— Что станешь делать, когда придешь домой? — спросил Улнар.
Фран только вздохнул:
— Я так давно не был дома.
— Тебя там ждут? — спросил Улнар.
— Да… То есть, уже нет.
— То есть как?
— Кто станет ждать осужденного на Кхинор?
Улнар кивнул, не говоря ни слова. Это правда. Для всех они — мертвецы. Те, кто знает об их судьбе и участи, отвернутся, не признавая, а то и шарахнутся, как от призраков.
Ему легче. Соратники по Братству не знают, что Улнар осужден. Кое‑кто видел его среди осужденных, но, скорее всего, уже выбросил из памяти. Что ж, тем проще. И что ему делать? Куда идти? Снова сражаться с морронами? Улнар защищал Арнир, но воевал еще и потому, что это приносило деньги. Теперь за его спиной набитый асирами кошель. И воевать не хочется. Навоевался. Улнар подумал, что теперь мог бы победить ранившего его эмона, но мысль не принесла радости. Что ему с той победы? Он отдал бы все, чтобы избавиться от зелья Гунорбохора, но, похоже, от него избавит только смерть.
Не сговариваясь, в первый же день свободы они не стали принимать зелье. Тянули день, затем ночь… А наутро едва могли поднять руку. Жестокая боль скрутила тело, казалось, оно горело заживо. Фран быстро сдался, Улнар боролся еще целый следующий день. Скрипя зубами, он терпел, но выдержать не смог и вдохнул зелье… Больше они таких попыток не делали. Проклятая ведьма права. Лучше умереть быстро, чем в таких мучениях…
Никогда в жизни Улнар не подумал бы, что пойдет по Кхинору, не таясь. Когда однажды отряд чернолицых нагнал и окружил их, Улнар протянул вожаку флакон Ош–Рагн. Предмет возымел магическое действие. Грозный, увешанный фигурками из костей убитых врагов, моррон склонился, точно раб, и просил позволения ему и его отряду уйти…
Костер догорал. Пора бы и спать. Улнар спрятал флакончик в поясной карман, так, чтобы не потерять и легко вытащить в случае опасности. Фран держал его в подвешенном на шее мешочке.
Обнаружив рощицу неподалеку от воды, товарищи срубили несколько деревьев. Для двух обычных людей тащить эти стволы до воды было непосильным трудом. С зельем это было легко. На берегу они связали плот. Переправа через могучий Кхин не страшила — теперь мало что могло их напугать.
На последней стоянке в Кхиноре Улнар вспомнил последний разговор с отцом. Он помнил почти каждое слово. Тогда Улнар был слишком мал, чтобы понять то, что хотел открыть отец, но сейчас его слова наполнялись новым, поразительным смыслом…
— Ты не должен ничего и никого бояться, Улнар. Даже смерти.
Отец сделал многозначительную паузу:
— Смерти боятся все, и это делает людей слабыми. Мысли о смерти губительны не только для воина. Они побеждают самый гордый дух, как грязный поток, замутняют сознание и разбивают волю. Пройдет время, и я уверен: ты постигнешь многие тайны, научишься искусству побеждать, сможешь многое, сможешь даже изменить мир!
— Как я смогу изменить мир? — только и выговорил Улнар.
— Скажу тебе то, что знают все, но понимают лишь избранные: будешь силен — сможешь изменить мир. Будешь слаб — мир изменит тебя! Запомни это накрепко.
— Я запомню, отец.
— Я не учу тебя презирать смерть, нет. Не только жизнь, смерть тоже имеет цену, известную лишь богам. Поэтому не стоит ни презирать, ни страшиться того, что ниспослано свыше…
Таким он и остался в памяти Улнара: сильным, уверенным, гордым. И добрым. Эндор был настолько непохож на других, что казался сказочным героем. Никогда Улнар не слышал от него злого слова, видел, как отец любит маму, как смотрит на нее. И иногда так странно говорит…
— Ты еще мал и думаешь, что существует много невозможного. Но знай — невозможного нет! Ни сталь, ни магия не могут противостоять тому, что здесь, — большая ладонь отца прикоснулась к груди Улнара, — человеческому духу и воле.
Отправившись рано утром, Улнар и Фран переплыли Кхин. Течение сносило их плот к югу, но товарищи не беспокоились: это даже лучше, там побережье больше заселено. Им хотелось увидеть лица арнов, услышать родную речь.
Как и ожидал Улнар, их прибытие не осталось незамеченным. Вдоль побережья тянулась цепочка сторожевых башен, и дозорные заметили незваных гостей.
Очень скоро друзей, направившихся в сторону Далорна, остановил отряд вооруженных воинов.
— Кто такие? — спросил старший, угрюмый вояка с бритым и загорелым на солнце черепом. Десяток копий и мечей окружили пришельцев.
Улнар и Фран переглянулись. Они давно условились, что будут говорить и как. Если признаться, что они беглые осужденные — неизвестно, как повернется дело. Вдруг снова отправят за реку?
— Я вольный воин, — сказал Улнар, показывая татуировку Братства. — Мое имя Улнар, меня знают в Братстве.
Патруль, окруживший их, не принадлежал Братству. Это были воины одана, но часто бывавший в Приграничье Улнар знал всех их начальников.
— А ты?
— Я тоже, — сказал Фран. На его руке не было знака Братства, но охотник предусмотрительно надел наручи, да и стражей интересовало иное…
— Почему вас всего двое? — спросил бритый.
— Ты знаешь, что бывает в Кхиноре, — ответил Улнар. — Хотя, откуда тебе знать…
— Отвечай прямо.
— Идем отрядом, а возвращаемся группами. Как придется. Отведите нас в Северный лагерь, к Дорану. А если вы с юга, то к Элорну.
— Ты знаешь Элорна? — спросил командир. Его лицо смягчилось.
— Я бывал в Кхиноре три раза. Уже четыре, — поправился воин. — Неужели я не знаю Элорна? Думаю, и он помнит меня.
— Он думает, что мы шпионы морронов, — криво улыбаясь, добавил Франир. Окружившие их воины рассмеялись, и напряжение спало. Действительно, парни вооружены, имеют знак Братства, чего же еще?
— Ладно, братья, идите, — кольцо воинов, повинуясь жесту десятника, распалось. — Удачи вам.
— И вам удачи, — сказал Улнар. — Следите за рекой. Морронов на том берегу — тысячи.
Пошел дождь. Крупные капли падали на землю, смывая пыль с густой, упорно цеплявшей за ноги, травы. Перелесок кончился, и за серой пеленой обнаружилась дорога. Блестя мокрыми, отполированными тысячами ног каменными плитами, она тянулась с севера на юг вдоль Кхина и служила для быстрой переброски войск вдоль границы. Во избежание засад подступавший к дороге лес вырубили, дерево пошло на сторожевые башни.
— Ну, что, друг, — сказал, останавливаясь, Фран. — Мне на восток, тебе на юг.
— Да, — сказал Улнар. Небо над головами светлело, колыхавшиеся на ветру деревья стряхивали остатки дождя. — Удачи тебе, друг.
Они обнялись. В глазах Франа стояла тоска.
— Как думаешь, мы еще встретимся? — спросил он. Охотник был угрюм, Улнар чувствовал, как тяготит друга «подарок» морронов.
— Арнир велик, — расхожей фразой ответил Улнар.
— А я думаю: не попусти боги нам встретиться там, — охотник кивнул в сторону запада. — У нее.
Улнар старался не думать об этом, но разве забудешь, если проклятое зелье каждый день напоминает о себе. Будем жить, будет время подумать, решил воин.
— Все может быть, — сказал он. — Не отчаивайся, Фран.
— Я спрошу наших ведунов, — сказал охотник. — Может быть, они найдут противоядие.
В его голосе не было уверенности.
— Знаешь, Фран, — сказал Улнар, — Один одноногий долго жаловался на судьбу, пока не встретил человека без ног… Все в наших руках. И зелье тоже. Мы можем принять свое решение, Фран.
— Да, это так. И я его приму! Прощай, воин, — он поднял предплечье, и Улнар прикоснулся к нему в приветствии вольных воинов.
— Прощай.
Свежий ветер разогнал остатки туч, и солнце заблестело до того ярко, что на душе у воина стало легче. Он всегда чувствовал себя лучше, когда в небе висело сверкающее светило — оно будто бы питало его своими лучами, и в такие яркие дни воин, как никогда, был уверен в своих силах.
Дорога привела к ручью, через который перекинулся небольшой каменный мостик. Здесь же стоял каменный столб, разделявший земли Далорна и Ринересса.
Улнар подошел к мосту и увидел несколько хешимских повозок. Кучка людей столпилась у берега. Воин подошел ближе. Один за другим люди обернулись — и Улнар увидел хмурые ожесточенные лица.
