Остаться с ней?! Нет. И мало ли что болтает безумная старуха? А быть может, это очередная проверка братьев?

— Я не останусь.

— О–о–о, ты не знаешь, от чего отказываешься! Я научу тебя всему, что знаю, ты будешь жить долго, о–очень долго, сможешь видеть сквозь землю и горы, сможешь править… У тебя есть асир? Дай хоть один асир бедной женщине!

— У меня ничего нет.

— Как жаль… Дай хоть что‑нибудь! Платок или нож. Ведь у тебя же есть нож…

Далмира попятилась. Старуха внушала ей страх. Зачем меня к ней привели?

— Нет! — ответила девушка. Она помнила предупреждение Инсторна. — Я ничего тебе не дам.

— Они, они научили тебя! Дураки, они не знают, что обречены… Ладно, слушай, Судья… Ни ты, ни кто‑то другой не уничтожите зло в людях… Потому что вы сами зло!

Голос старухи вдруг обрел силу, зазвучал уверенней и громче:

— Первый, кто выковал меч, выковал его не для добрых дел, и тот, кто его носит, своей смертью не умрет…

Ведьма расхохоталась.

— Ты хочешь быть Судьей, думаешь, что зло должно быть наказано, и ищешь справедливости? Глупая девчонка! Удар меча вызывает лишь ненависть, и не может кого‑то исправить. Будешь делать добро или творить зло — люди все равно станут проклинать тебя, не жди от них благодарности…

Старуха замолчала.

— Уходи, раз не хочешь остаться, мне больше нечего тебе сказать, красноволосая…

Далмира молча поклонилась, повернулась и пошла обратно. Инсторн ждал у выхода из рощи.

— Кто она? — спросила Далмира.

— Отшельница. Иногда мы спрашиваем ее совета.

— Отшельница? По–моему, она ведьма!

— И ведьма.

— В Арнире ведьм казнят…

— У нас нет, — Инсторн помолчал, потом сказал:

— Она слепа, но видит лучше любого смертного. Если она отпустила тебя живой, значит, тебе можно верить.

— Что?

Инсторн смотрел прямо, не скрывая глаз:

— Ты должна простить нас. Так было нужно. Мы должны верить тебе, а ведьма видит душу человека.

— Когда же кончатся ваши испытания? — вспыхнула Далмира.

— Никогда.

— Что?!

— Я пошутил, — Инсторн улыбнулся и поправил висевший на бедре меч. — Теперь я верю тебе, Далмира.

— Спасибо, — буркнула она.

— Идем. Аргерд ждет нас. Будет суд.

Далмира волновалась. Кого она станет судить? Что этот человек сделал, велика ли его вина? Она так измучилась вопросами, что была рада этой маске на лице. Она скроет ее неуверенность и чувства.

Судьи вошли в селение через ворота. Маленький поселок на десяток дворов, и ни забора, ни вала — граница далеко. Но дозорная башня есть. В каждом селении Пограничья есть такая башня, с нее предупреждают о набегах хелмаров или иной беде…

Далмира увидела, что спутники приосанились, движения их приобрели солидность и значимость — и последовала их примеру. Не торопясь, чинно и важно Судьи вышли на площадь перед домами.

Селян было не так много, в основном собрались мужчины. Далмира почувствовала косые любопытные взгляды, но и только — никто из мужчин не смел разглядывать ее дольше двух мгновений. Глядя на этих людей, Далмира успокоилась. Все будет хорошо. Мы станем судить по совести, и люди поддержат нас.

— Кто обвиняет? — проронил Аргерд.

— Я, — вышел вперед высокий худощавый селянин. Его лицо сразу не понравилось Далмире, но девушка решила отбросить догадки и судить по истине.

— Кого обвиняют? — спросил Инсторн.

— Меня, — вышел человек. И тот и другой не отличались от прочих селян ни одеждой, ни обувью. Широкие плечи, крепкие мозолистые руки. Что делить этим людям?

— Староста, почему ты не рассудил их? — спросил Аргерд. Староста, еще мощный старик, пожал плечами:

— Они просили Судей! Не доверяли мне, — от него несло острым запахом невыделанной кожи. Кожевенник, догадалась Далмира.

— Почему?

— Она моя дочь…

Дело в женщине! Высокий обвинял односельчанина, что тот встречался с дочкой старосты, которая обещала сердце и приданое ему, а теперь отчего‑то не хочет его видеть.

— Я дарил ей браслеты и кольца, красивую одежду, — кричал высокий, — а он заставил ее меня бросить! И все мои дары пропали!

— Вот как! — закричала какая‑то женщина. — Ты обещал жениться на мне, а сам дочку старосты обхаживаешь!

Толпа загудела. Инсторн ударил в било, прекращая шум и споры.

— Мы выслушаем всех, — сказал он. — И тебя, женщина.

Далмира слушала свидетелей и радовалась, что маска скрывает ее лицо. Люди, люди… И это вы считаете бедой и зовете Судей?

Ловкая девица охмурила двух парней, исправно получая от них подарки в счет будущей свадьбы. Причем взаимностью отвечала лишь одному — тому высокому, который, в свою очередь, обещал жениться на другой…

Высокий кричал и ругался, его беспокоили потерянные вещи и подарки. Брошенная им женщина кричала еще громче: она ревновала к дочке старосты, более завидной невесте, чем она. Лишь тот, кого обвиняли, не промолвил ни слова. Парень был печален и с болью смотрел на девушку, при всех так легко отказавшуюся от него.

— Если обещала выйти замуж ему и отцу, зачем встречалась с другим? — спросила стальная маска. Девица пожала плечами.

— Мне он надоел.

— Почему не сказать об этом?

— Зачем?

— Ты знала, что он любит тебя. Это правда, ведь до сих пор он не сказал ни одного плохого слова о тебе. Люди! — произнесла Далмира. — Кто‑нибудь может свидетельствовать против него? — она указала на обвиняемого. — Если да, пусть скажет сейчас!

Толпа молчала.

— Никто про него плохого не скажет, — пробасил кряжистый кузнец. — Он на других девок не смотрел. А этому я бы кое‑что укоротил…

Кузнец указал на длинного ухажера, и люди засмеялись.

— Подарки ей дарил! — крикнула какая‑то женщина. — В город ездил, на работу нанимался, чтобы денег заработать. Сколько у ней уже добра от него!

— А ты считать будешь? — огрызнулась молодая. — Дарил, значит, я того стою!

— Любил, если дарил, — произнесла золотая Маска. — А вот стоишь ли…

Староста поджал губы. Похоже, история с дочкой его не радовала.

Судьи переглянулись. Народ гудел и спорил. Затягивать не стоило. Решение должно быть быстрым и верным.

— Десять ударов плетью! — сказал Аргерд, указывая на девицу. Та испуганно ахнула. — Все подарки вернешь. Обоим.

— Неправильно, — возразила Далмира. Маски синхронно повернулись в ее сторону. Над площадью повисла тишина. Судьи спорят!?

— Он виноват не меньше, — девушка указала на длинного ухажера. — Обвиняет женщину, сам же считает вправе поступать так же. Это несправедливо.

Поднялся говорок. Стоявшие за спинами мужей женщины одобрительно закивали.

— Тогда, чтобы было справедливо, разделим плети наполовину. Ему пять и ей, — сказал Аргерд. Далмира согласно кивнула.

— А девушку пусть накажет отец. Он плохо воспитал ее, пусть исправит ошибку, — взял слово Инсторн. — А его пусть накажет она.

Маска показала на обманутую женщину, и люди расхохотались.

— Ты шутишь, Судья? — скривился высокий. — Где ж это видано…

— Ты боишься пяти ударов от женщины? — спросил Инсторн. — Какой же ты мужчина?

— Дайте ей плеть! — приказал Аргерд. — А ты — снимай рубаху! Впрочем, если хочешь, я накажу тебя.

Обманутая была не столь красива, как разлучница, зато крепка, коренаста и решительна. Выхватив плеть у Судьи, она смерила высокого взглядом:

— Жаль, что всего пять… Но я постараюсь!

Мергины уже не сдерживали улыбок. Далмира видела: ее решение понравилось многим, если не всем.

— Ты хорошо судила, — сказал Аргерд, когда они покинули селенье. — Что скажешь, Инсторн?

— Да, так и есть.

— Я удивлена, — сказала Далмира.

— Удивляешься, что нас призвали судить подобные пустяки? — спросил Аргерд и снял маску. — Да, бывает такое, но это лучше, чем осуждать и карать за убийство, ты уж поверь.

— Я верю, — кивнула девушка.

— Помню, ты спрашивала, ошибались ли мы? Открою тайну Судей, — слегка улыбнулся Аргерд, его суровое лицо разгладилось. — Мы умеем видеть то, чего хотят люди. Часто они сами выносят приговор, мы лишь его подтверждаем. Мы, мергины, живем не по писаным законам, а по тем, что в сердце у каждого. Написанное всегда можно переправить, закон в душе человека — нет.