— А ты говорил, здесь запустение!
— Черт возьми! Уж не продали ли они усадьбу? — Увидев свежепобеленные стены, Дамиан еще больше изумился: — Точно, продали!
Но окончательно он был сражен, когда на пороге дома появилась женщина. На Белобрысого она тоже произвела сильное впечатление. Как она не походила на жительниц гор! Невысокая, хорошо сложенная, пухленькая, крепенькая, точно куколка, с белокурыми волосами и светлыми глазами. Кожу ослепительной белизны оттеняла веселая расцветка платья из набивной ткани, поверх которого был падет белоснежный передник. Вся она так и сияла чистотой и опрятностью, отнюдь не свойственными уроженкам этих мест.
— Добрый день, сеньорита, — наконец поздоровался Сухопарый, поднося руку к сомбреро. — Вы купили этот дом?
— Нет, я жена хозяина.
— Фе… Федерико?
— Его самого.
— Черт возьми! А где же ваш муж? Я хотел бы его поздравить!
Женщина улыбнулась. У нее оказались остренькие, как у кошечки, зубы, наводившие на мысль о том, что под видимой кротостью, почти безмятежностью, скрывается нечто иное. От улыбки на ее щеках заиграли хорошенькие ямочки.
— Он спустился в Гвадалахару уладить кое-какие дела… А что вы хотели?
— Да так, зашли промочить горло. Каждый год мы оставляем багры на берегу и приходим сюда за вином.
— Ну что ж, милости просим. Я вам продам. Многие приходят сюда за вином. А что в нем особенного?
Она провела их в сени. Мощеный пол Сухопарый еще никогда не видел таким чистым. Полки для кувшинов сверкали, рядом выстроилась в ряд фаянсовая декоративная посуда — незамысловатая, весело сияющая глазурью.
— Вот это да!.. Сразу видать, что в этом доме не хватало хорошей хозяйки! Такой, как вы! У вас золотые руки! Вот бы мне такую хозяйку, не в укор будь сказано моей Энграсии!
Женщина засмеялась. Она усадила их за чистый сосновый стол, над которым висела тщательно привязанная к стропилу липучка без единой мухи.
— Господи Иисусе! Ну и болтун же вы! — воскликнула она и, обернувшись к Белобрысому, с улыбкой спросила: — А вы немой?
— Что вы! — ответил за него Сухопарый, — Просто он никогда не видел таких женщин, вот и онемел.
Женщина скорчила недоверчивую гримасу и, проходя мимо Белобрысого, притворно шарахнулась в сторону. Тот проглотил слюну и выдавил из себя несколько слов, стараясь говорить сипло, чтобы казаться солиднее.
— Это верно, я еще никогда не встречал таких женщин, как вы.
— Спасибо за комплимент, — ответила она ему, ласково улыбаясь. — Сейчас принесу вам вина.
И она вышла через низенькую дверцу. Сухопарый с силой хлопнул Белобрысого по плечу.
— Выше голову, парень! Перед женщинами нельзя робеть!
— Конечно… А зачем ты ей наврал про жену?
— Таким красоткам, — отвечал Дамиан почти шепотом, — больше нравятся серьезные мужчины. Когда за ними начинаешь ухаживать, надо как можно чаще говорить про жену и про детей. А если еще прибавишь, что любишь их, тем лучше. Она больше оценит то, что ты потом сделаешь… Мотай себе на ус, Грегорио! И запомни, скромность тоже кое-что значит!
— Еще чего, Сухопарый… Очень мы ей нужны…
— Ты меня с собой не равняй, — возразил Сухопарый.
— Я и не равняю… Ах, если бы она разрешила мне стать ее слугой, я мог бы видеть ее каждый час!
Женщина вернулась с кувшином вина и двумя стаканами. Стаканы были чистые, но, прежде чем поставить на стол, она еще раз тщательно протерла их льняным полотенцем и посмотрела на свет.
— Я принесла вам одно из лучших вин, этот виноград растет на самой макушке холма, — сказала она, склоняясь над стаканами, отчего ее грудь, надежно прикрытая платьем, стала еще соблазнительнее. — По четыре реала за кварту.
— Черт возьми! Как оно подорожало! С двух-то реалов…
— Два реала стоит слабенькое, — ответила она с решительной улыбкой. — Если хотите, я принесу…
— Оставьте это, — снова проговорил Белобрысый.
— У нас такого вина только один бурдюк, а стало быть, и цена ему выше.
Отхлебнув немного, Сухопарый подмигнул.
— Могу поклясться, вино то самое, что стоило два реала… Впрочем, именно поэтому можно заключить, что вы хорошая хозяйка, — произнес он насмешливо.
— При чем тут хозяйка? Уверяю вас, оно того стоит. Еще никто не жаловался, что дорого.
— Потому что продаете это вино вы! — осмелел наконец Белобрысый, отхлебнув большой глоток.
— Неужели?! А вы, оказывается, умеете говорить! — засмеялась женщина.
— Почему бы вам не выпить с нами стаканчик?
— Не могу, у меня дел много, — вздохнула она, вспомнив о своих обязанностях.
— Мы сейчас уйдем… Принесите нам еще кувшин… Этот и тот, что вы принесете, как раз наполнят наш бурдюк.
— Только, чур, здесь не напиваться, хорошо? — смеясь предупредила она и снова скрылась в дверях.
— Не беспокойтесь, — крикнул ей вслед Сухопарый. — Мы, сплавщики, народ стойкий!
— Будь я королем, сделал бы ее королевой! — из глубины души вздохнул Белобрысый.
Вскоре женщина принесла еще один кувшин, побольше. Мужчины следили за каждым ее движением.
— Дайте-ка еще стаканчик.
Опа сняла с полки стакан, но позволила налить себе чуть-чуть и не присела.
— Только чтобы вас уважить, — сказала она.
Всякий раз, когда Белобрысый хотел украдкой полюбоваться ею, его взгляд неизбежно сталкивался с ее глазами и он видел складку возле ее губ — не насмешливую, не веселую, а какую-то такую, что он вдруг сказал:
— Да, работы у вас хватает… Как вас зовут? Хочу запомнить ваше имя на всю жизнь.
— Так уж и на всю, — пошутила она, — Меня зовут Ньевес{Nieves (исп.) — снежная.}.
— Вам очень подходит это имя. Судя по говору, вы не здешняя.
— Я из Валенсии.
— Ваше здоровье, Ньевес, — произнес Сухопарый, поднимая стакан. А затем, поставив его на стол, осмелился спросить: — Как вы вышли замуж за Федерико?
— Священник поженил. Как всех.
— Я не о том… — не отставал Сухопарый, который никак не мог себе представить тщедушного Федерико рядом с этой женщиной. Но она не дала ему договорить:
— Когда я сюда попала, у меня прямо сердце сжалось. Но, как видите, дела наши идут на лад. Прежде всего я привела в порядок дом, посадила цветы… Здесь почему-то не любят цветов, не то что у меня на родине.
Сухопарый кивнул, вспоминая угрюмых женщин из его родных мест.
— А сейчас муж отправился в город, чтобы узнать, не удастся ли нам приобрести кое-какие сельскохозяйственные инструменты да нанять нескольких работников. Мы собираемся вспахать эту землю. Муж получил кое-что в наследство от дяди, который жил в моих краях… Но если бы я не присматривала за всем… Еще столько нам нужно!.. Земля, конечно, вернет Сторицей, но когда это еще будет!
— Ну и вино! — причмокнул Сухопарый, воспользовавшись паузой, — Правильно сделали, что повысили на него цену. Глядишь, и мы, пьяницы, поможем вам: с миру по нитке — голому рубаха.
— Жаль, что у меня нет денег! — порывисто воскликнул Белобрысый, — Я бы все вам отдал, сейчас же. Чтобы вы поскорее, — прибавил он, — подняли хозяйство.
— Правда? — улыбнулась она, глядя на него широко открытыми, немигающими глазами, и складка возле ее губ стала приветливей, — Спасибо вам большое!.. Понемножку все уладится. У нас уже есть три свинки. Такие красавицы!.. Муж чуть было не купил первых попавшихся, с черными пятнами. Но я выбрала трех беленьких-пребеленьких, пухленьких-препухленьких.
В голосе ее и словах звучало сладострастие, словно она говорила не о поросятах, а о женщинах.
— А щетинка у них, — восхищалась она, словно девочка своими игрушками, — светленький пушок, так и золотится на солнышке. Любо-дорого посмотреть… Совсем как у этого парня…
И она вдруг ткнула пальцем в грудь Белобрысого, из-под расстегнутой рубахи которого виднелась белая кожа с редкими завитками белокурых волос. У Белобрысого перехватило дыхание. Казалось, палец ожег его огнем. Сухопарый нахмурился. Она вздохнула и проговорила, словно пробудившись от сладкого сна.