Существование столь обширного заговора не могло оставаться долгое время неизвестным кантонским властям. Но можно ли было ожидать, что Чан Кай-ши, под командой которого находились лучшие части кантонских войск, или Ху Хань-минь, фактически покровительствовавший своему преступному братцу И-шэну, поднимут массы на борьбу против новых злодейских замыслов империалистов и их китайского реакционного охвостья? Жизнь Сунь Вэня, само существование революционной базы на Юге были в большой опасности.
И к тому же Сунь Вэнь был болен. Тяжко болен… Еще никто не знал об этом.
В это время он выполнял еще одну трудную задачу. В январе, когда еще заседал конгресс Гоминьдана, начал он читать серию лекций о «Трех народных принципах». Заново написать то, что погибло в огне в ту страшную ночь, 16 июня 1922 года, не было ни сил, — ни времени, ни материалов. Он решил устно изложить товарищам по партии свои взгляды по важнейшим вопросам теории революционного преобразования китайского общества, чтобы они могли лучше, успешнее самостоятельно вырабатывать революционное мировоззрение. Первому разделу — принципу национализма — он посвятил шесть лекций. Второму разделу — принципу народоправства — столько же. И столько же лекций думал он прочитать о третьем (важнейшем) разделе — о принципе народного благосостояния. Читал вначале по одной лекции в неделю. Иногда приходилось переносить очередную лекцию на следующую неделю или откладывать на две недели. 24 августа он читал четвертую лекцию по принципу народного благосостояния. Уже перед самым концом лекции ему стало очень плохо. Страшная боль раздирала правый бок. Он упал и потерял сознание.
Больше всех других он переживал случившееся. Нельзя показывать свои слабости на людях. И нельзя доставлять радость врагам.
Дома, когда остался один, тщательно прощупал правую сторону живота. Печень явно увеличена, уплотнена, и край ее неровный. Неужели опухоль?
Советоваться с врачами? Оперироваться? Если с печенью плохо — операция ни к чему. А вмешивать в дело врачей, значит поднять шум. Нет! Его болезнь — государственная тайна. Об этом никто не должен знать. Никто. Если завтра в Сигуани узнают, что он тяжко болен, завтра же oб этом будут знать Гонконг и весь враждебный мир контрреволюции, а послезавтра этот мир постарается обрушиться на революционную базу всеми силами, которые уже подготовлены тайно или развертываются явно. Но, с другой стороны, знать о том, что он, быть может, опасно болен, и ничего не предпринимать — разве это не равносильно самоубийству? Пусть! Сейчас весть о его болезни может обострить опасность для революционного дела. Значит, сейчас нужно скрывать и молчать. Только бы унять боль, не дающую ни думать, ни работать…
А тем временем громоздкая машина заговора понемногу приходит в движение: Армия шантуаней укомплектовалась новыми отрядами. Агенты Чэня набрали до двадцати тысяч головорезов. По всему Гуандуну шла «тихая» мобилизация резерва: помещичьих стражников — миньтуаней. Ждали лишь прибытия дополнительного груза оружия и боеприпасов, закупленных Чэнем в Гонконге еще в июне: семьдесять тысяч винтовок и пистолетов «маузер» и три миллиона патронов. Груз ожидался со дня на день. Другой Чэнь (Чэнь Цзюн-мин) приводил в боевую готовность свои войска: пятьдесят-семьдесят тысяч человек. И секретные группы готовились к своим операциям.
10 августа груз прибыл на норвежском пароходе «Хаф», который стал на якорь недалеко от острова Вампу. Для ввоза оружия частными лицами требовалось разрешение военного министерства. Шантуани, недолго думая, обратились к чиновнику, ведавшему выдачей таких разрешений, и тот (возможно, за взятку или потому, что сочувствовал просителям) все оформил. Испрашивая разрешение, главари шантуа-ней, однако, скрыли, что оружие уже прибыло в Кантон. Сунь Вэнь, узнав 11 августа об этой истории, приказал: чиновника с работы снять, оружие конфисковать и передать курсантам академии Вампу, а лидерам шантуаней, господам Чэнь Лянь-бо и Чэнь Гун-шу, явиться к нему для объяснений. Ни тот, ни другой не подчинились и бежали в Гонконг. А шантуа-ни устроили сбор и потребовали выдачи их оружия, угрожая восстанием. Они отправили две тысячи своих молодчиков к дому Сунь Вэня с криками: «Возвратите оружие!» Крикунов разогнали.
Правые, гоминьдановские лидеры, «союзные» гуансийские и юньнаньские генералы, тайно связанные с шантуанями, оказывали сильное давление на Сунь Вэня, чтобы склонить его к «компромиссу» — выдаче оружия заговорщикам.
20 августа кантонские купцы-компрадоры объявили забастовку и начали строить оборонительные сооружения в западных районах города, особенно в Сигуани. Сунь Вэнь приказал подтянуть войска и вооружить рабочих и окрестных крестьян. Шантуаии не дремали и лихорадочно готовились к мятежу. Для обеспечения политической поддержки империалистов они 24 августа обратились к дипкорпусу в Пекине с призывом о вмешательстве. Узнав об этом, Сунь Вэнь заявил, что, желая избавить жителей Кантона от ненужных опасностей, правительство пыталось уладить конфликт с шантуанями мирными средствами, полагая, что они одумаются и подчинятся властям. Но ввиду их агрессивного поведения правительство объявляет попытку ввоза оружия актом государственной измены, который будет, безусловно, подавлен всеми средствами, имеющимися в его распоряжении. К этому Сунь Вэнь добавил, что, если шантуани будут продолжать свои военные приготовления, он, не колеблясь, прикажет открыть огонь. Пришло время, когда революция могла заговорить со своими врагами языком пушек!
На выручку шантуаням бросился британский генеральный консул в Кантоне сэр Бертрам Джайлс. 29 августа он отправил Сунь Вэню «предупреждение», что в случае, если он прикажет открыть огонь по Сигуаню, английский флот начнет бомбардировку Кантона.
Сунь Вэнь с гневом и презрением отверг английские угрозы. Не те времена, господа! Первый проект ответа, составленный в министерстве иностранных дел, он забраковал. «Разве таким бесхребетным языком следует сейчас разговаривать с этими разбойниками с большой дороги!» — возмутился Сунь Вэнь. И совместно с Чэнь Ю-жэнем, своим ближайшим сотрудником, написал ответ в форме обращения к внешнему миру.
Правительство «рабочей» партии, бывшее тогда у власти в Англии, едва ли могло представить себе, каким скандальным провалом закончится его авантюра в Кантоне. Ответ кантонского правительства был услышан во всем мире. Он прозвучал как пощечина зарвавшимся английским империалистам.
Английское вмешательство вызвало волну протестов в Китае и во многих других странах и в самой Англии. Наиболее горячую поддержку китайскому народу оказали советские люди. В СССР началось массовое движение под лозунгом «Руки прочь от Китая!», облетевшим весь мир.
В эти дни народный комиссар иностранных дел СССР Г. В. Чичерин писал в «Правде»:
«Столицей освободительного движения в Китае является Кантон. Это территориальная база демократической национально-революционной партии Гоминьдан с ее испытанным вождем старым революционером Сунь Ят-сеном во главе. В это место империализм должен был прежде всего ударить. И эту задачу, задачу удушения освободительного движения, взяло на себя правительство Макдональда. Оно желает, чтобы в Китае при его помощи, так оказать его руками, воцарилась жестокая контрреволюция, точно так же, как с помощью правительства рабочей партии Англии держится в Болгарии правительство погромщика и палача Цанкова».
Правительству Макдональда пришлось забить отбой.
Шантуани временно присмирели.
На Севере Китая в это время началась очередная драка между чжилийскими и фынтяньскими милитаристами. Сунь Вэнь решил воспользоваться этим и нанести удар по тылам У Пей-фу. Он приказал сосредоточить часть кантонских войск в Шаогуани, недалеко от границы провинции Цзянси.
Пришли важные известия. Москва согласна предоставить кантонскому правительству заем в сумме десяти миллионов юаней на создание Центрального банка в Кантоне. И еще очень важная новость: на подходе к Кантону несколько советских транспортов с важными грузами для Национально-революционной армии.
