом.

Я поднялся.

— Интересно, что сказал бы мир, узнай он, к чему прибегнули вы для того, чтобы стать президентом.