В Пекине понял, что все надежды на созыв Национального собрания в ближайшее время рухнули. Дуань планировал «конференцию по восстановлению», в которой должны были принять участие генералы-милитаристы и «уважаемые деятели», то есть старые бюрократы времен империи. Сунь наотрез отказался участвовать в обмане народа и в специальном заявлении разоблачил затею Дуаня. С этим было покончено.

Снова усилились боли.

Родные и товарищи советовали ему согласиться на операцию. Согласился. Что он терял? Хуже не будет. Лучше? Едва ли. Операцию сделал известный хирург 26 января. Что она показала? Подтвердила, что Сунь Вэнь болен страшной, неизлечимой болезнью: рак печени. Спасти его нельзя. Болезнь вступила в последнюю стадию. Сунь Вэнь был спокоен. Позерство было ему чуждо. Сказал товарищам:

— Я приехал в Пекин с целью достижения объединения страны и построения нового государства. Теперь я нахожусь в когтях неизлечимой болезни. Я не боюсь смерти. Мне только жаль, что не удалось увидеть полного осуществления идей, которых я твердо держался на протяжении десятилетий. Я надеюсь, что товарищи приложат все свои силы в борьбе за достижение цели нашей революции.

В эти дни вспоминал первых своих боевых товарищей — Лу Хао-дуна, Чэнь Ши-ляна, беседы с ними. Особенно одна беседа была памятна: о том, что настоящий революционер не ждет награды, что революционер отдает себя всего революции, которая вправе распорядиться его жизнью. И что его жизнь принадлежит революции. До последнего вздоха.

Потянулись скорбные дни февраля — марта. Уходила жизнь великого борца. Уходили последние дни, часы, минуты, мгновения. Он слабел, но сознание оставалось ясным и светлым. С ним были друзья, товарищи. В Пекин приехал из Кантона Бородин. Больного навещал Л. Карахан.

Сунь Вэнь знал, что ему предстоит выполнить некоторые обязательства перед тем, как навсегда покинет свой пост. Сказать друзьям в стране и советским товарищам то, что у него на душе в эти самые последние, самые искренние минуты в жизни. И надо было спешить. 24 февраля врач объявил, что положение больного быстро ухудшается и жизнь его продлится всего еще несколько дней.

В бессонные ночи, когда оставался один и боли не мучали, он продумывал всю прошедшую жизнь и старался найти слова, которые наиболее полно выразили бы то, что считал важным завещать своим последователям и друзьям. Надо было еще оставить завещание семье. Сыну, Сунь Фо, от которого был далеко не в восторге, он сказал, что, умирая, не оставляет никакой личной собственности и что, если бы после него остался хотя бы один цент, считал бы себя негодяем, для которого революция — одна забава. «Я оставляю после себя свое дело, — сказал Сунь Вэнь, — которое является общей собственностью партии». В завещании написал, что, посвятив всю жизнь исключительно службе народу, он не имел возможности создать себе личное состояние. Детям, уже взрослым и способным позаботиться о себе, он завещает продолжать то дело, которое вынужден оставить неоконченным.

Утром 11 марта он внимательно прочитал продиктованный им накануне текст завещания Гоминьдану и подписал его. Каждое слово этого завещания — частица души бессмертного Суня.

«Сорок лет жизни отдал я делу национальной революции, имеющей целью принести Китаю свободу и равенство. Накопив сорокалетний опыт, я глубоко осознал, что для достижения этой цели необходимо пробудить массы и вести борьбу в союзе с народами мира, строящими отношения с нами на основе равенства.

Революция и теперь еще не завершена. Чтобы довести ее до конца, мои единомышленники должны и впредь энергично действовать, руководствуясь написанными мной «Планом строительства государства», «Общей программой строительства государства», «Тремя народными принципами», а также «Манифестом I Всекитайского съезда». Особенно же необходимо в минимально кратчайший срок добиться осуществления выдвинутых мной совсем недавно требований о созыве Национального собрания и аннулирования неравноправных договоров.

Такова моя последняя воля.

Сунь Вэнь.

11 марта 1925 года».

В последние часы жизни мысль великого Суня была обращена к Москве, к братскому советскому народу, верному другу Китая. Ему он адресовал строки, полные непоколебимой веры в нерушимость боевого союза двух великих народов. И эти чувства его и мысли он выразил в последнем обращении к Советскому Союзу:

«Дорогие товарищи члены Центрального Исполнительного Комитета Союза Советских Социалистических Республик!

Меня одолел неизлечимый недуг. Мысли мои обращены и сейчас к вам, обращены к моей партии и к будущему моей страны.

Вы возглавляете Союз свободных республик. Этот Союз свободных республик есть то подлинное наследие, которое бессмертный Ленин оставил миру угнетенных народов. Опираясь на это наследие, народы, изнывающие под гнетом империализма, отстоят свою свободу и добьются освобождения от существующего в мире строя, издревле основанного на рабстве, войнах и своекорыстии.

Я оставляю после себя партию и надеюсь, что Гоминьдан, завершая свою историческую работу по освобождению Китая и других павших жертвой агрессии государств от империалистического строя, объединит свои усилия с вами.

Волей судьбы я вынужден оставить дело своей жизни незавершенным и передать его тем, кто свято соблюдает принципы нашей партии, наставляет и организует моих истинных единомышленников. Поэтому я завещаю Гоминьдану продолжать работу в области национально-революционного движения, чтобы Китай смог сбросить с себя ярмо, навязав которое империалисты низвели его до положения полуколониальной страны. Ради этой цели я повелел партии и впредь укреплять сотрудничество с вами. Я глубоко убежден, что и ваше правительство будет, как прежде, помогать моему государству.

Дорогие товарищи! Прощаясь с вами, я хочу выразить мою пламенную надежду — надежду на то, что скоро наступит рассвет. Настанет время, когда Советский Союз, как лучший друг и союзник, будет приветствовать могучий и свободный Китай, когда в великой битве за свободу угнетенных наций мира обе страны рука об руку пойдут вперед и добьются победы.

С братскими пожеланиями вам всего наилучшего Сунь И-сянь.

11 марта 1925 года».

Он подписал послание и отдал его товарищам. Все земные дела были закончены. Свой долг он исполнил до конца.

Уже пахло весной. Всюду зеленели молодые побеги. Жизнь совершала свой вечный круговорот.

С каждым днем становилось теплей. Солнце стояло высоко над древним городом. Века прошумели над ним. Века китайской истории.

Для Сунь Вэня, для всего того, что было в нем смертного, день жизни угасал. Но дело великого Суня восходило над Китаем подобно могучему светилу, озаряющему бесконечными, немеркнущими лучами будущее, которое вечно.

Он умер 12 марта 1925 года в 9 часов 30 минут утра. И последние произнесенные им слова были: «Мир… Борьба… Спасти Китай…»

Вот годы и дни его жизни: 58 лет б месяцев и 12 дней.

Имя его и борьба не будут забыты никогда.

Печальная весть дошла до Москвы в тот же день, 12 марта. Вышедшие 14 марта утренние газеты напечатали подробные сообщения из Пекина и Кантона, отклики из многих стран мира, статьи и воспоминания о Сунь Вэне.

Весь Союз Советов искренне скорбел по поводу тяжелой утраты, которую понес братский китайский народ. К Китаю и его борьбе всегда были устремлены взоры и сердца советских людей. И в дни печали и траура, в дни скорби советские люди чувствовали ту же боль, что их китайские товарищи, ту же горечь, то же волнение. Но и ту же уверенность, что дело, которому Сунь Вэнь отдал сорок лет жизни, труда и мужественной борьбы, восторжествует!

Слова сердечного участия, слова утешения шли из Москвы в Китай. Они звучат в послании президиума ЦИК СССР китайскому народу, в соболезновании Совета Народных Комиссаров Союза ССР семье Сунь Вэня, в сотнях и тысячах писем и телеграмм, отправленных в те дни туда, в далекий, но близкий Китай рабочих и крестьян, революционных масс, патриотов.