Неожиданно, как и все за последние минуты, Бравков увидел «мессершмитт», несущийся на него с явным намерением раздавить, уничтожить. Бравков потянул за стропы купол парашюта на себя. Скорость спуска увеличилась. Истребитель пронесся выше купола.

— Видали мы таких фраеров! — вслед ему крикнул Бравков. Новую опасность он почувствовал с земли. Там кружком стояли люди и что-то проделывали, то поднимая, то опуская руки. Каждое их движение сопровождалось глухими хлопками. Бравков поднял голову. Смутная догадка о том, что стреляют, подтвердилась — купол был пробит пулями. Он был уверен, что находится на своей территории, но рука машинально потянулась к кобуре за пистолетом. Приближение земли он заметил с опозданием. Она не просто приближалась, она неслась ему навстречу. Ноги не выдержали удара о землю. Бравков упал, а подняться на ноги не успел. Над ним, угрожая штыком, кто-то стоял: Бравков не мог сразу определить — свой это или немец. А тот, тоже не зная, кто перед ним, в суровом молчании не спускал глаз с Бравкова.

— Ну, что ты вылупился? — не вытерпел Бравков и заковыристо выругался.

Боец, а Бравков уже узнал в нем своего, с облегчением поставил винтовку к ноге, качнул головой. На лице его заиграла добродушная удивленная улыбка. Словно он увидел перед собой знакомого из родных мест. Скорее сморщился, чем улыбнулся в ответ Бравков, оберегая свою саднившую спину, попросил:

— Закурить дал бы.

— Эт можно, браток.

Закурить им не довелось. Прикатила «эмка», из нее появился старший лейтенант, пехотинец. Он торопливо подошел к сидевшему на земле Бравкову, вырвал у него из рук пистолет, забрал из кобуры запасную обойму.

— Взять его! — скомандовал он приехавшим с ним двум бойцам.

Новый приятель Бравкова взирал на происходящее с видом человека, допустившего неосмотрительность, виновато пряча в карман кисет с табаком.

— Но, но, потише вы, архангелы! — запротестовал Бравков. Его сунули в машину, куда-то повезли, предварительно зашторив окна «эмки». Привезли его, как он позже узнал, к командиру дивизии, о которой говорил командующий, провожая их в последний полет.

В блиндаже, куда привели Бравкова, находились генерал и полковник.

— Кто, откуда, зачем пожаловали? — бесстрастно спросил генерал.

Все, что Бравков успел оценить в новой обстановке, говорило о том, что он у своих.

— Стрелок-радист старшина Бравков. Вместе с летчиком старшим лейтенантом Когтевым и штурманом лейтенантом Заблоцким тут недалеко бомбили переправу по заданию командующего армией генерал-майора Мерцалова.

Генерал и полковник переглянулись.

— Командир, комиссар полка кто у вас? — спросил полковник.

— Командир полка у нас майор Лунев Максим Петрович, комиссар — батальонный комиссар Овсий, начальник штаба — капитан Вороненко.

— Переправу-то разбомбили? — поинтересовался генерал.

— Не знаю, товарищ генерал. Не видел, занят был. Их же девять штук было.

— А нам вот доложили, что к нам спускается на парашюте один из тех твоих крестников, — проговорил генерал. — Ну, что ж, будем считать это приятной для всех нас ошибкой. А тебе, старшина, спасибо за службу. Пал Николаевич, — обратился генерал к полковнику, — распорядитесь, чтоб медики оказали помощь храброму летчику.

Через полчаса забинтованный Бравков вышел из блиндажа и угодил в круг бойцов, будто специально поджидавших его.

— Ну, как, Иван, дела? — спросил небольшого роста красноармеец. Бравков удивился про себя: как это они могли узнать его имя?

— Все в порядке. Только вот генерал спросил насчет переправы, а я не знаю, разбили мы ее или нет.

— Разбили, разбили, — заверили несколько голосов.

— Если бы не разбили, сейчас немчура бы уже наседала.

— Чего это тебя, брат, так запеленали? Ранило? — спросил высокий пожилой боец.

— Да нет, подпалило малость. У нас, хлопцы, раненые редко бывают. Либо жив-здоров, либо в ящик сыграл.

— Ну и служба у вас…

— Служба как служба. Вот ему, например, — Бравков указал на маленького шустрого бойца, — дай разок подняться в воздух, так его потом за уши не оттащишь от самолета.

— Да ты что, Ваня, — взмолился тот, — я лучше здесь на земле три раза помру, а к чертям на кулички не полезу. Я вот смотрел на вас там, так у меня мурашки по спине бегали. Нет, земля понадежнее.

Перебивая друг друга, бойцы начали рассказывать о всем, что они видели в воздухе. Они рассказывали, как из объятого пламенем большого самолета выбросился человек, как его немцы расстреляли в воздухе, когда он спускался на парашюте. Потом, как из самолета, когда он уже не летел, а кувыркался, неожиданно выбросился еще один человек. Между разговорами бойцы совали в руки Бравкова кто кисет с табаком, кто папиросы, кто печенье, выражая этим, должно быть, свое уважение к нему.

— А скажи, почему тот немец, который пошел на тебя, не стрелял? Ведь он мог и тебя расстрелять, как того — первого?

— Скорее всего потому, что у него кончились патроны. Он, наверно, хотел подцепить меня на крыло и притащить туда, к себе на потеху. Есть у них такая зверская манера, — отвечал Бравков, мучительно раздумывая: кто же выбросился первым — командир или штурман? Кто и почему остался в объятом пламенем самолете?

До штаба армии Бравков добрался только на следующий день. Штаб располагался в лесу. Бравкова на каждом шагу останавливали, подозрительно оглядывали, спрашивали: «Кто, что надо, почему?..» — и передавали по цепочке кому-то другому. Наконец он оказался у дежурного по штабу. Вид у Бравкова действительно был неподобающим. Сгоревшие гимнастерка и комбинезон клочьями болтались на забинтованной спине, воротник гимнастерки не сходился и был расстегнут. Сам он за двое суток изрядно умотался, утратив свой бравый вид.

— Кто вы такой? Что вы здесь ищете? — опросил дежурный строгим тоном, каким Бравкова не раз спрашивали о том же по дороге, грозясь расстрелять, как диверсанта.

— Я старшина Бравков, ищу командующего армией.

— А я, значит, вас не устраиваю?

— В данном случае — нет, товарищ капитан. Я обязан доложить генералу лично.

Бравкову стало душно, лицо era покрылось потом, он навалился плечом на стену. Вернулся посыльный.

— Товарищ капитан, командующий приказал немедленно старшину к нему.

— Пошли, старшина, — засуетился дежурный, помогая Бравкову.

Командующий с группой командиров стоял на полянке с развернутой картой в руках.

— Товарищ генерал, по вашему приказанию старшина Бравков доставлен, — зычно доложил дежурный.

— Товарищ генерал-майор, — стал было докладывать Бравков, но командующий остановил его:

— Знаю, все знаю. С возвращением, старшина. Ты-то как?

— Все хорошо, товарищ генерал.

— Да уж вижу… Вот, товарищи, первый случай на нашем фронте. Этот орел из пулемета сбил три вражеских истребителя, вооруженных пушками. Он был один, а их девять… Старшина Иван Бравков заслуживает самой высокой награды Родины.

— Служу Советскому Союзу! — бодро и по-уставному откликнулся Бравков и тут же добавил: — Командир экипажа и штурман больше меня достойны награды.

— Старший лейтенант Когтев и лейтенант Заблоцкий тоже будут награждены… к великому прискорбию, посмертно… Запомни, старшина, твой командир неимоверными усилиями направил почти неуправляемый самолет на скопление войск противника и героической смертью своей приблизил нашу неизбежную победу.

Это было на двадцать седьмой день войны. Наш авиаполк был выведен из боя и направлен на переформирование. После госпиталя старшина Бравков намеревался вернуться к своим боевым товарищам.