Улнар шел, ощущая себя предателем. Это странное чувство возникало всякий раз, когда воин покидал Приграничье. Братья бьются в Кхиноре, сдерживая морронов, а он идет в Ринересс, с каждым шагом удаляясь от опасности и смерти. Привыкший к походной жизни Улнар в мирном Арнире ощущал себя бездельником. Братство жило границей, походами и обороной, зарабатывая на жизнь трофеями и головами морронов, за которые одан платил асирами. Таков удел вольного воина. Путь, который он выбрал.

Он шел и шел. Дубравы сменялись возделанными полями, холмы — заросшими высокой травой низинами. Изредка проезжали крестьянские повозки и, качая рогами, ленивые кроги косились на воина добрыми лиловыми глазами. Иногда Улнар видел эмонгиры — обители местной знати. Сложенные из дикого неотесанного камня, они выглядели, как маленькие крепости. Соперничая в древности и славности рода, эмоны соперничали и здесь. Каждый эмонгир тянулся в небо островерхими башнями, стараясь превзойти и перерасти соседей, а возводили их на холмах и скалах.

Местность менялась, и когда покатые крыши поселков сменились островерхими, Улнар понял, что он — на земле Ринересса. Вот и дорожный знак: каменная статуя с распростертыми в стороны руками. Одна длань указывала в сторону Далорна, другая на восток. Граница. А что для него граница? Названия другие, а люди те же, и тот же язык. Изучая историю в школе «Двух Мечей», Улнар знал, что двести лунных перемен прошли с поры, когда пришедшие сюда племена арнов, еще варварские и дикие, основали первые поселения. Затем последовал альянс с Древними — остатками великого народа, бежавшего от чего‑то, чему на языке арнов названия не было. Благодаря своей учености, Древние быстро заняли главенствующие роли в разрозненных и часто воюющих племенах арнов — и с той поры Арнир не знал войн. Древние сумели примирить былых соперников и создали несколько оданств, из которых и сложился Великий Арнир — обширные земли от восточного моря до реки Кхин.

Ночное нападение в Далорне воин вспоминал с улыбкой: хоть какое‑то развлечение. Ему, бывалому бойцу, казалось диким, что даже здесь, на пустынной дороге, он не смеет обнажить меч. Законы Ринересса, в границы которого он вступил, если и отличались от законов Далорна, то в худшую сторону. Иметь оружие мог каждый — но упаси Сущие расхаживать с ним, как заблагорассудится. Носить меч — привилегия эмонов и стражей, любой человек с готовым к бою оружием считался врагом одана, и с ними не церемонились: ссылка за Кхин, что равносильно смерти, либо оданские рудники. В Братстве поговаривали, что новый порядок направлен против мергинов — ревнителей старой веры, живущих, как правило, вдали от городов. Мергины признавали власть одана, но не признавали суда фагиров — противников по вере. Разногласия перерастали в беспорядки, и мергины уходили в леса, берясь за оружие. В славном Ринерессе мергином именовали всякого разбойника, что не мешало одану требовать с еретиков налоги.

Нет перекрестка, где не стояла бы таверна, говорили в Арнире, и это было правдой. Подойдя к перепутью, воин узрел кособокое, с опаленной стеной здание, построенное Сущие знают из чего. На путника смотрели прикрытые ставнями и казавшиеся недобро прищуренными глазницы окон. Дом окружала изгородь, служившая скорее преградой для крогов, чем защитой от хищников или недобрых людей. Калитка была открыта.

Как полагалось доброму гостю, Улнар объявил о приходе, стукнув повешенной у ворот колотушкой в бронзовое било — и поморщился от резкого звука.

Из‑за дома показалась женщина, оглядела воина и, вытирая руки о надетый поверх простого платья фартук, произнесла:

— Хозяин внутри. Заходи, не стой.

Едва переступив порог, Улнар столкнулся с хозяином, низеньким и тощим, как деревяшка:

— Прошу тебя, садись, — затараторил тот. — Есть горячая каша с салом, а пожелаешь, приготовлю птицу — сегодня она еще летала по лесу!

Улнар кивнул:

— Птицу не надо. Давай кашу. И вина. Вино какое?

— Аримское!

Улнар усомнился, но глазки трактирщика смотрели с таким беспримерным обожанием, что прочитать в них обман было решительно невозможно. «Врет ведь, — усмехнувшись, подумал воин. — Аримское! За бочку аримского можно купить всю эту халупу…»

— Ладно, давай, — сказал он. — И наполни флягу, только смотри: окажется уксусом — выпьешь сам!

Каша оказалась неплохой, горячей, с обжаренными, ароматно пахнущими кусочками копченого мяса. Вооружившись куском хлеба и ложкой, Улнар принялся за еду. Очистив тарелку, налил в кружку вина и поднес ко рту. Ну, хозяин, ну ловкач! Другой бы выплеснул пойло в физиономию, но Улнар стоически выпил, усмехаясь: хозяину недолго этого ждать. В походах за Кхин, случалось, собирали воду в грязных заболоченных ямах, и такое винцо пошло бы как аримское… А вот каша здесь отличная!

Снаружи послышался шум. Внутри дома звук била не казался таким невыносимым. Еще гость, подумал воин. Судя по мычанию крогов, гость непростой. Хозяин прислушался и выбежал наружу. В приоткрывшуюся на мгновение дверь ворвался блеск стали. Улнар повернул голову, чтобы краем глаза видеть входящих. В таверны на глухих перепутьях частенько захаживает всякий сброд, и воина удивляло, что хозяин не только не вооружен, но и не имеет пары крепких помощников. Напрасно.

Двери распахнулись, и маленький зал тотчас же стал тесен. Четверо вооруженных до зубов мужчин ввалились внутрь, последний вел за руку девушку. Компания проследовала мимо воина и расселась у сложенного из неотесанного камня камина. Улнар почуял оценивающие взгляды, но встречаться глазами ни с кем не стал и сидел, уткнувшись в кружку с вином. От его взгляда не укрылись незапечатанные мечи, бледное, испуганное лицо девушки и запах, который настоящий воин не спутает ни с чем: запах свежепролитой крови…

Хозяин метался, как угорелый, на помощь ему явилась высокая сутулая женщина. Стол для гостей был покрыт скатертью и уставлен серебряными чашами. «На его месте я бы тоже суетился, — подумал воин. — Ссориться с этими людьми себе дороже, а в этой глуши — ни стражей, ни фагиров.»

Улнар глянул на девушку, и глаза их встретились. Здесь что‑то не так, подумал он. Взгляд незнакомки был затравлен и жалок, как взгляд попавшего в ловушку зверя. Она молчала, но глаза сказали все.

«Какое отношение имеют эти люди к ней? Ставлю сотню, что она эмонских кровей, — подумал воин, — прекрасно одета, платье стоит целое состояние, даже пуговицы из чистейших асиров! Парни неплохо вооружены, бывалые вояки, но не телохранители, судя по грубому языку и скабрезным шуткам. Слуги так себя не ведут. Что она делает здесь, в глуши, с такой компанией?»

Скрыть интерес не получилось. Воин в длинном, до пола, плаще встал и подошел к столу Улнара. Бледно–серые глаза и острый хищный нос выдавали в нем северянина, уроженца Гурдана.

— Ты поел? Теперь убирайся!

Улнар приподнял голову. Он понял: этот человек способен убить, не задумываясь. Улнару случалось видеть такие глаза, принадлежащие скорее зверю, чем человеку.

— Я еще не допил! — возразил он с вызовом, но заплетавшимся языком. Сидящие у камина захохотали.

— Оставь его, Тарх, — сказал старший, могучий далорец с плечами и шеей невероятных размеров. Такой сломает хребет любому голыми руками. — Иди, выпьем за нашу удачу.

Гурданец скользнул по воину ледяным взглядом и отошел.

Через минуту на Улнара не обращали внимания. Компания веселилась, явно намереваясь провести здесь и вечер и ночь. Уши воина улавливали отдельные фразы, но четко определить, что это за люди, он не сумел. Улнар склонил голову на локти, опрокинул недопитую кружку и замер. Трюк удался. Приняв его за пьяницу, компания разговорилась.

— Завтра мы получим награду. Дождемся утра — и мы богачи!

— Мой отец заплатит вам больше, — тихий голос девушки прозвучал звоном ручья, тут же заглушенный грохотом осыпавшихся камней.

— Это вряд ли! — захохотал гурданец.

— Я бы может, и согласился, но не в этот раз, — усмехнулся другой.